Анель к платью добавила браслет с аметистами, бирюзу в облике кулона на золотой цепочке, перстенёк с яшмой и серьги с изумрудами, которые очень красиво сочетались с кулоном и лайкрой. Никому из её окружения и в голову бы не стукнуло, что такой набор побрякушек, «цацек в золотой оправе» – полная безвкусица. Наоборот! Суметь заиметь такое и выходить в «свой» свет эдаким импортным попугаем – высший класс! Она завернула светло – голубые туфельки на шпильках в салфетку, уложила их в сумочку, бросила туда же сигареты «marlboro». Мужу лётчики привозили их из дальних стран. Духи « Avon Topaze» прихватила – мимоходом похвастаться редчайшим парфюмом, который для неё без труда находили стюардессы, летающие в загранрейсы. Всё. Можно было на крыльях лететь к друзьям, где весело и свободно.

Нет, рано! А глаза подвести, а тени наложить! А ресницы вытянуть и торчком поставить тушью «Louis Philippe»! Её Байрам дарил впервые на 8 марта, когда они после торжественного собрания только начали совместное движение к любви и к его разводу с Галией, и потом покупал «Louis Philippe» почти через каждый месяц, когда Галия уехала, а Анель заняла её место в сердце и койке. С дамским полом он общался давно, активно и как-то запомнил, что даже дорогая французская тушь в тубе, похожей на толстый карандаш, сохнет, зараза, и надо покупать новую. А ему летающие в загранку пилоты везли всё, что попросит.

Долгая, но упоительная процедура изготовления своего парадного облика заняла около часа. Но утро еще не ушло и весь неизбежно увлекательный день маячил в близкой перспективе как диктор телевидения: и вроде он рядом на экране, и одновременно черт знает где, на какой – то далёкой Шаболовке.

****

В Людкиной квартире дым от сигарет просачивался даже через входную дверь. Как и сводный хор солидного мужского и легкомысленного, заводного хохота в недавнем прошлом юных дам. То ли анекдоты травили свеженькие, а, может, просто напились до такого предела, когда говорить уже сложно, а ржать – запросто. Без повода. Потому как прежний повод – встреча Нового года ещё не иссяк. На звонок к двери прибежала куча народа как будто Дед Мороз, не успевший к ним в полночь, добрался-таки до квартиры тринадцать в доме номер шесть на улице Декабристов. И приволок каждому мешок с коньяком, а каждой – по мешку с апельсинами да со знакомыми по редким импортным фильмам бананами. Ну, и, ясное дело, с упаковкой тортов под кремами «безе», «шоколадный ганаш» и «патисьер». Открылась дверь и на пару секунд стало так тихо, будто в центральном читальном зале большой республиканской библиотеки, где и так всегда даже кашляют шепотом, все сразу и дружно отравились знаниями, померли и скончались с ними все звуки дыхания, сопения, полёта мух.

Перед расхристанной, крепко набравшейся шампанского и коньяка массой, стояла без Деда Мороза невинная, светлая и манящая роскошной статью снегурочка в норковой шубке, норковой круглой шапке и в итальянских сапогах, облегающих тонкой кожей выразительно красивые ноги.

– Вы чего? – удивилась Анель. – Это я, Анель. Людка, и ты меня не признала? С Новым годом! Одиноких принимаете?

– Ещё как принимаем! – шикарным баритоном сказал изящный молодой человек, одетый в блестящий серый костюм, ослепительно белую рубашку, украшенную галстуком «бабочка». Он был нетрезв, но и не надрался в зюзю. – Я – Игорь, актёр театра имени незабвенного Лермонтова. А вы снегурочка такая?

– А я Анель, – она распахнула шубу, блеснула необычно шикарным платьем, броским перстнем с яшмой в золотой окантовке, кулоном из шлифованной бирюзы и перешагнула порог. – Просто Анель. Уборщица из новых мужского и дамского туалетов в парке культуры имени Горького.

Все так жутко заржали, что из остальных квартир стали часто и поочерёдно высовываться полусонные не протрезвевшие соседи.

Анель повесила шубу, переобулась в туфли на шпильках и хотела сесть к столу.

– Анька, пожди. Покрутись тут у всех на виду, – крикнула подружка Людмила. – Пусть народ рассмотрит и мозгами сфотографирует, какая она бывает – женщина мечты! Идеал вкуса и великолепия.

