В тот день 1995 года Антуан дю Пен – а вот и он – наслаждался прекрасным летом на террасе «Белой лошади», единственного приличного бистро из пяти имеющихся в Бельпра. Встретить его по тем временам было большой удачей. Несколько лет назад молодой герцог вбил себе в голову посмотреть мир и праздным туристом стал раскатывать по разным уголкам планеты. В 1842 году его предок Луи дю Пен, исколесив вдоль и поперек земной шар, поведал о своих путешествиях в небольшой книжонке «Странствия аристократа с Запада», после издания пользовавшейся некоторым успехом. Антуану взяться за перо не давал недостаток высокомерия, но подобная нехватка амбиций никоим образом не мешала ему отправиться вкушать атмосферу других континентов и пойти по стопам предка. На следующий день он намеревался отправиться в Египет и подняться вверх по Нилу. Билет неизменно брал только в один конец, никогда не зная, когда вернется. В этом состояло огромное преимущество богатого холостяка. В один прекрасный день он просыпался на другом конце планеты, и вдруг ему напоминало о себе желание выпить с другом Анри пива на террасе «Белой лошади». Тогда он немедленно выселялся из отеля, брал такси, поднимался на борт самолета и возвращался в Бельпра.

Вместе с тем, с объективной точки зрения, городишко их представлялся самым что ни на есть заурядным, а Анри, ко всему прочему, служил его идеальным воплощением. В нем не было очарования дальних краев, хотя уроженцу Арканзаса или Ботсваны он вполне мог бы показаться экзотическим. То ли небольшой город, то ли большая деревня с населением в семь тысяч жителей в сотне километров от Атлантического океана. Местные называли его Бельпрат, все остальные Бельпра. Во время революции деревня познала час своей славы, а в конце XIX века промышленный подъем. Потом в ней долго процветали разные текстильные и обувные предприятия. Но вот туристическому аспекту никакого внимания не уделяли. Если не считать замка дю Пен и небольшого старинного квартала Вье-Бельпра, город не располагал ни к прогулкам, ни к созерцательному ничегонеделанью. Хотя каким-то уродливым тоже не был и путем тщательно осмысленного благоустройства его вполне можно было бы превратить в очаровательный уголок, способный привлекать туристов, как в былые времена. Однако в нынешнем состоянии добровольно проводить там время никто не хотел. По меньшей мере лет шестьдесят в нем больше не было вокзала, следовательно, и поездов, а автомагистраль проходила в двадцати километрах, то есть слишком далеко, чтобы делать в Бельпра остановку на маршруте. Но на это никто не жаловался. Население принимало у себя туристов, однако прекрасно обходилось и без них. Так или иначе, особо таковых у них и не было. «Если ты здесь, значит, местный». Вот как любили говорить обитатели городка. И эта мудрость поистине идеально обобщала весь местный дух. Местные жители демонстрировали сдержанность и хороший нрав. Здоровались с соседями, с удовольствием оказывали услуги, без сожалений протягивали руку помощи неимущему, без труда расточали улыбки, но бо́льшую часть времени работали, только и всего. Не молчуны, но и не душа нараспашку. Психоаналитик не сколотил бы здесь состояния, а если бы чего-то и добился от пациентов на диване, то только долгого, тягостного молчания.

Анри ушел с работы в 17 часов и под палящим солнцем, обрушивавшимся на городские камни и выставлявшим Бельпра в лучшем свете, неспешно направился в «Белую лошадь». Лето, несмотря на присущие ему излишества, всегда было его любимым временем года, воздух больше насыщался цветочными ароматами, и Бельпра благоухал запахом скошенной травы – по той простой причине, что коммунальные службы еще с самых первых его дней выкашивали все скверы и лужайки. Яркий дневной свет напоминал ему красочные старые вестерны. Он представлял себя калифорнийским ковбоем, державшим курс на салун, хотя не имел ни кольта, ни желания когда-либо садиться в седло. По дороге Анри снял пиджак, зацепил его пальцем за петельку, забросил за плечо, закатал рукава, а потом даже позволил себе ослабить галстук и расстегнуть воротник рубашки.

Встречу назначили на 17:15, как всегда по вечерам каждую пятницу, за исключением тех случаев, когда Антуан в очередной раз уезжал на край света, тем самым немного раздражая Анри, которому из-за этих отлучек приходилось от случая к случаю вносить поправки в график времяпровождения. Однако на этой неделе поводов для беспокойства у него не было, и он, как обычно по пятницам, собирался заказать бифштекс с жареной картошкой, чтобы съесть его без соли и горчицы.

