Как и подавляющее большинство обитателей Ареала, Кублах понятия не имел, как работает джокер, как он выглядит и что может, кроме того, о чем ему рассказывали в джокер-школе, а в джокер-школе рассказывают далеко не все. Он знал, например, что джокер способен уловить сигнал джокер-ответчика на расстояниях до четверти среднего радиуса Ареала, а установив визуальный контакт, – обездвижить и полностью подчинить себе его волю. Все это Кублах имел возможность проверить на деле и остался очень доволен. Знал Кублах – к счастью, только теоретически – также и о том, что жизнь Дона благодаря джокер-связи неразрывно связана с его собственной жизнью: стоит погибнуть персональному детективу, как тут же в мучениях умрет и его подопечный.

В случае смерти персонального детектива мизерный шанс на спасение у «одетективленного» преступника появлялся лишь в одном случае: если его ПД довелось медленно умирать в условиях клиники, а сам преступник в это время находится в досягаемости поисковых служб Ареала. В таком случае он обязан явиться по первому вызову в ту же клинику, встретиться с умирающим и показать наличие джокер-связи, затем юридически оформить свое согласие на смену ПД.

Мы каждый день убеждаемся: просуществуй человечество хоть миллиард лет – чего, конечно, не будет, – законы его так и не достигнут предела совершенства. Во всяком случае, в те времена Закон о статусе персонального детектива совершенством не отличался. Он позволял осуществлять насильственное назначение ПД только один раз за всю жизнь преступника – дальнейшие замены персонального детектива могли проводиться только с письменного согласия того, кого они впоследствии должны были ловить. Только после совершения всех этих обязательных действий преступника подвергали «разджокированию» (джокер-ответчик при этом оставался в его голове, но уже не реагировал на джокер умершего персонального детектива) и направляли в особо охраняемый пенал до тех самых пор, пока ему не подберут нового персонального детектива – разумеется, с согласия приговоренного.

Говорили, что среди хнектов находились умельцы, способные «разджокировать» кого угодно, но, скорее всего, это миф. Дон, во всяком случае, о таких ничего не знал, а он считался самым информированным человеком в очень непростом сообществе хнектов.

Так что оружие у Кублаха против Дона было чуть ли не совершеннейшим. А уж если учесть все легенды, связанные со всемогуществом сверхзасекреченной институции персональных детективов, все связанные с этими легендами детские по мистичности страхи, в девяноста девяти процентах не имевшие ничего общего с действительным положением дел, то можно было не сомневаться: одно только заявление «Я – персональный детектив!» или «Я – джокер» откроет перед Кублахом все двери, даже хорошо запертые. В чем он неоднократно имел возможность убедиться на личном опыте. Ну зачем, скажите на милость, такому гранду, такому джокеру изучать еще вдобавок и низменное ремесло обыкновенного сыскаря?

Тем не менее в джокер-школе по мастерству сыска натаскивали изрядно. Отчасти потому, что в начале поисков сбежавшего оно вполне могло пригодиться, если тот убежал куда-то слишком далеко от охотника. Поэтому первой задачей персонального детектива было каким-то образом отыскать сигнал джокер-ответчика, пусть даже невероятно ослабленный расстоянием. Простое прочесывание Ареала требовало больших затрат времени, и персональному детективу нужно было исхитриться и с первого же, в крайнем случае со второго захода точно выйти в район предполагаемого местонахождения преступника. А для этого требовалось раздобыть хоть какие-то дополнительные сведения, то есть применить навыки сыщика.

Но проблемы не кончаются и тогда, когда персональный детектив наконец-то ловит сигнал джокер-ответчика. Как правило, этот сигнал приходит из труднопредсказуемых надпространственных струпов, внепространственных струн и межпространственных полостей, что очень затрудняет обнаружение локации. Персональный детектив должен как следует попотеть, чтобы определить по сигналу хотя бы примерное направление поиска. Здесь очень помогают чисто математические расчеты, производимые детективом либо через собственный интеллектор, либо с помощью ближайшего моторолы. Однако и математика тут не всегда срабатывает так быстро, как хочется, – снова, хочешь не хочешь, персональному детективу приходится отправляться на поиски «дополнительных сведений». А успех этих поисков напрямую зависит и от твоей сыскной выучки, и от многажды высмеянного, но все же таки реально существующего «сыскного нюха». А уж нюх-то этот, будь ты хоть рас-про-пере- персональнейший из всех персональных детективов, без знания всех тонкостей сыскного дела и длительной натаски (пусть на тренажерах – неважно) ни за что не сработает.

