– Фатхелислам-ага, спасибо вам большое за Зухру, не дали вы ей помереть. Всем тогда худо было, и сам я чуть не отдал богу душу, но я не забывал о ней. Наша сестренка Зулейха у меня, тоже чудом выжила, крепкой оказалась, и ей нужна сестра. Разреши мне забрать Зухру в Каранелгу… Да и негоже молодой женщине жить одной у мужчины…

Фатхелислам надолго задумался. Что уж говорить – привык он к ней за это время. И как без такой хозяйки жить, когда он только-только развернулся в торговле.

Голод, обезлюдивший половину села, к этому времени прошел. Вернулись с войн с окраин России сельчане. Коммерсантам, торговцам и крестьянам дали волю, и Фатхелислам стал богатеть на глазах, начал строить новый дом. Все время был в разъездах, отсутствовал неделями. У него появились друзья-компаньоны во всех окружающих селах, и их дом никогда не пустовал – всегда кто-нибудь да ночевал по дороге по своим делам.

Он покупал у сельчан зерно, менял его на заводах на изделия из железа и продавал это потом в степных селах. Народ после войн, разрухи и голода постепенно строился, и весь этот товар был сильно востребован. Зухра не покладая рук работала по дому, обеспечивая Фатхелисламу надежный тыл, и часто он говорил ей: «Сам Аллах послал тебя умирать у моего дома…» И ему казалось, что Забир пришел отбирать у него правую руку. И тут решение само по себе пришло ему в голову:

– Забир-кустым, ты остался за отца Зухры, и поэтому я прошу: отдай мне в жены свою сестренку…

Забир, немного растерявшись от предложения такого уважаемого хозяина, помолчал и, немного подумав, сказал:

– Надо у нее самой спросить…

– Эх, молодежь, забываете вы обычаи предков – если мы сейчас с тобой ударим по рукам, то куда уж она денется. Ну да ладно, время сейчас другое, давай спросим у нее. – И они позвали возящуюся у самовара на женской половине дома Зухру. Неожиданное предложение Фатхелислама застало ее врасплох. Она уже не надеялась на чудо, но все же с каждым годом со все угасающей надеждой продолжала ждать своего Шакира.

– Ладно, вы подумайте, поговорите. А я схожу к Насыру, он хотел мне что-то заказать с Зигазинского завода.

Долго проговорили брат с сестренкой. У каждого из них были свои доводы. Трудно было ей решиться начинать новую жизнь со взрослым мужчиной в качестве жены, но, с другой стороны, за это время она успела привыкнуть к этому дому, много сделала для порядка в нем, и как все это бросать? И к возвращению Фатхелислама у Забира был готов ответ.

Так Зухра после долгих колебаний, переживаний от того, что предает Шакира, стала женой Фатхелислама. Через время он как куколку одел молодую жену, дарил ей недорогие сережки, браслеты, бусы.

Через год случилось то, что полностью перевернуло ее жизнь, сделало ее осмысленной и содержательной – под ее сердцем забилась новая жизнь… Теперь она знала, для чего нужно жить, знала, что все, что она пережила, перетерпела, было именно для этого. И щемящая боль утраты той детской светлой любви к соседскому мальчику, юноше, мужу отошла на второй план. Ее сердце наполнилось материнской нежностью и в то же время ответственностью. Она радовалась тому, что, потеряв столько близких, она даст жизнь новому человеку, восполняющему те большие потери от войн и голода. Ведь так было всегда – погибали воины, мор сжирал тысячи и тысячи, а женщины снова и снова наполняли землю жизнью. И она почувствовала свою сопричастность к великому круговороту жизни… Первой у них родилась дочь – Зайнаб, через два года и сын – Ислам.

