Честно говоря, я даже удивилась, что Дайя осталась в поместье. Ее глаза были все время растерянными, и она, наверное, несколько тысяч раз произнесла фразу: «Что это был за шум?» – но больше никаких инцидентов не было.

А теперь она медлит у моей двери, отказываясь оставлять меня здесь одну.

– Давай я останусь? – повторяет она в миллионный раз.

– Нет. Я не стану подвергать тебя опасности.

Она щелкает пальцами, в ее зеленых глазах вспыхивает гнев.

– Вот видишь! В этом и гребаная проблема! Если ты думаешь, что я буду в опасности здесь, то не значит ли это, что ты тоже рискуешь? – я открываю рот, чтобы ответить, но она меня перебивает. – А ты рискуешь! Ты тоже в опасности, Адди. Зачем тебе оставаться здесь?

Я вздыхаю и провожу рукой по лицу, все больше расстраиваясь. Это не вина Дайи. Если бы мы поменялись местами, я бы тоже сходила с ума и сомневалась в ее здравомыслии.

Но я отказываюсь убегать. Я не могу это объяснить, но мне кажется, что так я позволю ему победить. Я вернулась в поместье Парсонс всего неделю назад, а меня уже пытаются прогнать из него.

Я не могу объяснить, почему чувствую такую потребность остаться здесь. Испытать этого загадочного типа, бросить ему вызов и показать, что я его не боюсь.

Хотя это большая, черт побери, ложь. Я пребываю в полнейшем ужасе. Однако я очень упряма. И, как уже выяснилось, в такой же степени глупа. Но прямо сейчас я не могу найти в себе силы переживать об этом.

Спросите меня чуть позже, когда он будет стоять над моей кроватью и смотреть, как я сплю, уверена, я буду ощущать себя иначе.

– Со мной все будет в порядке, Дайя. Обещаю. Я сплю с разделочным ножом под подушкой. И если понадобится, забаррикадируюсь в спальне. Кто знает, вдруг он вообще не вернется?

Аргументы слабоваты, но, думаю, в данный момент я даже не пытаюсь. Черт возьми, я не уйду отсюда.

И почему это, находясь в общественных местах или на публике, мне хочется поджечь себя, но когда кто-то вламывается в мой дом, я чувствую себя достаточно храброй, чтобы оставаться в нем?

На мой взгляд, это тоже нелогично.

– Я не чувствую себя нормально, бросая тебя здесь. Если ты умрешь, вся моя жизнь будет разрушена. Я буду страдать, изводя себя вопросами «а что, если…», – со всей драматичностью, которую она позаимствовала в театральных постановках, Дайя смотрит в потолок и задумчиво кладет палец на подбородок. – Осталась бы она жива, если бы я просто выволокла эту суку из дома за волосы? – спрашивает она капризным голосом, высмеивая свое возможное будущее «я» и меня.

Я хмурюсь. Я бы предпочла, чтобы меня не таскали за волосы. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы отрастить их.

– Если он вернется, я сразу же позвоню в полицию.

Она в отчаянии опускает руку и закатывает глаза. Это слишком нахально. Она злится на меня.

И это понятно.

– Если ты помрешь, я буду очень зла на тебя, Адди.

Слабо улыбаюсь ей.

– Я не собираюсь помирать.

Надеюсь.

Моя подруга рычит, сильно хватает меня за руку и крепко обнимает. Наконец она отпускает меня, и все, что я чувствую, – это огромное облегчение с нотками сожаления.

– Позвони мне, если он вернется.

– Позвоню, – вру я.

И она уходит без лишних слов, захлопнув за собой дверь.

Я выдыхаю, достаю нож из ящика и устало плетусь в ванную. Мне нужен долгий, горячий душ, и если этот гад решит помешать мне, то я с радостью прирежу его за это.

16-е мая, 1944

Позже Джон спросил меня. Он всегда спрашивает, чем я занималась, когда я остаюсь дома одна.

Я сказала, что присматривала за домом и играла в крокет.

Сере четырнадцать, и она может делать уроки сама. Поэтому мне всего лишь нужно позаботиться об ужине к его приходу.

