Это так на меня лорд Тхан влияет, не иначе. Раньше за собой такой глупости я не замечала.

Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Я всегда говорю раньше, чем успеваю хорошенько подумать!

– А вы как думаете? – прищурившись, обманчиво мягко спрашивает ректор. И, не дождавшись ответа, холодно продолжает: – Нельзя, разумеется! Поэтому вы сейчас и стоите передо мной. Подобное поведение неприемлемо для студентов академии Далвэйт.

– Он заслужил! – глухо выпаливаю и опускаю глаза, чтобы не видеть реакции лорда Тхана на свою дерзость. Теперь наравне со страхом во мне борется обида.

Я поступила, может, и не очень хорошо, но оправданно. А как иначе? Неужели на моем месте кто-то из девушек стерпел бы подобные непристойности, которые позволял себе магистр зельеварения?!

– Заслужил? Позвольте узнать чем. Чем магистр Пинталь заслужил быть облитым неизвестным зельем, от которого у него на лице ожоги?

Ожоги?! Ох, богиня-матерь, защити…

Пока я пытаюсь успокоить зачастившее сердце и прыгающие от пугающей новости мысли, терпение ректора Тхана похоже заканчивается.

– Молчите? Вам нечего сказать? Что ж, тогда скажу я. Подобное поведение я не могу вам спустить, несмотря на вашу успеваемость и хвалебные отзывы других магистров. Вы будете…

Не в силах слышать, как меня отчисляют, сквозь набежавшие слезы выкрикиваю:

– Прошу, дайте мне шанс!.. Это первое мое нарушение… Не отчисляйте меня, пожалуйста… – уже на грани шёпота договариваю.

Я особо не надеюсь на понимание ректора, и всё же… не могу спокойно принять своё отчисление.

Думать о том, как заявлюсь на порог родительского дома без диплома, позорно отчисленная почти после полутора лет обучения, было выше моих сил.

Родители так гордятся мной… Я не могу их разочаровать.

Меня накрывает отчаянием. Опустив голову еще ниже, неожиданно для себя всхлипываю.

– Я вижу, что вы раскаиваетесь, – мне кажется, или голос ректора смягчается? – Но магистр Пинталь настаивает на вашем отчислении. И винить его в этом сложно. Если каждый студент будет реагировать подобным образом, как вы, на плохую оценку, то учить молодое поколение будет некому. Вы понимаете это, студентка?

– Понимаю, – киваю. И, шмыгнув носом, проглотив гордость и сидящее во мне чувство справедливости, добавляю: – Подобного больше не повторится. Я обещаю.

Несколько долгих секунд ректор Тхан хранит молчание. Я чувствую на себе его тяжелый внимательный взгляд, но посмотреть в ответ не решаюсь. Продолжаю разглядывать носки новых форменных туфель, борясь с желанием позорно разрыдаться на глазах у ректора.

Вот прямо так и хочется, опуститься на мягкий светлый ковер и разреветься в голос. От обиды, испытанного унижения и страха.

Громко. От души. Так чтобы даже строгого лорда-ректора, тронуло. Но я креплюсь. Молчаливо глотаю ком обиды и жду.

– Я не стану вас отчислять, – наконец произносит лорд Тхан. И я облегченно выдыхаю. Даже слезы высыхают как по волшебству. – Но вы должны принести извинения магистру Пинталю. И вы будете наказаны: неделю будете убираться в подвальных лабораториях после практических занятий.

Тут я не сдерживаюсь и кривлюсь. Благо ректор не видит моего лица, я по-прежнему не поднимаю головы. Уборка в лабораторных кабинетах занятие неприятное, трудное и зачастую мерзко пахнущее. Но больше меня расстраивает не наказание. А то, что придется извиняться.

Извиняться перед мерзавцем-магистром не хочется совершенно, но еще больше не хочется быть отчисленной. Поэтому приходится вновь подавить свою гордость и покладисто ответить:

– Я извинюсь перед магистром.

– Хорошо. Вы можете быть свободны, – потеряв ко мне интерес, ректор Тхан берет в руки документы и углубляется в работу.

А я спешу покинуть его общество.

