– Это я его задержал, – раздался у него за спиной голос Леонида. – Ругайте меня! Он был на совете директоров, а потом я заехал и отвлек его по своим делам. Тамарочка, красавица, не сердись, это все я виноват, я его задержал.

– Ах ты негодник! – Тамарочка запрокинула голову и закатилась наигранным смехом, как будто исполняла роль в оперетте. – А раз ты виноват, то тебе штрафную! Ну-ка, штрафную Леониду Сергеевичу! Несите штрафную!

Все зашумели, опять начались разговоры, шутки и смех, гостей позвали к столу, зазвенели бокалы, подали новые угощения. Тамарочка по-прежнему не умела готовить и по-прежнему любила производить впечатление, но теперь на кухне колдовала не уютная Людмила Степановна, а их личный шеф-повар и служба кейтеринга. Баранья нога и лимонный пирог в меню званых ужинов оставались неизменными, стол ломился, вино лилось рекой, Тамарочка декламировала стихи и исполняла романсы, гости аплодировали и не скупились на комплименты. После очередного исполнения она объявила, что сейчас будут танцы, и удалилась «на минутку к себе в будуар». Николаю кто-то позвонил, и он тоже вышел из комнаты. Поговорил по телефону, зашел на кухню поблагодарить повара – высокого седого грузина, они были знакомы давно, и Николай очень его ценил. Он уже собирался вернуться к гостям, но сначала хотел зайти в ванную, дернул ручку, открыл дверь и обнаружил в ванной перед зеркалом Тамарочку, которая поправляла макияж.

– Ты тут, моя родная. – Он улыбнулся и поцеловал ее в открытое плечо. Даже сейчас она позволяла себе весьма откровенные декольте.

В ответ его жена резко повернулась к нему, с омерзением вытерла плечо и прошипела:

– Сволочь.

– Тамара. – он вздохнул. – Давай не будем сейчас начинать? Все прекрасно, все довольны, подумаешь, опоздал. Я же тут, дети здесь.

– Неужели тебе так сложно хоть раз в жизни прийти вовремя? Раз в жизни! Я что, ради себя стараюсь? Это что, мне одной нужно? Мерзавец!

– Вообще-то это ты собрала гостей. И за сорок лет нашего брака я опоздал от силы раза три.

– Да как ты смеешь? – взвизгнула она. – Это же все ради тебя, ради твоей репутации! Ради твоей карьеры! Ты хоть понимаешь, какие это труды, ты хоть понимаешь, что все на мне? Весь дом на мне!

– Тамара, какие труды? – он устало опустился на край ванны. – Ты за всю жизнь ни одной тарелки не вымыла. У нас повар и целый отряд, который готовит, подает, приносит, уносит, моет и убирает. Ты просто полчаса побыла со своими гостями без меня, но с тобой тут, на секундочку, еще трое наших взрослых детей.

– Вот именно! С их отпрысками! Ты же сам знаешь, что от маленьких детей у меня мигрень! Терпеть не могу этот писк и визг. Зачем они их притащили? – Она картинно сжала виски. – Кто их просил?

– Внуки здесь? – обрадовался он. – А почему я их не видел? Как хорошо, что ребятню привели! Где же они? Тамара, где дети?

– Где-где? Разумеется, в детской, с няньками! Где им и положено. Где они, по-твоему, должны быть?

– По-моему, они должны быть вместе со всеми. По-моему, так положено любимым детям: ползать под столом, играть, носиться, пачкаться шоколадом, сидеть на коленках у взрослых и визжать от радости. И почему у тебя тогда мигрень, если они взаперти в детской и ты их даже не видишь?

– Потому что я знаю, что они тут. И от этого у меня начинаются спазмы в голове! У меня же такие слабые сосуды! Боже! Ты никогда меня не понимал, никогда!

– Тамара, я пойду, пожалуй. – Он поморщился как от боли и тяжело поднялся, ухватившись за край раковины. – Пойду посмотрю на моих чудесных внуков и, наверное, хорошенько выпью. И съем кусок мяса пожирнее. И пирога. С яблоками. Лимонного мне что-то не хочется.

– Тебе нельзя мучного. Что ты за идиот! Мучного, соленого и жирного тебе нельзя. Ожиреешь и впадешь в маразм. Будешь как тупая свинья. Хотя ты и есть свинья.

Он вышел из ванной и даже не посмотрел на жену. Ему показалось, что у него за спиной сейчас взорвется дверь. Но из-за нее донеслось только:

– Спишь сегодня в гостевой на кушетке!

