Даня паркуется рядом с небольшим итальянским ресторанчиком. Не помогает мне выбраться из машины, ждет, когда я сама подойду к нему. Мое сердце бешено колотит в груди, такой Даня для меня непредсказуем, и я даже не представляю, что будет дальше. Конечно же, я все равно сделаю по-своему, но мне не хочется, чтобы мужчина слишком часто мелькал в моей жизни. Слишком уж много разнообразных эмоций вызывает во мне.

Мы занимаем столик на втором этаже. Зал большой, и из посетителей всего несколько человек, так что можно поговорить без лишних ушей.

Мы садимся друг напротив друга. Я скрещиваю реки на груди и с вызовом смотрю на мужчину. Вижу, как плотно стиснуты его челюсти, а руки сжимаются в кулаки. Он делает глубокий вдох, на несколько мгновений закрывает глаза.

– Мила, чем ты думала? – начинает тихо и хрипло, в его глазах я вижу осуждение. – Чем ты, черт возьми, думала, Мила, когда в одиночку решала судьбу нашего ребенка, да еще и как?! – его голос становится громче, проскальзывают рычащие нотки. Он наклоняется вперед всем телом, ближе ко мне. – Неужели ни на минуту не усомнилась в своем выборе?

Я молча отвожу взгляд в сторону, не в силах смотреть в эти ледяные глаза. На самом деле мне становится стыдно. Он прав.

– Тебе двадцать восемь, Решетникова. Не двадцать, и даже не семнадцать, чтобы бояться сказать родителям, что залетела. Тебе, черт тебя возьми, двадцать восемь, и многие в твоем возрасте детей уже в первый класс отдают! Так какого, скажи мне, лешего ты поперлась в ту клинику?

– Ты мог бы не кричать на меня? – резко произношу я.

– Да я сдерживаю себя из последних сил, чтобы не схватить тебя за плечи и не встряхнуть хорошенько, выбив из твоей головы всю дурь. Почему ты не сообщила мне, Мил? Неужели думала, что мне не важно узнать о таком важном моменте, как беременность? Неужели думала что я откажусь от ребенка? Господи, хорошо, что я успел…

Он вдруг замолкает, глаза расширяются от страха. Смотрит на мой живот. Не двигается. Могу поклясться, что слышу, как работают шестерёнки в его голове. Именно в этот момент я понимаю, что для него этот ребенок почему-то безумно важен. И не имеет значения, что он от меня. Мы же не выносим друг друга, никогда не уживемся вместе, не сможем вместе воспитывать дочь или сына, так зачем он все усложняет и старается сохранить нашу связь?

– Или не успел? Мил, скажи, что ты не сделала еще аборт, – его голос звучит с надрывом, вся его напыщенность и злость растворяются. Смотрит на меня с надеждой.

– Успел, Дань. Как раз вовремя, – произношу с трудом. Горло сжало в спазме, все мое тело бросает в дрожь. Я наконец-то начинаю отходить от эмоциональной встряски и зависшей вокруг этого ребёнка неопределенности. Всю неделю меня мучила бессонница, потому что я так и не могла прийти к нужному решению. А сейчас начало отпускать.

– Хорошо. Это хорошо, – устало выдыхает Даня и откидывается на спинку стула. – Почему ты такая дура, Мил? Раз уж так произошло, значит, надо. Ну боялась, что не справишься сама с ребенком, так я же есть. Нянек наняли бы, если хотела бы и дальше на показы свои мотаться. Беременность и восстановление – это всего год из твоей жизни. За это время ничего бы не случилось. Неужели не жалела бы потом о своем выборе? Модельная карьера стоит того, чтобы лишиться возможности иметь детей? Кто знает, к каким последствиям привела бы тебя твоя глупость? Бесплодной ведь могла остаться. А улыбка твоего ребенка стоит контракта, из-за которого ты вынесла ему смертный приговор, Мил?

– Ты не понимаешь, Дань…

– Нет, я все прекрасно понимаю, – резко перебивает меня, и в его взгляде вновь появляется холод, а в словах резкость. – Ты просто эгоистка, которая печется только о себе и не способна никого полюбить. Даже собственное дитя. Хотя что это я? Ты ведь так решила только потому, что этот ребёнок от меня. Был бы от твоего Матвея – наверное, визжала бы от радости и сразу помчалась бы скупать детские вещи, да? – с горечью спрашивает он.

