Звезды без пощады (страница 22)

Страница 22

– Что «барышня»? – Чудова, как бы неохотно приняв помощь, перескочила через отцовский чемодан, полный битком контейнерами с семенами земных растений.

– Вы меня восхищаете! – искренне выпалил Гармаш, удерживая ее пухленькую ладошку. Майору и раньше кружили голову блондинки, тем более блондинки умные. И уж тем более с таким аппетитным, вздернутым носиком, большими карими глазами, под тенью ресниц которых притаился теплый свет. Он подумал, что ей, как и ему немногим более тридцати. И почему он не встретил ее раньше, на Земле?

– Вы на самом деле так глубоко смыслите в космических перипетиях? – понизив голос, проговорил Гармаш, не отпуская взглядом родинку на белой шее.

– Книги надо читать, товарищ военный, – Елена Владимировна вырвала ручку и снисходительно улыбнулась.

– В фантастических романах это называется гиперпереход, – решила высказаться Красина, с любопытством наблюдавшая за нескладными прилипаниями майора.

– Ну и ладно – пусть книжная фантастика. Стругацкие рулят, блин, – подхватила Светлана. – У нас бутылочка есть. Отметим что ли по русскому обычаю?

– А у меня во флажке спирт! – спохватился Гармаш. От неожиданного наплыва чувств он совсем забыл, что пол-литра девяностошестиградусной ядренки поклялся приберечь на самый крайний случай.

– Молодой человек, спирт, пожалуйста, не тратьте попусту. Он на всякое может потребоваться, – назидательно проговорил профессор Чудов, освобождая место для дочки рядом с собой. – Гиперпереход или еще какое знаменательное событие – мы об этом, молодые люди, рассуждать не имеем права, из-за полного отсутствия данных.

– А версии строить, папа, полезно, – выразила несогласие Елена. – В их всестороннем рассмотрении и обнаруживается истина. Кстати, идея с бутылочкой мне нравится. У нас же тоже осталось сухое вино, правда, пап? Давайте устроим маленький торжественный ужин? Заодно и познакомимся лучше друг с другом.

– У меня такое предложение, – Лугин скинул с плеча плед, съехавший на рану. – Нормально было бы сначала обустроить с большим удобством наше жилище. Места здесь для палатки хватает с запасом, – он нехотя встал, обведя рукой участок ближе к солдатам. – Верно? Чего бы ее не расположить. В палатке и спать теплее. В ней правильнее будет разместиться девушкам. Если найдется веревка, можно натянуть тут. Прикрепим этот полиэтилен и отгородимся от прохода. Я смотрел – многие так делают. Получаются не апартаменты-люкс, но поприятнее, чем мы имеем.

– Разумные речи, мичман, – одобрил Гармаш, поругивая себя, что не опередил морячка с такой полезной организации быта. – Палатки, вижу, аж две.

– Берите нашу, – Хитрова ножкой толкнула оранжево-синий тюк. – Четырехместная немецкая. Веревка тоже есть. И чем завесить вместо клеенки. – И еще вопрос, – Сергей принялся распаковывать палатку. – Никто не держит острых ножниц?

– Для каких именно целей ножницы? У вас же, мичман, отличный нож, – Гармаш начал оттаскивать профессорские сумки в угол.

Для каких целей, Лугину не особо хотелось объявлять при всех. Он всего лишь собирался подстричься: убрать наголо свой топырившиеся чуб и по возможности на затылке и за ушами, что схватят ножницы. С голой головой, да чуть обзаведясь щетиной, плюс багровый с желтыми пятнами ожог на щеке – таким тот «джинсовый мужичек» его вряд ли признает. А Сергей твердо вознамерился завтра к одиннадцати сходить на встречу с шайкой Гудвеса. Рвался он туда не столько под впечатлением от угрозы утконосого, сколько чтобы самому разузнать, уяснить, что там почем. При его задумках риск встречи с джинсовым был велик. Вернее риск, что в мозгах участника убийства Дениса, шевельнется что-нибудь с проклятой ночи, и тот, вперив в него, Лугина, палец, заорет: вот он тот самый! Собственная шкура, как не крути, тоже имеет ценность.

– Подстричься хочу, – Сергей не сумел выдумать никакой правдоподобной фальши. – Ну, в честь гиперперехода, что ли.