Леонид сидел на диване с бокалом виски и что-то оживленно обсуждал с молодым мужчиной в голубом джемпере, оба жестикулировали и смеялись. Николай остановился на пороге гостиной, посмотрел на них и улыбнулся, как будто оттаял.

– Принесите мне чашечку чая, пожалуйста, – попросил он девушку в форменном фартуке, которая несла на кухню стопку тарелок. – С лимоном, если можно.

– Конечно, Николай Иванович, – кивнула она, а он поблагодарил и направился к дивану.

– Что обсуждаем? Какие новости? – спросил он и присел рядом.

– Да вот, Петр мне рассказывает про свою командировку, а я слушаю открыв рот и горжусь. Вот так крестник у меня, вот молодец!

– Да что вы, дядь Лень, не захваливайте. – Тот просиял и подвинулся. – Николаш, садись лучше сюда, тебе там неудобно? Как день прошел? Я вчера тебе звонил, ты не отвечал, я волновался. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Все в порядке, Петенька, все у меня в порядке, сынок…

– Объясните мне только одну вещь, – вдруг перебил его Леонид. – Петр, вот скажи мне, почему, ну почему вы все зовете вашего отца Николашей? Откуда это взялось? Что это за дрянь, этот Николаша? Он что, приказчик в лавке?

– Тихо-тихо, Лень…

– Не закрывай мне рот, Коля! Меня каждый раз передергивает, когда я это слышу! Что за мерзость такая? Он же ваш отец! О-тец! Он вас вырастил! Откуда этот Николаша взялся?

– Я не знаю, дядь Лень… – Петр смутился и растерялся. – Мама нам в детстве так говорила. Чтобы ее звали при людях Тамарой, она якобы от этого моложе выглядит. А папу нас приучили так звать, мы так привыкли, как-то оно само собой…

– Это противно! Что за неуважение! Я сейчас выпил, и поэтому скажу: вы взрослые люди, прекратите так делать! Ваш отец – золотой человек!

– Леня! – громко перебил его Николай и взял за руку. – Перестань, прошу тебя. Это наше семейное. Все в порядке. Не кричи на Петю, не нужно. Он ни при чем, он привык. И вообще… У меня хорошие дети, Леня. У меня очень хорошие дети…

Лидочка. Сейчас

Мила вскочила посреди ночи от грохота. Что-то упало. Ей показалось, она слышала звон стекла. Может, окно разбилось? К ним кто-то залез? Она быстро выбралась из постели, потрясла за плечо Славу, выбежала из комнаты и прислушалась. Тихо. Странно, может, ей показалось. Она включила в холле свет. Никого.

– Что за шум? – Из комнаты вышел Слава, протирая глаза.

– Ты тоже слышал?

– Ну, да, внизу что-то гремело.

В этот момент на кухне опять раздался грохот и звон битого стекла. Мила быстро побежала вниз по лестнице.

– Проверь детей, чтобы не проснулись! – крикнула она Славе. Она уже догадалась, кто шумит.

На кухне горел свет. Мила остановилась на пороге. Сначала ей показалось, что прошел снег – весь пол был засыпан белой мукой, рисом и вермишелью, тут же валялись жестяные и стеклянные банки, в которых хранились крупы и макароны. На стуле стояла хрупкая старушка в ночной рубашке почти до пят и выбрасывала все из распахнутого кухонного шкафчика. Она ловко открыла крышку на пузатой стеклянной банке, пошарила внутри, прищурилась, как будто искала там что-то на ощупь, а потом грохнула банку об пол – зазвенели осколки, по шершавой коричневой плитке запрыгали белые фасолины.

– Мама, – выдохнула Мила. – Что случилось? Почему ты не спишь? Мам! Что ты тут делаешь?

– Она должна быть где-то здесь! Куда ее спрятали? – Лидия Андреевна как будто ничего не слышала, продолжая рыться в шкафчике. Волосы торчали во все стороны, щеки разрумянились от напряжения.

– Мама, слезь, пожалуйста! – Мила подошла к ней. – Ты упадешь и сломаешь себе что-нибудь. Что ты ищешь? Ты что-то потеряла? Давай я тебе помогу?

Лидия Андреевна посмотрела на нее сверху вниз и на минуту остановилась.

– Кто вы? – спросила она.

Мила вздохнула. Она никогда не знала, что именно творилось в данный момент в маминой голове и как правильно отвечать на этот вопрос, чтобы не спровоцировать слезы и истерику.