Нюх у Кублаха был. Точно так же, как Дон Уолхов гордился своей интуицией в смысле раскалывания моторол, Иоахим Кублах гордился своим сыскным нюхом. Первые два раза он отыскивал Дона за считаные недели, если не дни.

Вообще-то, это теория. По существу, нюх джокеру нужен далеко не всегда, поскольку, как правило, уже в первый миг поиска он отлавливает четкий, близкий, не замутненный никакими сверхпространственными штучками сигнал своего преступника. Нюх – это такая некая подстраховка, которая может понадобиться персональному детективу раз или два за всю жизнь. Так что в джокер-школе Кублах изучал мастерство сыска без внутренней зевоты только потому, что оно было ему интересно.

Теперь это мастерство пригодилось. Главный закон – не надо все знать, надо знать, где узнать. Или, по крайней мере, надо знать, где узнать, где знают о том, кто знает, где узнать.

– Да ты хоть представляешь, папаша, сколько у нас народу за сутки проходит?

Рыжеусый помощник дежурного по вокзалу равнодушно прихлебывал какое-то местное сиреневое пойло. Расспросы Кублаха его забавляли.

– И вообще, на такие вопросы, дядечка… – Он вдруг задумался, еще раз окинул раздувшегося от важности Кублаха. – Вы ведь вроде не из Космопола?

– Почти. Я – джокер, – внушительно сказал Кублах. И в подтверждение сделал страшные глаза Деревянного Джокера из детского стекла «Юлечка и вампир».

Помощник дежурного поперхнулся и тоже сделал страшные глаза. Кублаху пришлось пару раз крепко треснуть кулаком по его мощной спине, пока тот не перестал кашлять и со щек его не сошла благородная синева.

– Что ж сразу-то не сказали?! – сипло возмутился помощник, вытирая обильные слезы. – Посмеяться, что ли, задумали? Джокер, надо же! На вас же не написано, что вы джокер!

Он, похоже, первый раз в жизни видел настоящего персонального детектива. В помощнике дежурного тут же проснулись детские страхи, которые он постарался прикрыть ворчанием. Не требуя подтверждения мемо, не запрашивая у моторолы данных на Кублаха, он беспрекословно выложил перед ним списки пассажиров, которые, кроме дежурного по вокзалу, он имел право показывать только сменщику да еще специально уполномоченным агентам Космопола. И которые у него еще никто никогда не требовал.

Пассажиров – это Кублах понял еще раньше – действительно оказались многие тысячи. Но, несмотря на это, Хазена он разыскал почти сразу. Диплодок, человек надменный и опрометчивый, не счел необходимым не только менять, но хотя бы скрывать свое имя и имя жены, хотя правилами пассажирских полетов это не возбранялось. Они улетели давно, еще за два с половиной стандартных часа до того времени, когда Кублах должен был встретиться с Таиной здесь же, на вокзале. Хазен нанял двухместный частный вегикл и в транспортной карте пунктом назначения записал Архипелаг Мертеессен.

Кублах никогда там не был, но о Мертеессене слышал много – громадное, малопосещаемое и малонаселенное скопление малых звезд с целой россыпью земноподобных планет где-то на ЮВЮВ-луче Ареала, на самом конце Давидовой Кишки.