Оказавшись в приемной, прислоняюсь спиной к двери и на мгновение зажмуриваюсь.

– Отчислил? – глядя на меня с сочувствием, громким шёпотом спрашивает госпожа секретарь.

– Нет – качаю головой.

– Чего тогда такая бледная? Вроде он даже не кричал, – недоумевает женщина.

А ему и не надо было кричать, у меня и от спокойного голоса ректора сердце в пятки убежало. Есть в нем что-то такое… пугающее, от чего даже находиться рядом тяжело. Не говоря о том, чтобы выдержать его темный, как самая непроглядная ночь, строгий взгляд.

Если быть объективной, то я еще легко отделалась. Малой кровью, как сказали бы студенты.

Так отчего ноги такие ватные?

– Давай приходи в себя и топай на занятия.

– У меня закончились занятия на сегодня. – Тихо отзываюсь, чувствуя, как после пережитого напряжения наваливается усталость.

– Тогда отдыхай иди. А еще лучше, в столовую загляни – поешь. Тебе не помешает. Бледная, худая… Того и гляди в обморок упадет, – причитает госпожа Шварс.

Попрощавшись, на нетвердых ногах покидаю приемную ректора. Так как есть из-за переживаний сейчас не способна, иду в комнату, где дожидается взволнованная подруга.

– Ну что… отчислил? – стоит только войти, вскакивая задает вопрос Мина, в тревоге заламывая руки.

– Нет, – устало отвечаю и, доплетясь до кровати, падаю на неё.

– Нет? Так это прекрасно! Чего ты тогда такая расстроенная? Сильно ругал, да?

– Мне придется извиниться перед Пинталем, – убито говорю.

Вдали от ректорского взора злость на магистра Пинталя вновь возвращается. И мысль о том, что предстоит перед ним извиняться, убивает. Вызывает протест и негодование.

Гад! Мерзкий развратник!

– Неприятно, конечно, но это лучше, чем быть отчисленной. Ты так не считаешь? – присаживаясь рядом, осторожно говорит Мина.

– Считаю. Поэтому и согласилась извиниться, – тяжело вздохнув, произношу.

Ничего, как-нибудь переживу. Зато магистр остережётся еще раз делать мне непристойные предложения.

– Будь осторожна теперь с магистром Пинталем. Он злопамятный, – предостерегает подруга. – Уверена, узнав, что тебя не отчислили, будет придираться на занятиях.

– У меня нет выбора. Буду терпеть. Он у нас только семестр будет вести занятия. И экзамена по его предмету нет. Справлюсь, – куда увереннее, чем чувствую, отвечаю.

– Надо было рассказать ректору, что он к тебе приставал, – укоряет Мина, тяжело вздохнув.

Она с самого начала настаивала на официальной жалобе на магистра Пинталя.

– И что, думаешь, мне бы поверили? – горько хмыкаю. – Слово уважаемого магистра против студентки, получившей тройку за проверочную работу. Как ты думаешь, кому поверил бы ректор?

– Ректор Тхан не такой, как бывшей ректор Фрамтес.

– Откуда тебе знать?

– Ну… так говорят… Ректор Тхан справедлив и благороден.

– Ага… ректор Фрамтес тоже из благородных. И это не мешало ему брать взятки и закрывать глаза на издевательства над студентами, учащимися бесплатно, – воспоминания о первом годе обучения в академии еще свежи.

С приходом нового ректора всё сильно изменилось. Теперь «элита» притихла, боясь впасть в немилость лорда Тхана. Но разве это можно расценивать как «в стенах академии все равны»?

Думается мне, что нет. Магистры всегда выше студентов. Особенно тех, за кем не числится знатный титул и богатые родители.

– И все же ты зря смолчала, – стоит на своем Мина.

– Тебе не понять, – махнув на нее рукой, чуть раздраженно отвечаю. И, поднявшись, сажусь за стол готовиться к занятиям.

Родители Мины хоть и не имеют титула и родовитых предков, богаты. Неприлично богаты. Поэтому ей, выросшей в достатке, не привыкшей к реалиям жизни обычных людей, сложно понять, что иногда легче смолчать, чем кричать о своей правоте.

Зачастую те, кто кричат, просто срывают голос, так ничего и не добившись.