Казалось, что во все окружение пришли мир и согласие, что, наконец, новая власть утвердилась и наступила стабильность, но недолго это продлилось. Зухре не забыть тот день, когда в село приехало партийное руководство из Красноусольска, так теперь называли Богоявленский. Всех собрали в клубе – бывшем доме Султанбек-бая, который был увешан красными флагами и лозунгами. На самом главном месте над столом с трибуной висел портрет Ленина. По стенам развешаны печатные плакаты. Зухра давно не видела всех сельчан вместе, и ее поразило то, что состав жителей сильно изменился – из прошлого окружения остались единицы; подросла молодежь, уже полностью преданная коммунистам, и называли их комсомольцами. Они с воодушевлением делали все, к чему призывала их партия, бурно отмечали новые революционные праздники. Самое страшное, что они сделали вместе с руководством, – снесли все мечети в округе, ничего святого для них, кроме Ленина и идеи равенства, не было.

Вожаком этих комсомольцев был высокий, статный рыжеватый Хабир. Сейчас он важно сидел в президиуме, рядом с секретарем партийной ячейки. Зухра узнала его, это был самый младший сын Гайши, у которых она жила в сарае. Тогда ему было лет семь. Отличался он непоседливым характером. Несмотря на голодное бессилие, он лез во все дыры. Не раз снимала его Зухра с крыши: залезет, а слезть не может. И ревет на весь двор – дранки крыши были занозистыми. Снимет его Зухра, сама еле передвигающаяся, и вытаскивает из его худой задницы занозы. А однажды он чуть не захлебнулся в помоях – увидел в грязной жиже какой-то кусочек, похожий на корку хлеба, и полез доставать. Зухра успела увидеть уже мелькнувшие над кадкой босые пятки. Вовремя вытащила его, уже успевшего хлебнуть вонючей жижи. И вот теперь он – вожак комсомола.

Говорили, что никто не соглашался на снос минарета – башенки мечети, в котором долго служил Мухаметша; он еще гордо возвышался и мозолил глаза коммунистам. Но все-таки со временем нашлись такие люди из соседней деревни…

Был хмурый дождливый день, долина реки Мендым была в тумане, горы вовсе исчезли в призрачной белизне, лишь чуть просматривалась гора Караульная. «Бригада», вооруженная лестницами, веревками, топорами и ломами, возглавляемая комсомольцами с красными флагами и лозунгами, торжественно, распевая революционные песни, прошла по затихшей деревне. Вслед им хмурые старушки шептали проклятия:

– Безбожники, чтоб вам пусто было. Мало им тех мечетей, и эту надо порешить. Чтобы вам в аду гореть…

Бригада с песнями и речевками окружила мечеть.

– Столетиями безграмотные и темные муллы обманывали и обирали простой народ, пугали наших отцов и дедов божием наказанием за неподчинение их надуманным законам. Но советская власть дала нам свободу от этого мракобесия, и сегодня мы снесем последний оплот невежества и обмана. Вперед, друзья! – так Хабир, как и положено в таких случаях, произнес свою пламенную речь.

Бригада расставила вокруг мечети лестницы, но они не доставали до высокой крыши. Повозившись, кое-как присоединив несколько лестниц друг к другу, залезли на крышу и первым делом на коньке укрепили красный флаг.

Затем скучковались вокруг башенки, решая, с чего начать. Через время раздался первый стон мечети – они поддели под обшивку минарета лом и стали отдирать доски. Крепкие гвозди, вбитые в просмоленный и высохший каркас из ели выдирались со страшным, визгливым скрежетом, напоминающим надрывный плач. И этот плач, эхом прокатившись по крышам домов, проплывал над всей деревней, отдаваясь болью в сердцах верующих. Башня стонала с каждым выдернутым гвоздем, да еще падающие вниз сухие доски громко хлопали друг об дружку, добавляя трагичности происходящему.

