Принцесса из малозначительного немецкого рода, с ранней юности запертая в темнице стратегического брака с наследником российского престола, Екатерина быстро поняла дипломатическую важность внешней, показной стороны вещей. Она использовала свой переход в православие и театрализованную коронацию, чтобы выразить любовь к приютившей ее стране, через иконографию официальных портретов демонстрировала уникальную разновидность своей женской власти.

К моменту прибытия Томаса даже необъятная территория России уже не могла сдержать амбиции государыни. Императрица готовилась к захватнической войне с Турцией на южных рубежах, при этом обращаясь на запад, к великим державам Европы эпохи Просвещения, в поисках художественного и культурного вдохновения, а также новейших плодов философской и научной мысли.

Екатерина являлась во всех смыслах общественной деятельницей, а вот Томас Димсдейл, рожденный в семействе квакеров и проживавший в обширном сельском доме у самой окраины английского ярмарочного городка Хартфорда, отец семерых детей, был по природе своей человеком закрытым и нелюдимым. Одевался он довольно просто: темный костюм, туго завитой парик. Потомственный медик, Димсдейл успел послужить хирургом и армейским лекарем, прежде чем обратиться к прививкам от оспы. Медицинская практика в графстве Хартфордшир, в Лондоне и за их пределами давала ему весьма неплохие средства к существованию, но параллельно Томас разработал новейшие и наиболее эффективные методики прививок, опубликовав их в виде трактата, который принес ему международную известность. Несмотря на успех, он не стремился к личной славе. Он проводил кропотливые эксперименты, тщательно записывал и анализировал свои открытия, стараясь не подвергать риску никого из многочисленных пациентов и не подставлять под удар репутацию прививочного дела.

И императрица, и Димсдейл отмечали: запись прививочной процедуры во всех ее физических аспектах играла весьма важную роль в их общей миссии по ее продвижению. Впоследствии об этом забыли. Историю Екатерины подчинили себе другие, предпочтя после ее смерти изображать ее тело как орудие сладострастного желания, а не как символ первопроходческой медицинской практики. Но это событие изгладилось из памяти человечества еще и из-за того, что метод прививок (английское слово inoculation происходит от латинского inoculare, означающего прививание новой почки, побега или глазка от одного растения к другому) и сам почти забылся. Новые открытия затмили «утраченное столетие» в истории иммунизации, хотя его впечатляющие достижения проложили дорогу к самой, быть может, важной медицинской методике, известной человечеству, – к вакцинации.

В основе прививки лежал принцип «клин клином вышибают». Чтобы защитить пациентов от оспы, им целенаправленно вводили крошечную дозу вируса – каплю гноя от человека, заразившегося оспой естественным путем или вследствие прививки. Материал вносили в надрез на коже, тем самым вызывая легко протекающее заболевание, дающее, однако, тот же пожизненный иммунитет к оспе, что и естественное заражение.

Эта процедура и прежде была столетиями известна во многих частях мира как народная практика. В начале XVIII в. она стала проникать в Европу из Турции. Там пожилые женщины хранили инокулят (зараженный прививочный материал) в ореховой скорлупе и вводили его детям нехитрым способом – с помощью тупой иглы. Пионеры этой практики в Британии придали ей западный медицинский лоск и внесли в нее опасные изменения, от которых постепенно отказались, во многом вернув метод к его изначальному виду, однако тут же столкнулись с антипрививочными силами – скептиками и религиозными оппонентами, убежденными, что лишь Господь должен управлять распространением недугов. Сторонники прививок проявили упорство и благодаря беспрецедентным всемирным усилиям сумели выработать безопасный и надежный метод, несущий в себе лишь минимальный риск. В Британии он применялся настолько успешно, что дальновидные доктора (в том числе и наш Томас Димсдейл) надеялись на чудо: быть может, оспу, этот бич, столетиями терзавший человечество, в конце концов удастся полностью искоренить.

Тем не менее прививочный метод имел серьезные недостатки. Живой вирус натуральной оспы – возбудитель этой болезни – остается опасным биологическим оружием, требующим осторожного обращения. Важнее всего то, что пациенты, получившие прививку оспы, на протяжении короткого периода были заразными для окружающих – существовал риск, что они, защищаясь сами, передадут смертельную болезнь другим.

Именно эти опасения побудили глостерширского врача Эдварда Дженнера (он тоже прививал оспу, к тому же в детстве сам страдал от последствий скверно сделанной прививки) проверить достоверность слухов о том, что более мягкие формы вируса оспы, которыми болеют сельскохозяйственные животные, тоже могут создавать иммунитет к человеческой оспе, но без риска заразить пациентов именно человеческой разновидностью болезни. Прививочная технология уже была доступна и проверена, Дженнеру требовалось лишь модифицировать ее, чтобы установить, справедлива ли его теория. В 1796 г. он вытянул гной из оспенных волдырей на руке молочницы, заразившейся коровьей оспой в ходе дойки, и при помощи ланцета перенес этот материал в руку сына своего садовника. Дженнер назвал эту процедуру прививкой коровьей оспой. К тому времени, когда он провел нужные испытания, доказал действенность и опубликовал методику этой адаптированной процедуры, она уже была известна под новым названием – вакцинация, образованным от латинского слова vacca – «корова».

Вакцинация стала революционным шагом в развитии науки. Она задействует иммунный отклик организма на мягкую форму заболевания, чтобы защитить человека от его смертоносной разновидности. Не прошло и десятка лет, как этот метод начал активно применяться по всему миру. Он быстро вытеснил прививки в прежнем значении этого слова. Механизм процедуры оставался тайной вплоть до середины XIX в., когда французский микробиолог Луи Пастер и немецкий врач Роберт Кох доказали справедливость микробной теории распространения болезней. Мир поддержал предложение Пастера, согласно которому слово вакцина должно было стать общим термином применительно к методам лечения, подразумевающим использование бактерий или вирусов для создания иммунитета к тем или иным инфекционным заболеваниям^{2}.