– Кто вы такая? – повторила Лилия Андреевна еще раз, отчеканив каждое слово. – Так это вы спрятали мою медаль? Сейчас же признайтесь!

– Какую медаль?

– Не притворяйтесь! Вы с виду приличная женщина, а на самом деле мерзавка и воровка! Как вы могли украсть медаль? И спрятать ее в своем доме! Теперь я вынуждена все тут обыскать! Думаете, мне приятно рыться в чужих шкафах? Но имейте в виду, я все равно найду ее! – Она развернулась, схватила с полки банку с черным перцем и перевернула ее прямо на Милу.

«Хорошо, что не молотый, – подумала Мила, – сейчас бы чихала до утра».

– Мама, – тихо сказала она. – Что за медаль? Не волнуйся, пожалуйста, ты у себя дома. Ты в безопасности, все хорошо. Мы все тут, мы все найдем. Мама!

Лидия Андреевна на минуту застыла и медленно повернула к ней лицо.

– Мама? – повторила она и нахмурилась. – Вы назвали меня мамой?! Да это же… Это же просто… – Она задохнулась от возмущения. – Вы что, ненормальная?! Посмотрите на себя, вы же взрослая женщина! Как я могу быть вашей мамой? Вы соображаете хоть чуть-чуть? Я так и знала, вы не в себе! Поэтому вы украли медаль? Вы постоянно у меня воруете! Сначала перчатка, теперь медаль! – Она вдруг быстро сунула руку в шкафчик и швырнула в Милу деревянную мельницу для соли. Та едва успела увернуться.

– Что за шум, а где драка? – На кухню зашел Дима, за ним появилась сонная Вера. – Ох, какая красота… – Он оглядел пол.

– Мы ищем медаль, – сообщила Мила.

– Олимпийскую или «За отвагу»? – Чувство юмора не покидало Диму даже в самых странных ситуациях.

– Пока не выяснили, – сказала Мила.

– А вы все кто такие? – Лидия Андреевна чуть попятилась на стуле, и Вера кинулась к ней, чтобы подхватить, если та упадет. Под ногами захрустели горошины перца. – Не смейте меня трогать! Бандитка! – Лидия Андреевна пригрозила ей пальцем. – Кто вы все такие? Вы преступники! Вы все заодно? Кто из вас украл мою медаль? Я не уйду отсюда без медали! Верните мою медаль!

– Я пока поставлю чай, – вздохнул Дима. – Это, похоже, надолго. Сначала медали, потом ордена пойдут. Там у вас Мотька с Митькой не проснулись? А то еще они добавят жару.

– Дмитрий и Матвей ведут себя образцово-показательно, в отличие от некоторых, – тихо сказал возникший из темноты Слава и добавил уже громче: – Лидия Андреевна, дорогая наша, давайте я вас сниму со стульчика, и мы вместе попьем чайку, а потом пойдем досыпать. Очень рано еще, особенно для медалей.

– Ага! Значит, вы знаете, где моя медаль? Негодяй! Мерзавец! Значит, вы ее спрятали! Отдайте! Я требую! Немедленно отдайте ее мне! – Она распалялась все сильнее. – Это моя медаль! Я ее заслужила! Я должна показать ее папе! Он ждет! Куда вы ее дели? Вы ее продали? Что вы за люди? Как вы посмели продать мою медаль?

Все молчали. Никто не понимал, что делать, а Лидия Андреевна тем временем снова начала швырять на пол все, что оставалось в шкафчике: пакетики с приправами, сухой барбарис, чечевица, соусы, томатная паста…

– Там в дальнем углу банка меда, – тихо шепнула Мила сестре. – Хоть бы не добралась. Хороший мед, жалко будет.

Но она добралась. Тонкими сморщенными ручонками она подняла литровую банку над головой и грохнула об пол.

– Так, ну хватит! – Дима подскочил к стулу, чтобы унять распоясавшуюся тещу, когда та вдруг резко притихла и в ужасе посмотрела на свои руки.

– Что это такое? – тихо спросила она. – Смотрите… Смотрите, что у меня с руками? Почему у меня такие руки?

Дима осторожно снял ее со стула и поставил на пол, а она протянула к нему руки и вдруг начала плакать.

– У меня что-то с руками. У меня руки как у старухи… Как же так? Какие страшные руки. У меня тут пятна… Что это за пятна? Почему… Я чем-то заболела? Это болезнь? Я болею? Я ничего не помню! Я совсем ничего не помню… Почему я здесь?