10

– Профессору пить не давать, – наказал Лугин Елене Владимировне, вроде утихшей в последние минуты.

Сам он решил все-таки обшмонать убитых бандитов. Патроны на ТТ – 7,63 край как нужны. Попробуй такие, достань не только в пределах кафравского звездолета, но и на прежней Земле-матушке – раритет без всяких преувеличений. Да и ПМ еще один пригодиться. Даже, пожалуй, ПМ важнее. А еще мало ли что полезного у мертвяков-подонков. Тот же армейский бушлат снять с низенького. Низенький в плечах вполне широк, и верхняя одежка с него пойдет вместо пледа, державшегося на булавках и мало спасавшего от холода. При этом Сергей подумал, что за подобное мародерство стыдно ему вовсе не будет. Он бы и кожу снял с этих козлов не то что одежду. Одна только неприятность: их вещи станут напоминать о Славкиной смерти. В общем, злые вещи, но что делать, если вокруг нет ничего доброго.

Артем, корчившийся и стонавший, скоро успокоился. Может быть, подействовал укол и таблетки из Светкиной аптечки, хотя реально боль от таких ран мог заглушить только общий наркоз. Не поднимая чугунной головы, Ильин нашел взглядом Красину: ее серые глазки в тот самый миг влажно смотрели на него.

– Ир… – шевельнул он губами. – Покурим, а?

– Покурим… – Красина опустилась рядом, достала пачку Winston. – Куда тебе сейчас курить, бедный герой? Лежи, пожалуйста, смирно.

– Обещала, как-нибудь вместе… – с горечью напомнил он. – Мне курить, наверное, последний раз. Майор вернется, буду к тому моменту жив или нет, не знаю.

– Не смей думать о глупостях, – наклонившись, прошипела Ира. – У тебя раны плевые, просто очень болезненные, – соврала она, не имя представления о тяжести его ранений, но по мрачному виду мичмана, догадавшись, что с солдатиком совсем плохо. – Лежать нужно спокойно и без мыслей о табаке, – как можно мягче добавила она.

– А я мыслями как раз не о табаке маюсь, – он поманил ее пальцем руки, прижатой выше повязки, – а о тебе. Покурить – это так, как бы за кампанию. Хотел бы сам, сам и до кармана дотянулся. У нас на улице девчонка жила точно вроде тебя. Такие же волосы и глаза то ли серые, то ли голубые – не поймешь. Такие, что тянет к ним, фиг остановишься. Нравилась мне, аж ночами снилась. Так вот… Ну прикуривай, – он покосился на сигарету.

– Что «так вот»? – Красина щелкнула зажигалкой.

– Так вот ты, получается, красивее ее, – он нашел силы и нахальство усмехнуться.

– Очень сердечная история, – Ирина затянулась и выдохнула сизую струйку подальше от его лица. Что сказать мальчишке, который вместо того, чтобы плакать от кровавых дырок, чуть ли не в любви признается? Господи, помоги ему выкарабкаться! Заживи раны его, успокой боль! – Артемочка, – полушепотом произнесла она, – знаешь, что мне скоро двадцать шесть. Тебе, наверное, только девятнадцать. Я как бы старая для тебя. И сейчас бы не о девочках думать. Ну их нафиг в нашем положении.

– Мне двадцать. Ну, покурить дай, – Ильин попытался поймать ее руку своей левой, не особо послушной. Под ребрами стрельнуло так, что на глаза навернулись слезы.

– Только не дрыгайся, – Красина поднесла сигарету к его рту. – Две затяжки – не больше. Раз…

Он втянул в себя дым. Едва сдержался, чтобы не закашляться. Снова под ребрами что-то сжалось и разорвалось. В животе будто повернулся огромный осколок стекла.

– Два… – отсчитала Ирина и отняла сигарету. – Выздоровеешь, тогда хоть целую пачку.

– Ира… – тихо позвал он. – Хочешь, чтобы я скорее того, на ноги?

– Я что похожа на садистку?

– А это сейчас проверим, – Артем снова нацепил на лицо вымученную улыбочку. – Поцелуй меня, если не садистка.

– Ну нахал, – Ирина наклонилась над ним. Лицо солдата в зеленоватом отблеске светового пятна неживое. Под заостренным носом синюшная тень, и прыщи темными бугорками. Красина секунду помедлила, глянув на возившуюся возле профессора Светку, на Лену Чудову, вздохнула, и прижалась бледным губам Ильина. Он обхватил ее, пальцы трепетно запутались в волосах. Откуда только силы нашел и столько страсти?

– Все, хватит. Хватит, – прошептала она. – Пожалуйста, Артеш, тебе покой нужен.

Пока Ракитин относил оставшиеся сумки, мичман без особого усердия осмотрел трупы. Не считая забытого ПМа и патронов, полезного нашел не слишком много: только руки зря уделал звериной кровью. Фляжка со спиртом, фонарик, швейцарский армейский нож Victorinox с мини пилкой, пассатижами и массой полезных функций, зажигалки и две пачки сигарет – может солдатам сойдет. Еще всякий хлам: бумажник с деньгами, капроновая удавка, шило и костяные четки, колода карт и пакетик с анашой – все это, никому не нужное, свалил кучкой у башки татуированного, будто из нее это дерьмо и высыпалось. Свернул плед, надел простреленный бушлат, пришедшийся почти впору, но слегка тревоживший обожженное плечо через повязку. Затем подхватил солдата Руднева на руки и поплелся назад. Уж слишком не хотелось, чтобы мальчишка лежал возле всяких подонков.