Я хочу возразить, но не могу. Слезы застревают где-то в груди, дышать становится невозможно. Ведь это то, что мне нужно было услышать. И пусть слова Дани звучат так жестоко, но зато правдиво. Мне нужно было, чтобы хоть кто-то сказал мне, что я совершаю ошибку. Что буду потом всю жизнь жалеть. Возможно, стоило поделиться этим с мамой, она у меня мудрая женщина, но страх… страх сделал свое. Подтолкнул меня на край обрыва. А ещё эта глупая злость на себя и Даню за то, что одна ошибка перечеркнула все, над чем я так упорно трудилась столько времени.

Я вдруг задаю себе вопрос: что бы я делала, если бы не получила то чертово приглашение на кастинг? И ясно осознаю, что мне бы и в голову не пришло избавляться от ребёнка. Даже несмотря на то, что беременна я от нелюбимого мужчины.

Глава 11

Я не хочу, чтобы Даня видел мои слезы, поэтому хватаю свою сумочку и поднимаюсь со стула, не в силах больше сдерживать всхлипы, которые рвутся наружу.

– Куда собралась? – Кравцов резко встает со своего места, в одно мгновение оказываясь рядом со мной и хватая меня за локоть, не давая сделать и шагу.

Я окидываю его гневным взглядом. Как же бесит! Неужели не может оставить меня в покое хоть на несколько минут? Строит из себя такого правильного, но при этом не упустил возможности воспользоваться мной, когда я ничего не соображала.

– В уборную. Отпустишь? Или, может, со мной хочешь? – произношу с вызовом, желая как можно быстрее оказаться подальше от него.

– А почему бы и нет? – Он улыбается с издевкой и подталкивает меня в сторону лестницы. – Если ты решила сбежать от меня и вернуться обратно, то зря, – яростно шепчет мне на ухо, пока спускаемся на первый этаж. – Можешь даже не надеяться на это, – его голос подобен стали, и от того тона, с которым он разговаривает со мной, мне хочется спорить с ним до бесконечности. И делать все наперекор. Как раньше.

– Не будь идиотом, моя верхняя одежда осталась на вешалке рядом с нашим столиком, а на улице мороз. Я никуда не собираюсь сбегать, – с раздражением произношу я.

– Я не доверяю тебе, Решетникова, поэтому смирись с тем, что теперь я буду очень плотно участвовать в твоей жизни. Пока не родится ребенок.

Ага, конечно, мечтай.

– Спасибо, что провел до заветной двери, не мог бы ты отпустить меня? – пытаюсь вырвать из его крепкой хватки свою руку.

– Сумку, – кивком указывает на сумочку на моем плече.

– Что? – смотрю на него с недоумением.

– Сумку свою мне оставь и можешь идти.

– Ты сумасшедший? – в моем голосе проскальзывают истеричные нотки. На мгновение я забываю о том, что еще несколько минут назад собиралась проскользнуть в уборную, чтобы вдоволь нареветься, а потом умыть лицо и как ни в чем не бывало вернуться к Дане и к нашему разговору.

– Слушай сюда, Мила. – Я делаю шаг назад, смотря в злое лицо Кравцова. Он наступает на меня, и я оказываюсь зажатой между холодной стеной и его теплым телом. – Полчаса назад ты чуть не убила нашего с тобой ребенка, поэтому с этого момента я абсолютно тебе не доверяю. А зная тебя, могу предположить, что ты можешь вытворить что угодно. Даже наглотаться таблеток. Поэтому дай мне эту чертову сумку и иди. Я дам тебе ровно пять минут. Не выйдешь сама – зайду за тобой.

Мне не нравится все это. Не нравится, что теперь Даня превосходит меня силой, давит свой энергетикой. Раньше его угрозы вызывали во мне лишь смех, сейчас же почему-то по спине проходится холодный озноб. Потому что я вдруг понимаю, что с таким Кравцовым, скорее всего, в игры играть не получится. Я абсолютно не знаю его. Может, он стал каким-то криминальным авторитетом и топит в лужах котят?