– Я переживаю за тебя, а ты… машешь на меня, – обиженно произносит Мина, демонстративно пересаживаясь на свою кровать.

Взяв сумку соседка начинает вытаскивать из неё тетради не глядя на меня. Пару секунд понаблюдав за ней, испытывая вину за невольно нанесенную обиду, примирительно произношу:

– Прости… У меня выдался непростой день. Я не хотела тебя обидеть.

Несмотря на некую избалованность и инфантильность, Мина хорошая девушка. Добрая, честная и ранимая. Она замечательная подруга, я успела убедиться в этом за время обучения. Поэтому обижать её – последнее дело.

– Да ладно. Все в порядке. Знаю, ты не со зла, – легко забыв об обиде, говорит подруга. – Давай вместе готовиться?

– Давай, – улыбнувшись, двигаюсь, чтобы Мина смогла сесть рядом.

Следующие два с половиной часа мы заняты учебой и, лишь когда за окном темнеет, закрываем учебники и начинаем готовиться ко сну.

Глава 2

– Думаешь, мне нужны твои извинения? Ты, безродная девка, как вообще посмела проявить ко мне неуважение?! Из-за тебя я больше суток провел у целителей. Вон, до сих пор покраснение осталось! – от ора магистра Пинталя хотелось закрыть уши. А еще лучше – взять и уйти. Пусть себе орет на здоровье один. Но нет, подобного я не могла себе позволить.

Я обещала ректору, что извинюсь. И я извинилась. Да только магистр, чтоб ему жизнь только темной бесконечной полосой казалась, отказывался принимать мои извинения.

Орал на меня как полоумный. Даже вены на шее вздулись и, казалось, еще немного усилий, и они попросту лопнут.

– Мне жаль, – совершенно не испытывая угрызений совести, вставляю, когда он на мгновение смолкает.

– Жаль ей!.. Да плевать я хотел! Убирайся из академии! Таким, как ты, тут не место!

– А каким место? – вскинув взгляд на раскрасневшееся холеное лицо магистра, спрашиваю.

– Тем, которые знают свое место! Ты, безродная, ничего из себя не представляющая девица, как смеешь дерзить мне? Я проявил к тебе жалость, протянул руку помощи, а вместо благодарности ты отправила меня на целительскую койку!

Рука помощи? Как только язык повернулся ляпнуть подобное?

У него вообще ни стыда, ни совести нет, что ли?!

– То, что ваша рука делала, помощью не назвать! – всё же не сдерживаюсь я. – Пусть у меня и не знатное происхождение, это не значит, что у меня отсутствуют гордость и честь. Я в состоянии без чьей-либо «руки помощи» справиться с учебой.

– Справиться с учебой? – злобно усмехается магистр. – Уверяю, с моим предметом ты не справишься! Гарантирую!

– Справлюсь! – выучу, вызубрю всё. Даже больше, чем нужно. Чтобы у магистра и шанса не было меня завалить.

– Не справишься! – отрезает он.

– Специально будете занижать оценки? – доходит до меня, и душу охватывает злость.

Вот же мерзкий слизняк!

Вместо ответа магистр Пинталь едко улыбается. И вот эта его улыбка говорит вместо слов.

Будет занижать оценки, как бы я ни старалась.

Так как ничего приличного я сказать не могу, то просто стою и молчу. Сверлю гневным глазом магистра, в душе мечтая, чтобы он под моим взглядом превратился в пепел.

К сожалению, сила мысли не работает. Магистр превращаться в пепел не желает.

– Поняла наконец, что от меня зависит, продолжишь ты учебу или нет, – довольный тем, что я замолкла, произносит магистр. Он делает шаг и, нависнув надо мной, продолжает: – Я могу стать причиной твоего отчисления или… стать тем, благодаря кому учеба станет в удовольствие. Я даю тебе еще один шанс, подумай хорошенько. Не упусти возможности. Больше я не буду столь добр к тебе.

– Что вы имеете в виду? – через силу выталкиваю из себя вопрос.

Догадываюсь, что ничего приятного не услышу, и все же спрашиваю. Наивно полагаю, что прошлый инцидент хоть чему-то научил его.