Майор чего-то задерживался. Как он ушел, миновало двадцать четыре минуты. Беспокойства по военному особого не было, но первые тревожные звоночки начали звучать во взбалмошных мозгах. А вдруг что пошло не так? Напоролся на дружков беглого с ружьем? Не родной этот Юрий Сергеевич, и взаимной симпатии как-то не намечалось, а все равно о нем печешься. От чего так, Сергей знал из прошлого опыта. В критических ситуациях с людьми сближаешься в сто раз быстрее, чем в заурядной и пустоватой житухе. Вот, к примеру, когда Лугин служил срочником, и свело его и еще шестерых годков на маяке за Печорской губой, так за неделю все стали насквозь родными, хоть в паспортах отметки делай. От того, что вместе замерзали без соляры, вместе мучились голодухой и терпели тяготы северной жизни. Но так бывает, если люди вокруг тебя не полные сволочи. Наверное, в людских головах есть особый пунктик, что-то на уровне инстинкта. Он и заставляет в тяжелые дни искать себе ровню, прикипать к ней без всякой душевной кривизны, иначе амба – не выживешь.

Устав нести мертвого, Лугин остановился у покатого простенка, где изо мха торчали стекловидные початки. Не успел отдышаться, как услышал голос Красиной и сразу Хитровой – звали его. Тревожно звали, почти выкрикивая. Подхватив Славку, мичман поспешил к площадке. Была она рядом, за поворотом. Добежал, положил Руднева на пол ближе к углу, чтобы его мертвое лицо никого не беспокоило, и поднял взгляд к Светлане.

– С Артемом что-то, – проговорила Хитрова.

Оттеснив Ирину, Сергей припал на колено возле солдата. Схватил левую руку, щупая пульс.

– Он задергался, весь задергался, приподнялся, – скороговоркой начала объяснять Красина. – А потом хотел что ли крикнуть, и кровь с губ. Немного крови. Вот я вытерла платком. Господи, мы не знаем делать что! Аптечка открытая стоит. А что толку-то?!

– Да нечего уже делать, хоть с аптечкой, хоть с бригадой реаниматоров. Сдулся, – мичман осторожно повернул к себе голову Ильина и положил два пальца на его пожелтевшие веки. – Умер он, – пояснил Сергей специально для Красиной, до дрожи боявшейся услышать эти страшные слова.

– Как же умер? – Ирина почувствовал, что ноги не держат ее, даже густой запах кафравской валерьянки, витавший вокруг, не помогал. Как Красина стояла, так и опустилась между пластиковой коробкой с рельефным крестиком и Артехой. – Мы же говорили с ним только что. Живенький такой был. Улыбался и глупости мне всякие. Сережа! – она вдруг вцепилась в бушлат Лугина. – Я ему курить давала. Два раза затянуться. Знала, что нельзя, но он так просил! Не из-за этого ли?! – она поджала губы, чтобы не зареветь.

– Глупости не говори. Картечь у него внутри, а не твоих две затяжки. Хрен его знает, что свинцом порвало. У меня сразу были подозрения: парень долго не протянет. Я не врач, конечно, полтора года на фельдшера шел, пока не выгнали. Вот и все. Все, Ириш, – он привлек ее к себе. – Не плачь. Очень жалко парня, но мы для него ничего не могли.

Игорь и Хитрова, потрясенные, стояли по другую сторону от вытянувшегося Артема. Даже Елена Владимировна, все это время не отходившая от отца, подбежала и выглядывала из-за плеча Ракитина, большими карими глазами, зрачки в которых растеклись во всю ширь.

– Я ему сигарету в зубы!.. – не унималась Ирина. – Ну зачем, боже! На кой фиг! Сережа! – она рывком повернулась к мичману, обхватив его, забыв об ожоге. – Получается, мы все умрем, да?

– С чего такие выводы? – опешил Лугин.

– Если даже мальчишек убивают. За пять минут двоих! Какие еще должны быть выводы?! – Красина отпустила его, встрепенулась, размазывая по лицу слезы. Ей было одновременно стыдно и больно. И невмоготу, что рядом лежал тот самый мертвый мальчишка, которого она целовала, чтобы успокоить.

– Абзац, что творится! – проговорила Хитрова, нервно расхаживая возле сумок и поглядывая то на Сергея, то на Ирину возле Ильина. – Здесь у всех крышу срывает. У меня, кажется, тоже.

– Мы выживем, Ир, – сухо сказал мичман. – Что-нибудь придумаем, выкарабкаемся.

– Знаешь, – Красина запахнула куртку, чувствуя крадущийся по всему телу озноб, – он – Артем, меня точно так же успокаивал всю дорогу сюда. И теперь сам спокойненький на все оставшиеся дни…

Она хотела сказать что-то еще, но услышала тихий хруст. Так хрустит пенолитовое покрытие в некоторых местах биотронов при ходьбе. Кто-то приближался к ним. Приближался быстро: хруп-хруп, хруп-хруп. Сергей тоже услышал. Поднялся на ноги, снимая с предохранителя ПМ. Старенький пистолет вороноглазого решил из-за пояса не вытягивать – патронов 7,63 только шесть. По движению руки Лугина Ирина и дочь Чудова отбежали за бурые наплывы под световым пятном, только Хитрова вредничала. Игорь Ракитин неумело пытался привести в боевое положение свой ПМ.

К счастью, обошлось без стрельбы: из-за поворота появился запыхавшийся майор.