Но…

Искушение слишком велико. Господи, мне же так не хватало этих перепалок. Когда искры из глаз и кровь в венах кипит. Когда злишься до дрожи во всем теле, хочешь придушить самодовольного болвана собственными руками, но получаешь удовольствие от того, как он ловко отражает все твои нападки, а темными ночами придумываешь новый план мести.

До этого момента я и не осознавала, что скучала по всему этому. С мужчинами, с которыми я встречалась, было все так ровно и однообразно. Мило, романтично, хорошо и без эмоциональных качелей.

Не то что с Даней.

Он не отрываясь смотрит на меня своими необычными глазами, я чувствую его горячее дыхание на своём лице, а ещё практически осязаю его нервное напряжение. Не так уж он уверен в себе, как хочет показать. Мимо проходят несколько работников ресторана, бросая на нас заинтересованные взгляды. Наверное, со стороны кажется, словно Кравцов собирается убить невинную девушку.

Вместо того чтобы пререкаться и дальше, мы молча разглядываем друг друга. Я замечаю, как злость в его глазах меняется на что-то другое, чего я пока не могу распознать.

– Не бойся, Кравцов, сбежать я оттуда смогу только через унитаз, но как бы я себе ни льстила, а я не настолько стройная, чтобы это сделать. Так что вернись за наш столик и дай мне десять минут. И да, сумочку я заберу с собой. Я отключила телефон, и мне нужно проверить почту и сделать несколько звонков. Я ведь теперь не лечу в Париж!

И, не дожидаясь его ответа, упираюсь руками в его крепкую грудь и отталкиваю от себя. Быстро проскальзываю за дверь и выдыхаю от облегчения.

Вот гад!

На самом деле я безбожно вру о важных звонках, сумочка мне нужна для другого. Где-то там, в боковом карманчике, все так же лежит нераскрытый конверт с УЗИ.

Дрожащими руками я расстегиваю молнию и достаю его. Волнение выталкивает из меня всю смелость. Я все так же до конца не верю в происходящее и пытаюсь понять, как выстроить свою будущую жизнь.

Если Даня думает, что я соглашусь на его условия, то заблуждается. Он произнёс всего несколько слов, а меня уже раздирает от желания побить его хорошенько. Но ладно, в одном он, наверное, прав: я не смогу справиться с этим ребёнком одна. Возможно, и в самом деле лучше, чтобы воспитанием занялся он? А ещё это его предложение, словно укус ядовитой змеи, медленно распространяется по всему телу. «Крамор». Я даже не мечтала работать у них.

Почему для него так важен этот ребёнок?

Я делаю глубокий вдох, бросаю взгляд в зеркало, из которого на меня смотрит бледная испуганная девушка, и наконец-то достаю черно-белые фотографии. Надеюсь на то, что это как-то поможет мне понять, что я хочу на самом деле.

Сердце пропускает удар и болезненно сжимается в груди. Понятия не имею, что из этого всего мой малыш, но… он существует. Прислушиваюсь к себе. Нет, ничего не изменилось, лишь начинаю чувствовать ответственность за жизнь, зародившуюся внутри меня. Правда, материнский инстинкт молчит. Что, если я буду плохой матерью?

Когда я наконец-то успокаиваю бешено бьющееся сердце, собираю мысли воедино и выхожу из уборной, Даниил все ещё подпирает стену рядом с дверью. Упертый какой. Минут двадцать здесь стоит.

– Знаешь, сбегать – это не в моем стиле, в отличие от некоторых, – фыркаю я и закатываю глаза. Даня, кажется, не сразу понимает, о чем я, потому что сначала хмурится, а потом в его глазах появляются искорки, а бровь ползет вверх.

– Обиделась, что ли? – Впервые за сегодняшний день на его лице появляется подобие улыбки.

– Еще чего. Просто все выглядело так, словно ты струсил и сбежал, пока я не проснулась.

– О нет, детка, все выглядело так, словно я получил, что хотел, и после уехал домой.

Из моего рта вырывается возмущение.

– Да, конечно, льсти себе, если так хочется. Но, вообще-то, это я тобой воспользовалась, чтобы хоть как-то забыться. Знала бы, чем это кончится, послала бы тебя ещё у ресторана, – качаю головой. – Кравцов, от тебя что десять лет назад, что сейчас – одни проблемы.

– Кто бы говорил, – бурчит Даня за спиной и не спеша начинает подниматься по деревянной лестнице за мной.