Народ цокал языками, кто-то присвистнул восхищенно и весь коллектив минут пять аплодировал красавице в изумрудах, золоте и других драгоценных причиндалах не всем доступной роскоши. Потом Людка включила магнитофон «Днипро» и под первую битловскую песню «Love Me Do» все стали чокаться рюмками с коньяком и орать несложный лозунг: «С Новым годом! С новым счастьем!»

Сразу стало всем так радостно, будто новое счастье уже, наконец, только что и пришло, и раздало всем выигрышные билеты в замечательную жизнь.

Анель незаметно для шумной веселящейся бригады поправила на себе и платье, и побрякушки дорогие. Всё было на местах и всё буквально кричало о том, что давняя подружка не самых последних в столице дам теперь стоит на ступеньку повыше над ними. Украшения и одежда остальных тоже стоили серьёзных денег, но не таких, какие всего за три месяца конфетно-букетного промежутка и короткой пока семейной жизни Байрам Шарипов ухнул на бывшую ресторанную певичку, пробившуюся к нему в жены. Именно этого, собственно, она от него и ожидала. С самого первого дня, когда после собрания он подошел и без положенных при знакомстве реверансов и всяких романтических предложений обыденно, будто они вместе уже лет десять, сказал.

– Привет. Я тебя забираю у твоего любовника Миши Шувалова. И не возражай. Мне твои выдающиеся данные больше соответствуют, да и мои тебе тоже. Я тут всё же не дворник, а через год вообще начальником порта буду. Жить со мной станешь как дочка Брежнева. Всё, что хочешь, у тебя будет. А подпрыгну в крупные начальники, назначу тебя заведующей общепитом аэропорта. Там и деньги, там и директор ресторана у тебя на побегушках, не говоря уже о трёх столовых и пяти буфетчицах.

Даже сам заведующий складом приседать перед твоими красивыми ножками будет. Короче, ты мне нужна и как украшение, и как верная рука. Про любовь я не упоминаю. Врать глупо. Ни у меня её к тебе ещё нет, ни у тебя. А будет – не будет, кто знает? Да и не она главная в семье. Основное – это помощь друг другу в общей жизни. Но ты будешь у меня не просто красивой, я так сделаю, чтобы тебя называли за глаза шахиней и вели себя с тобой, преклоняя головы. Это не слова. Я сказал! И так оно будет.

–Байрам Каримович, – робко полезла к нему в душу Анель. – Тогда женитесь на мне. Просто так я с Вами жить не стану.

Шарипов кивнул.

– Не говори мне «Вы».

– Про тебя говорят, что ты хоть и переспал с половиной наших девчонок из Управления и порта, но сам – Отелло. Ревнивец бешеный. А на меня тут и не только тут почти все мужички пялятся, клеятся ко мне и слюни пускают. Так вот… Сразу побожись, что ревновать не будешь. Совсем. Думай там про меня что угодно, но ревность не показывай. Или тогда давай на этом нашем разговоре наши отношения и закончим. Я тоже не с помойки. Покручусь перед секретарём обкома, так и он в любовницы заберёт без раздумий. А уж как он меня щедростью одарит – ни в одной сказке не прочтёшь. И с Галиёй своей разведись быстро. У тебя блат везде. Тянуть не будут. Вот сразу же как разведёшься – идём в «ЗАГС». Прямо на другой день.

– Принимается, – улыбнулся Байрам. – Но обоюдно. Ты тоже не ревнуешь. Тогда живём с удовольствием, а начнёшь шпионить и неверность мою отлавливать, забирай из дома всё, что хочешь и вали в толпу разведёнок. Поняла?

– Не буду ревновать. Тенгре-Аллах да услышит меня! Клянусь перед ним, – сложила ладони на груди Анель.

– Мы с тобой ислам приняли, мы сунниты, мусульмане и дороже клятвы, чем перед Тенгре-Умай – Аллахом нет у нас. Ну, а раз уж поклялись, то слову будем верны, – Шарипов взял её за руку. – Сегодня после работы подойдешь к нашей конторе, я выйду к своей «волге» и поедем ко мне. Завтра с утра дам тебе большую машину, шофёра и помощника. Перевезёшь всё своё. Теперь мой дом – твой тоже. С сегодняшнего дня живём вместе. Вот тебе ключи от квартиры. У меня тоже есть. Договорились?