Вакцинация изменила мир, но она не появилась бы без прививочного метода старого типа. Столетие иммунологического прогресса, то самое время, в которое вступил Дженнер, проложило дорогу к одному из самых важных медицинских достижений в истории, спасшему миллионы жизней. В течение нескольких десятилетий до выхода фундаментального труда Дженнера врачи испытывали и совершенствовали метод, который он позже адаптировал. Они обменивались знаниями и вырабатывали понимание тех принципов, которые сделали возможным его следующий шаг, имевший огромное значение.

В ходе активнейшего международного сотрудничества с постоянным распространением трактатов и статей в Европе и колониальных владениях в Америке постепенно рос необходимый корпус знаний, расширялся практический опыт. Прививки упоминались в газетах, журналах, церковных проповедях, рекламных объявлениях, письмах, карикатурах, стихах. Во всем этом играли свою роль инокуляторы-любители, матери-аристократки, рабы и рабыни, философы, сироты, узники тюрем, принцессы. Эдварда Дженнера часто называют отцом вакцинации, но у нее имелось множество дедушек и бабушек, которые тоже заслуживают своего места в истории.

Оспа, жуткое «пятнистое чудовище», как называли этот недуг в Англии XVIII в. из-за характерной сыпи в виде плотных бугорков, выступающих на коже больного, была заболеванием ужасным и смертоносным. Лекарства от нее не существовало, более того, его так и не нашли. Сегодня, когда мир столкнулся с новыми кризисами, связанными со здоровьем, мы в какой-то степени утратили память о страшном воздействии этого монстра, хотя его мрачная тень по-прежнему живет в глубинах нашего воображения. Сокрушая империи и резко сокращая население целых стран, оспа тысячелетиями бушевала по миру, убивая и калеча миллионы людей из всех слоев общества и тем самым меняя ход истории.

В пору ее пугающего «расцвета» это было «самое ужасное из всех орудий смерти», как писал в 1848 г. историк Томас Бабингтон Маколей. Он отмечал: «Оспа всегда пребывала где-то рядом, наполняя церковные погосты трупами, терзая постоянным страхом всех, кого она еще не поразила, оставляя на тех, чьи жизни они пощадила, отвратительные следы своей власти»^[1]{3}. Кожа, изрытая оспинами, шрамы, как от ожогов, поврежденные конечности, слепота – все это служило постоянным зримым напоминанием о катастрофической силе вируса. Среди уцелевших жертв болезни, которые остались жестоко изуродованными ею, был и Петр, муж Екатерины. Молодой жене казалось, что его покрытое шрамами распухшее лицо «омерзительно»^[2]. Заражение вирусом было практически неизбежным. В те времена существовала поговорка: «От любви да от оспы мало кто убежит».

Мы точно знаем, когда оспе пришел конец: в 1980 г. Всемирная организация здравоохранения заявила, что заболевание искоренено. По сей день это единственная болезнь, которую удалось стереть с лица земли посредством усилий человека^[3]. Лишь за первые восемь десятилетий XX в. она уничтожила, по оценкам специалистов, около 300 млн человек^[4]. Проследить ее древние корни труднее. Никто не знает, где и когда оспа впервые стала поражать людей, хотя она, вероятно, адаптировалась постепенно, быть может возникнув в виде сравнительно безобидных форм вируса оспы одомашненных животных, когда человек впервые начал жить в сельскохозяйственных поселениях, или в результате контакта людей с дикими животными. Как показывают археологические находки, вирус закрепился на территории Восточного Средиземноморья и долины Инда уже 3000 лет назад. Лезии, похожие на оспины, испещряют лица египетских мумий 2000-х гг. до н. э. В дошедших до нас китайских и индийских письменных источниках IV в. наглядно описаны вполне узнаваемые симптомы оспы.

Спустя еще три столетия заболевание проникло в Европу и стало постепенно распространяться вместе с передвижениями купцов, крестоносцев и армий завоевателей. В XVI в. вспышки недуга наблюдались почти на всем континенте. Конкистадоры и работорговцы занесли смертельный вирус в Северную и Южную Америку. Там оспа не встретила иммунитета у жителей и содействовала разрушению империй ацтеков и инков, да и вообще погубила огромное число коренных американцев.

Английская королева Елизавета I в 1562 г. пыталась бороться с болезнью, завернувшись в алую материю: ее врачи верили древнему, но безосновательному представлению, согласно которому красный цвет отвращает этот вирус. Королева впала в кому, но все же выжила, хоть и навсегда осталась покрыта оспинами, которые замазывала свинцовыми белилами.

Столетия спустя оспа стала главным европейским убийцей, обогнав по вирулентности бубонную чуму. Каждый год от нее погибали сотни тысяч людей по всему континенту. Среди заразившихся умирал примерно каждый пятый, причем наиболее часто жертвами становились дети (с огромным отрывом от прочих возрастных групп). Но даже тем, кто избежал вируса в младенчестве, редко удавалось спастись от него впоследствии. В марте 1685 г. писатель Джон Ивлин поведал в дневнике о том, что его дочь Мэри, 19 лет, умерла от оспы, «к нашей несказанной скорби и потрясению. …О милое, сладчайшее и желаннейшее дитя, как мне расстаться со всем этим благом и добродетелью, не испытывая горечь печали и нежелание любящего родителя смириться с утратою?» Не прошло и полугода, как его другая дочь, по имени Элизабет, пала жертвой этого же недуга, отправившись в могилу вслед за сестрой.