Это мои обычные женские обязанности.

Он меня подозревает.

Он начал замечать изменения в моем поведении.

Не могу отрицать, в последнее время я веду себя иначе. С тех пор, как в мою жизнь вошел тот странный мужчина. Через окно.

Он все еще не заговаривает со мной. Неважно, сколько бы я ни умоляла его. Сколько бы ни спрашивала его имя. Откуда он. Откуда он меня знает. Чего он от меня хочет.

Все безуспешно.

Я так отчаянно хочу услышать его голос, что начала предлагать ему всякие вещи. Плохие вещи.

Поцеловать его. Прикоснуться к нему.

Он улыбается мне, но не уступает.

Шепот его пальцев на моей щеке, и он уходит, оставляя меня ждать его следующего появления.

Глава 5

Манипулятор

Ветерок подталкивает мое тело вперед, словно уговаривая прыгнуть. Сделать прыжок и упасть в объятия смерти.

Ты не пожалеешь.

Эта маленькая навязчивая мысль задерживается во мне. Почему-то мне кажется, что разбиться об острые скалы было бы, мягко говоря, досадно. А что, если я умру не сразу? Что, если при падении я чудом выживу, и мне придется лежать там, переломанной и окровавленной, до тех пор, пока мое тело окончательно не испустит дух?

Или вдруг мое тело откажется сдаваться, и я буду вынуждена провести остаток жизни в качестве овоща?

Все из этого достойно сожаления.

От размышлений меня отвлекает покашливание.

– Мэм?

Я поворачиваю голову и вижу высокого пожилого мужчину с мягкими чертами, которые практически успокаивают меня. Его седые, редеющие волосы слиплись на лбу от пота, а одежда испачкана грязью и слизью.

Его взгляд мечется между мной и краем обрыва, на котором я стою, испуская нервозную энергетику. Он решил, что я собираюсь прыгнуть. И пока я продолжаю просто смотреть на него, я понимаю, что не даю ему повода подумать иначе.

Я не двигаюсь.

– Мы уезжаем на ночь, – сообщает мне мужчина.

Он и его бригада весь день приводили в порядок мое крыльцо, в чем оно так отчаянно нуждалось. При этом они также гарантируют, что моя нога теперь не провалится сквозь прогнившее дерево, что, вероятнее всего, значит, что я не подхвачу сепсис.

Он оглядывает меня с ног до головы, его брови опускаются, а озабоченность, кажется, все растет. Вокруг нас, кружась, гуляет сильный ветер, путая мои волосы. Я откидываю пряди и замечаю, что он все еще не сводит с меня глаз.

Когда я была младше, бабушка не разрешала мне подходить к обрыву. Он всего в пятнадцати метрах от поместья. От вида здесь захватывает дух, особенно на закате. Но ночью без фонарика разобрать, где край, просто невозможно.

Сейчас солнце уже опускается к линии горизонта, отбрасывая на этот одинокий участок скалы мрачные тени. Я стою в метре от опасности, мои жизнь и смерть отделены лишь скалистым краем. Скоро он станет неразличим.

И если я не буду осторожна, то тоже исчезну.

– С вами все в порядке, мисс? – спрашивает он, делая шаг вперед.

Я инстинктивно отшатываюсь назад – к краю обрыва. Карие глаза мужчины увеличиваются до размеров блюдца, и он тут же останавливается и поднимает руки, будто пытается удержать меня от падения с помощью Силы. Он просто пытался помочь, а не напугать меня. А в ответ я испугала его до смерти.

Наверное, все это время так оно и было.

Я оглядываюсь назад, мое сердце замирает в горле, когда я вижу, как близко была к тому, чтобы оступиться. Все, что я чувствую в этот момент, – чистейший ужас. И как по часам, в моем желудке оседает знакомое пьянящее чувство, подобное воде, кружащейся в водостоке.

Со мной явно что-то не так.

Стыдливо делаю несколько шагов от обрыва и бросаю на него извиняющийся взгляд.

Я на взводе.

Красные розы теперь появляются везде, куда бы я ни пошла. С тех пор как я обнаружила стакан из-под виски и розу на своей столешнице, прошло три недели.