Анель поднялась на носки и поцеловала Байрама в губы. Он её крепко прижал к себе. Всё это значило, что началась новая жизнь.

***

За новогодним столом подружки Людки народ потихоньку стал пьянеть. Разговаривали громче, смеялись дольше и заливистей, пили на брудершафт и танцевали под звуки, слетающие с магнитной плёнки, но никем не узнанные. Да этого уже и не требовалось. Можно было двигаться в такт – и ладно. К Анель пришел со своим стулом парень в модном сером блестящем костюме с густо покрытым бриолином черным волосом на пробор. Это он в прихожей разглядывал её как очень дорогую неразвернутую шоколадную конфету, с которой ему не терпелось побыстрее содрать фантик и сожрать непременно в кровати. Он надрался в меру, не нёс пошлятины и не лапал руками, что Анель оценила.

– Я Игорь, – сказал он, взял её руку и нежно поцеловал в палец рядом с чудо-перстнем. – Танцевать не предлагаю. Не умею. Пить тоже не зову. Уже и так перебрал. А женщин сильно пьяных моя сущность отторгает. Я тебе предлагаю поцеловаться взасос. Вот сколько смотрю на тебя, столько и мечтаю.

– А зачем? – начала кокетничать Анель. – Вон сколько девушек. Хоть взасос их, хоть вразнос! А может у тебя вообще гадкое желание – замылить мне уши и голову да в койку бросить?

– Ну, если для тебя это мероприятие – гадкое, то тогда я пошел. Сяду в спальне и буду читать газету «Гудок». Вот она. На кухне взял. Ты можешь позволить мне такой способ самоубийства – прочесть «Гудок» от передовой до вкладыша, а от него до последнего некролога в конце газеты?

Анель развеселилась.

– Нет, не могу. Живи. Хорошо ведь жить. А если не «Гудок» читать, то что вместо него?

– Я живу этажом выше. Дома нет никого. Жена от меня ушла пару лет тому назад, поскольку я бабник. А я, правда, бабник. Но люблю только таких красоток охмурять как ты. А вас таких мало. И тебя упустить – просто дикость с моей стороны! Я, может, даже отравлюсь уксусной кислотой или дустом если «обломлюсь». Пошли ко мне?

Анель подумала секунд пять. Собственно, если они на час выскочат – даже Людка, хозяйка, не сообразит. Все дуреют ускоренно от смеси сухого вина, шампанского и коньяка.

– Ты иди. Через пять минут я. Квартира какая? – она ткнула Игоря пальцем в галстук «бабочка» и томно откинула голову назад, прикрыв на мгновенье лицо тёмным волнистым локоном модной прически.

– Семнадцатая, – Игорь подмигнул и как тень скользнул от стула к двери прихожей.

– Ну, Шарипов мой ночью сегодня в какой-нибудь баньке тоже «Гудок» читать не будет и вряд ли станет до утра писать отчёт о расследовании аварии, – сказала сама себе вслух Анель и незаметно ушла в квартиру под номером семнадцать, где не без приятных ощущений часа три провалялась с Игорем в постели, после чего они оба протрезвели, да ещё и устали.

– Вот выпить у меня нет ничего. Всё Людке отнёс, – Игорь оделся и пошел к зеркалу причесаться и наложить на пробор бриолин.

Анель тоже привела себя в порядок и финальным элегантным движением накинула на шею бирюзовое колье.

– А ничего так мы…– засмеялась она. – Не посрамили ни мужской пол, ни женский.

– Да ты прелесть! Слива с вином в шоколаде. Я от тебя балдею и не против буду повторить, – обнял её Игорь.

– Всё в жизни лотерея, – Анель чмокнула его в щёку. – Может и подвернётся выигрыш ещё когда.

Она потянула Игоря за руку и через пять минут они сидели за столом, очень увлечённо съедая бутерброды с черной икрой, как будто и не выходили, не покидали праздник. Время до вечера бежало скачками. То неслось, опережая все настенные часы под шустрые зарубежные фокстроты, гулкий топот туфель, истерический хохот после анекдотов, то падало в полуобморок и тащилось, чуть живое, цепляясь секундами за тарелки, бутылки, ботинки и туфли, которые хозяева сбросили под столами, чтобы обувь на сдавливала в ногах пространство, куда ещё кроме желудка и кишечного тракта могли вместится коньяк и шампанское.