А молодежь хлопала в ладоши и визгом восторга встречала каждую доску, скинутую сверху. И когда от башни остался лишь голый каркас, случилось несчастье. У парня, выдирающего гвоздь, сорвался гвоздодер, он отшатнулся, потерял равновесие, ноги поехали по сырой от дождика крыше, и с самой высоты он упал на доски с торчащими вверх гвоздями…

Но все равно башня за несколько дней была разобрана, крыша как попало залатана, и теперь большое здание мечети использовалось для хозяйственных нужд. Так село лишилось самого высокого и красивого сооружения, потух свет, исходящий от священного полумесяца. И теперь привычный восторженный взгляд на красивый силуэт стройной мечети натыкался на обезображенную крышу. То, что сельчане возводили всем миром, радуясь и торжествуя, было уничтожено группкой безбожников-бездельников. Говорили, что все они позже поумирали от болезней или несчастных случаев.

Когда на следующий день комсомольцы пришли к мечети, чтобы решить, что делать с железной верхушкой минарета с полумесяцем, то оказалось, что среди кучи досок ее нет. Кто за ночь смог унести это тяжелое металлическое сооружение и куда, так и осталось для всех загадкой.

Приезжий важный коммунист в кожаном плаще перед сельчанами держал такую речь:

– Товарищи коммунисты и комсомольцы, селяне! Наша коммунистическая партия, выполняя завещания вождя мирового пролетариата великого Ленина под руководством его верного последователя Сталина семимильными шагами идет к строительству справедливого социалистического общества. Партия взяла курс на индустриализацию страны. Это значит, что во всех городах будут строиться гиганты-заводы, мы будем сами производить машины, трактора, станки и другое оборудование. Скоро во всех деревнях, и у вас тоже, загорится электрический свет. Но для этого нужно увеличить производство зерна и сельскохозяйственной продукции. Наши города задыхаются от недостатка хлеба, мяса, молока и овощей. Индустриализация может не состояться, если мы не обеспечим город в полной мере этими продуктами. А частные хозяйства хоть и производят эту продукцию, но не в достаточной мере, так как они не могут себе позволить покупать дорогую современную технику и все делают по старинке.

Поэтому наше правительство решило избавиться от частных хозяйств и поставить сельхозпродукцию на производственный лад. Для этого принято решение объединить все хозяйства под одну крышу – создать коллективные хозяйства, сокращенно – колхозы…

По залу прошел недовольный ропот и откровенные выкрики против, и лишь молодежь обрадованно захлопала. Оратор дождался тишины и, сверкая стеклами круглых и выпуклых очков так, что казалось, будто у него вовсе нет глаз, продолжил:

– Мы ожидали такой реакции – все новое всегда встречает сопротивление. Но мы не дадим свернуть с пути, намеченного партией. Естественно, первыми будут против кулаки. Они, воспользовавшись новой экономической политикой, мудро введенной великим Лениным, обогатились и продолжают эксплуатировать своих же сельчан. А как мы знаем, наша революция и состоялась для свержения эксплуататоров. Так вот, коллективизация в первую очередь предполагает избавление от этих мелких эксплуататоров. Поэтому все должны сдать все имущество для производства хлеба, весь скот колхозу. Все будет общим! – По залу опять прошел недовольный ропот: «Как это общим, когда такое было?» – Да, да. Все будет общим. Общим все хозяйство, общим труд и урожай, который после сдачи государству будет распределяться по справедливости, по всем семьям.

– Так как это получается? Я работаю не покладая рук, пашу и день и ночь, и поэтому у меня в доме достаток, а сыновья Кельдебая будут лодыря гонять, а получать мы будем одинаково! Не-еее. Я так не согласен!

– Правильно говорит Насыр! Не будет никакой справедливости! Не все одинаково работают!

– Ха, не нравится вам, мироедам! Хватит наживаться за чужой счет, натерпелись мы до революции от Султанбек-бая и его приспешников! Не для этого мы в гражданскую кровь проливали, чтобы нас опять загнали в рабство. Колхозы всех уравняют!

Долго спорили сельчане, но точку поставил приезжий:

– Эта линия партии не подлежит обсуждению. Противники коллективизации будут уничтожены, кулаков-мироедов больше не будет. Вам нужно выбрать председателя колхоза.