Палатку поставили впритык к простенку с ярким голубым пятном. А там, где прежде солдаты гоняли в подкидного, разложили спальники и теплую одежду из сумок Владимира Ефимовича. В другом углу вышло что-то вроде обеденного стола: клетчатая скатерка, миски, кружки, ложечки – неказисто, но вполне сносно. С веревкой же получилось прямо здорово. В простенки воткнули четыре дюралевых колышка со свернутой палатки Чудова, и нейлоновый трос надежно примотали к ним. Ширму соорудили из двух цветастых простыней и куска полиэтилена.

– Зачем тебе стричься? – зашептала Светка, поймав Лугина в сторонке, когда остальные уже собрались за столом, вскрывая консервы, кромсая черствый хлеб.

– Голова потеет, – попытался отшутиться он.

– Знаешь, я не дурочка, чтобы вовсе ничего не понять. Не надо завтра ходить к Серебряному столбу, – прошипела она, упираясь острым ногтем ему в грудь. – Я тебя не пущу.

– Каким же образом, товарищ Лисичкина? – мичман поднял выше край простыни, стелившийся по полу, и для пущей надежности обмотал его вокруг троса еще разок. – Может, вы меня свяжете во сне как Гулливера?

– А пойдешь, я сразу за тобой, товарищ Серый Волк, – упрямо процедила Хитрова, не принимая его подковырок. – Слышь, Светик, – Сергей наклонил голову к ней, коснувшись лбом ее рыжеватой челки, и сказал, став абсолютно серьезным: – Если ты такая прошаренная, то почему не думаешь чуточку дальше? Стоит мне туда не пойти, и они припрутся сюда сами. Этого хочешь? Так вот, врубись: лучше я к ним. Так для всех лучше. Просто посмотрю, что там почем. Понаблюдаю, послушаю товарищей администраторов, и вернусь назад.

– Не говори глупости. Просто! – она с раздражением фыркнула. – Ты сам сплошная простота. Они посадят тебя на крючок – фиг потом соскочишь. Или обернется еще чем-нибудь похуже. Незачем искать в мягкое место приключений. Они не знают, где мы поселились – вот и ладно. Они, скорее всего, вообще о тебе забыли. Или ты думаешь, это такое предложение VIP, что они столы накрывают и считают секунды до твоего святого явления?

– Чего вы здесь шепчитесь, – перебила их разговор подошедшая Красина. – Тайны Мадридского двора, да?

Ирина достала пачку сигарет. Ну и сучка эта Хитрова… Как она быстро сдается мужикам, причем без особого разбора. Всего ничего знакомы, а она чуть ли не облизываться с ним лезет.

4

Ночь на звездолете – понятие очень условное. Конечно, ориентироваться вполне годится по часам. Единственное, что осталось у Лугина с земной жизни, не считая скудной одежки и денискиного ножа, это «Orient». Настоящий японский «Orient» в титановом корпусе и с прочным минеральным стеклышком, как положено с «вечным календарем» и автозаводом. Подарили часики мичману к пятилетию службы на «Беркуте», так сказать, за особые заслуги. Вроде презент от флотского командования, на деле друзья скинулись в пять тысяч рублей. По своим японцам Сергей и определял, что до сих пор ночь. В Москве, по крайней мере, если таковая существовала на далекой планете под звездой, называемой Солнце. Кто знает, какие временные парадоксы стоят за этими мутными «гиперпереходами»: может, на Земле давно стряслось девятое августа со всеми могильно-гробовыми вытекающими.

Лежа на профессорским пальто и укутавшись пледом, Лугин со старанием пытался уснуть. Сон, как говорят, лечит и дает силы, а силы ему требовались ой как! Только уснуть не удавалось. Раздражал свет фиолетовых пятен на стене. Когда Сергей закрывал глаза, фиолетовый диковатый отблеск проникал сквозь веки и всверливался прямо в зрачки. Еще не давал забыться крадущийся под тонкое одеяло холод, и ожоги продолжавшие слать тягучие импульсы боли, не такие жестокие как днем или прошлой ночью, но достаточно мучительные, чтобы часто вспоминать чью-то грешную мать. Под них, как под стопки выпитого сверх меры самогона, в башку лезли нестройные и нездоровые мысли. И чего он снова вспомнил о Светке? Когда эта девица Лисичкина после ужина мазала ожог медицинским зельем, и поглаживала пальчиками плечо, вышло почти не больно, а, пожалуй, приятно. Надо ж какое слово: «приятно». Давно он не ублажал подобной лексикой мозги. А Лисичкину хотелось отблагодарить по-военно-морскому. Чего бы ее не смять в охапку и, вопреки протестам, горячо расцеловать? Может быть, другой раз Лугин и выкинул такой фортель – почему не почудить? Только ее подруга, Ириша, поглядывала на него серовато-синими глазами и словно нашептывала ими: не делай так! Пожалуйста, не делай! И зачем ей это, от чего?