После ухода Дайи я долго стояла под горячим душем и за это время мне пришла мысль, что необходимо начать делать записи. Оставлять после себя какие-то показания. Так что, если я вдруг окажусь мертва или пропаду без вести, это раскроется.

К тому времени, как я выбралась из душа, пустой бокал с оторванными лепестками исчез, заставив меня похолодеть.

Я сразу же позвонила в полицию. Они отнеслись ко мне с пониманием, но сказали, что найденная роза в таких странных местах вокруг моего дома не является достаточным доказательством для того, чтобы они что-то предприняли.

С тех пор случаи участились. Я не уверена, в какой именно момент поняла, что у меня появился преследователь, но совершенно очевидно, что именно это и происходит последние три недели.

Я сажусь в машину, чтобы съездить в свое любимое кафе и поработать, а на сиденье меня ждет красная роза. Внутри закрытой машины, которая все еще была заперта, когда я к ней подходила.

Он никогда не кладет записок. Никаких посланий, кроме красных роз с обрезанными шипами.

Когда две недели назад начался ремонт, моя паранойя лишь усилилась. В доме побывало множество людей, ремонтировавших или менявших его части. Сюда входили электрики, сантехники, строители и ландшафтные дизайнеры.

Я заменила все окна в поместье Парсонс и поставила на все двери новые замки, но, как я и предполагала, это ничего не изменило.

Он всегда находит способ проникнуть внутрь.

Любой из людей, проходивших через мой дом, мог оказаться им. Признаться, я допрашивала несколько бедолаг, чтобы посмотреть, не будут ли они вести себя подозрительно, но все они лишь смотрели на меня так, будто я спрашивала, не продадут ли они мне немного крэка.

– Мэм? – снова обращается мужчина.

Я качаю головой в качестве жалкой попытки вернуться к разговору.

– Мне очень жаль, я просто не совсем в себе, – поспешно отвечаю я, успокаивающе разводя руками перед собой.

Я чувствую себя сволочью из-за своего поведения.

Если бы я упала, бедный парень, наверное, винил бы в этом себя. Меня легко могла подставить земля, или я сделала бы слишком большой шаг и разбилась бы насмерть только из-за его беспокойства.

Он бы прожил остаток жизни с чувством вины, и кто знает, что бы с ним стало из-за этого.

– Понятно, – говорит он, все еще глядя на меня немного настороженно. Он чешет плечо большим пальцем. – Ну, мы вернемся завтра, чтобы установить перила.

Киваю, переплетая пальцы.

– Да, спасибо вам, – негромко отвечаю я.

Я буду горевать о том, что чуть не разрушила его жизнь, когда он уйдет, и хотя он кажется невероятно милым, я со всей уверенностью могу сказать, что он желает только одного – просто оказаться подальше отсюда. Но его доброта перебарывает. Или это настойчивая потребность убедиться в том, что он уйдет не с чувством вины.

– Может быть, вы хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил?

Улыбаюсь и отрицательно трясу головой.

– Я знаю, это выглядело скверно, но, уверяю вас, я не собиралась прыгать.

Его плечи опускаются на пару сантиметров, а морщины на лице разглаживаются от облегчения.

– Это хорошо, – кивает он. Парень уже начинает поворачиваться, но потом останавливается. – О, вам там принесли розы.

Мое сердце замирает на целых пять секунд, прежде чем переходит на повышенную передачу и взлетает вверх по моему горлу.

– Что? Кто?

Он пожимает плечами.

– Я не знаю. Они уже были, когда мы вернулись с обеда. Я совсем про них забыл. Могу принести…

– Нет, все хорошо! – поспешно перебиваю я. Его челюсти смыкаются, и на его лице появляется еще одно странное выражение. Этот человек определенно считает меня сумасшедшей.

Он снова кивает с обеспокоенным взглядом, затем разворачивается и уходит назад по направлению к входу в поместье. Тяжело вздохнув, я жду, пока он не скроется из виду, и только после этого иду обратно.

Было бы странно идти сразу следом за ним, когда два человека, идущие в одном направлении, не заинтересованы в разговоре друг с другом.

У меня мурашки по коже.