Далее, опять-таки по принципу «не надо знать все, надо знать, где узнать», последовали обстоятельные переговоры сразу с несколькими моторолами. Моторола Мертеессена оказался существом не слишком словоохотливым. Он терпеть не мог давать данные на сторону и еще больше не любил джокеров, потому что депт персональных детективов, во‐первых, управлялся людьми, а во‐вторых, управлялся, по его мнению, ужас как бесцеремонно и постоянно имел наглость вмешиваться в сферу его исключительного управления. «Техников пора на него наслать», – подумал тогда Кублах. Понадобилось несколько рекомендаций, одно заверение и один недвусмысленный приказ, чтобы мертеессеновский моторола согласился открыть Кублаху страшную тайну о наиболее вероятном местонахождении сбежавшей парочки.

Среди двадцати трех малых звезд Архипелага Мертеессен есть одна мало кому известная, несмотря на ее дурацкое название – День Гнева. Кублах обрадованно потер руки, когда узнал, что фамильная резиденция Гальдгольма Хазена находится на планете именно этой звезды.

– Это знак! – воскликнул он так громко, что напугал рыжеусого помощника и еще больше укрепил мертеессеновского моторолу в нелюбви к джокерам.

Оставалось самое простое – добраться до этого самого Дня Гнева. Здесь тоже возникли множественные препятствия, но Кублах был уже неостановим: еще раз настойчиво напомнив всем заинтересованным, что они имеют дело не с кем-нибудь, а непосредственно с персональным детективом, который именно сейчас, именно в данный миг занимается поиском одного из самых страшных преступников Ареала, и любой мерзавец, который посмеет ставить ему палки в колеса, любой гадина, дошедший до такой степени бесстыдства и человеконенавистничества, чтобы говорить Кублаху «нет», будет иметь дело не с Кублахом (что обидно), а с межареальным прокурором, и потому Кублах, человек по природе отходчивый, мягкий и независтливый, этой распоследней сволочи завидовать не станет. Нечему там завидовать.

Через час в его распоряжении оказались скоростной вегикл «армаретка» и седой ворчливый водила в кителе межзвездника, наброшенном непосредственно на ночной свитер. Волосы его торчали в разные стороны, глаза изрыгали злобу, однако, несмотря на свой вид, водила оказался необычайно исполнителен – он с раннего детства ужасно боялся джокеров.

Таина убежала с Хазеном так.

Сначала она с ним убегать не собиралась вообще никак. Больше всего ей хотелось остаться с Кублахом. Она на самом деле даже видеться с Хазеном не собиралась. И не потому, что он был ей неприятен – вовсе нет! – просто она стремилась избежать лишних слез и скандалов.

Поэтому она тайком вошла в дом, тайком пробралась к себе на второй этаж и по возможности бесшумно стала собирать вещи. Вдруг она в недоумении замерла – до нее дошло, что в доме царит необыкновенная тишина, для Хазена совершенно несвойственная. Во-первых, не играла приглушенная музыка. Муж терпеть не мог нарко и потреблял только спокойную классику, проясняющую мысли и зовущую к настроениям величественным и благородным. Но уж ее-то, эту чертову классику, он слушал всегда: и при еде, и при беседах, и даже при отправлении естественных нужд. Вдобавок к отсутствию классики не слышно было его всегдашнего негромкого покашливания, шагов и свойственных Гальдгольму мебельных скрипов. Припомнила Таина и то, что, когда она входила в дом, огни в половине Хазена, кажется, горели. Точно, горели!

– Не умер ли? – перепугалась она.

Связка коралловых ожерелий выпала из рук. Нахмурившись, Таина бросилась вон из комнаты.

– Гальдгольм! Ты дома? Гальдгольм!

Ни звука.

Она зажгла свет по всему дому, позвала домашнего интеллектора.

– Руми! Руми! Хозяин дома?

Тот с готовностью притопал на зов, но на вопрос не ответил, сделав положение совершенно таинственным и страшным. Ибо Руми просто не мог не отвечать на вопросы.

– Руми, да что ж такое? Гальдгольм!

Почти в истерике она вихрем пронеслась по дому, на ходу распахивая все двери. Перед приватной Хазена на несколько секунд замерла – вход в эту комнату всем, даже ей, без особого на то разрешения был категорически запрещен.

За дверью приватной стояла полная, мертвая тишина.

– Гальдгольм, – шепотом повторила Таина и протянула руку к двери. Та послушно разъялась.

Гальдгольм был там.