А к столбу ровно к одиннадцати – черт бы их утянул за пятки. Серебряный столб, Гудвес, вязаная шапочка над бандитской рожей, Перец… Не придется ли там Денисовым ножом кого-нибудь вспороть. Хотя пули, они, мерзавки, пошустрее. Удача лицом станет, найду джинсового и дружков его. А если найду, то отомщу – сто пудов. Эх, Климыч – Климыч, на каких ты сейчас адских небесах?

Все-таки Сергей уснул, вырубился полчетвертого утра и проспал как младенец до без пятнадцати десять. Очнулся в сладком тепле, укутанный не только пледом, еще и шерстяной накидкой. Девушки, видать, позаботились – не майор же Гармаш. Когда продрал глаза и глянул на циферблат, засуетился: нужно было успеть в биотроны: отлить, рожу ополоснуть, и, если останется время, вернуться позавтракать. На прогулку к биотронам Лугина, оказывается, дожидались Света с Ириной и двое солдатиков: Игорь и Слава. Воинская Слава, блин! Она в представлении Лугина и была всегда такой: с оттопыренными ушами на бритой башке и огромным, будто созданным для вопля «Ура!» ртом. В мальчишках, которые кидались на горячий реактор, тонули в ледяной воде или гибли под пулеметными очередями в горячих точках. Потом штабные крысы называли это воинской славой – будь они прокляты. Хотя это мысли уже в другую сторону. Сначала в распорядке дня биотроны. Остальные туда уже сходили, о чем свидетельствовало две бутылки со свежей водой на столе, огромный шершавый «огурец» и прекрасное настроение Юры Гармаша, крутившегося с азартом возле госпожи Чудовой.

До биотронов добрались быстро, но в ближних галереях и гротах, журчащих ручейками, собралось народу как в совковские времена при раздаче дефицитов. Пришлось задержаться почти на полчаса. На обратном пути Лугин решил сразу двинуть к назначенному месту встречи. Со спутниками он расстался у прохода, что прямиком к их жилищу, и было свернул к уродливой арке, нависшей над двумя простенками, как Хитрова вцепилась в его накидку, чуть не содрав ее с плеч.

– Не одумался еще? – сердито зашипела она. – Или это трусость? Поманил какой-то козел в кожанке пальцем, и считаешь долгом ему скоренько услужить.

– Может и трусость. Собственная душа тоже потемки, – он тихонько освободил из ее цепкой ручки край пледа. – Пойдешь за мной, Ирина увяжется. Оно тебе надо? В общем, не советую. Ступай с миром, Лисичкина.

Вроде она не пошла, хотя кто поймет девицу с такой непростой фамилией?

Темно-зеленое как отвердевшее болото покрытие шуршало под ногами. Справа, слева раздавались голоса, перебранки, плачь детей – переселенцы, не на Дикий Запад, но хрен-ти в какой забытый богом мир. За небольшое время народ устроился здесь не менее старательно, чем новые товарищи Лугина. Вдоль проходов выросли баррикады сумок, чемоданов, стало больше палаток, между корявых простенков бурой «пещерной» массы появились пестрые ширмы, означавшие границы жилья той или иной компании – истинный Шанхай. Только не слышалось бренчания гитарных струн и хрипловатых голосов магнитол. Бездумное веселье первых дней сменило осознание кучи неприятных проблем, одна из которых называлась «администраторы».

– Слышь, братишка, до Серебряного столба каким путем? – спросил мичман чернобородого мужика, курившего у входа в брезентовый шатер.

– Чего тебе там? – он недобро уставился на Лугина, прикрыв один глаз от ядовитой струи табачного дыма.

– Человека одного ищу. Говорят, там чаще обитает, – Сергей оперся на бугристый вырост под синим световым пятном.