В 17:14 он еще издали завидел друга – тот сидел, вытянув под столом ноги и чуть развалившись на пластмассовом стуле, и сквозь большие очки легендарной марки «Рей Бэн» созерцал небо. А может, и спал, словно ленивая ящерица, коей, собственно, и был. Но нет, едва услышав шелест шагов на гравийном покрытии террасы, он выпрямился и встал, дабы его обнять. Анри устроился напротив и махнул рукой ЖД, хозяину заведения, в этот момент обслуживавшему гостей за соседним столиком. Уточнять заказ не было нужды – он без вариантов брал коктейль из пива и лимонада в равной пропорции.

– Я так понимаю, рассказать тебе мне нечего? – с улыбкой спросил Антуан.

– Так оно и есть, – со столь же радостной ухмылкой ответил ему Анри.

– Но хочешь не хочешь, а две хорошие новости вынь мне да положь.

У Антуана это была одна из многочисленных фишек. Перед тем как начать разговор, он то и дело просил друга – да и вообще всех, кого только встречал, – сообщить ему пару хороших новостей. Этот прием таил в себе как минимум два достоинства, позволяя, с одной стороны, начать беседу на оптимистичной ноте, с другой – избежать традиционных банальностей, разговоров о капризах погоды и прочих досадных вопросов типа «что новенького?».

– Слушай, старик, сегодня я пас. Хотя само по себе это уже хорошая новость, потому как со мной не случилось ничего захватывающего, а значит, и опасного.

– Годится, одна есть! Как насчет второй?

Анри задумчиво посмотрел по сторонам, чтобы все-таки угодить другу.

– В последнее время я как-то мало вижу Гвендолину… По вечерам она вечно где-то болтается. То к одной подруге пойдет, то к другой. Но меня это ничуть не тревожит. Сегодня в доме тоже никого. Это тебе уже две хорошие новости.

– Браво! Великолепно! К тому же прими мои поздравления. Ах, Гвендолина! Знаешь, я то и дело о вас думаю. Говорю себе, что в качестве свидетеля должен был тогда вмешаться. Я ведь знал, что ты никогда не будешь счастлив с этой бессердечной заразой. Но вот в твоей жизни начало хоть что-то происходить…

Анри отвел взгляд, дабы уклониться от обсуждения этой темы. Подобные разговоры они водили уже не в первый раз. Он женился пять лет назад – когда ему стукнуло 30, сказал себе, что пришло время совершить решительный шаг и найти спутницу жизни. Его родители, как и их друзья, уже начали опасаться, как бы этот молчун не остался холостяком до конца жизни. Сам он в качестве такового чувствовал себя совсем неплохо и даже радовался свободе, которой наделял его этот статус. У него уже имелось несколько подружек, взволнованных и тронутых его застенчивостью. Ничего особо серьезного. Но Анри полагал, что, если продолжать в таком духе и дальше, он станет слишком выделяться на фоне других, из-за чего на него могут обрушиться глумливые насмешки. Скоро на него начнут показывать пальцем и говорить: «Ну что за человек этот бедолага Анри! Стоит ли удивляться, что ему так и не удалось отыскать себе пару». Это означало прослыть не таким, как все. Вот здесь мы и начинаем узнавать нашего героя с этой стороны: что угодно, лишь бы не стать предметом разговоров.

В это же время Гвендолина Бретодо, дочь городского егеря, запала на Антуана дю Пена. А заодно и на его состояние. Прознав, что она взяла его в перекрестье своего прицела, тот вежливо, но твердо дал ей от ворот поворот. Она была девушкой красивой, однако всякой гадостью Бог ее тоже не обделил. Постоянно фланировала по улицам Бельпра с йоркширским терьером на поводке из той же блестящей лакированной кожи, что и ее короткая юбчонка, тщетно изображая элегантную поступь, невзирая на ухабы городских улиц, на которых никак не мог закончиться ремонт. После кончины жены бедолага отец воспитывал ее один и недостаток педагогических способностей в растерянности мог скрыть разве что подарками. Свое выражение его искренняя любовь к дочери находила единственно в виде немедленного удовлетворения ее малейших капризов, и в конечном итоге Гвендолина Бретодо решила, что весь мир лежит у ее ног и стоит ей высказать желание, как оно тут же исполнится. Из местного колледжа она ушла довольно рано, планируя стать исключительно актрисой или на худой конец певицей. Ко всему прочему, за ней водился некоторый талант и как минимум приятный голос. Время от времени ее можно было услышать в караоке бара «Радушный прием», пользовавшегося в Бельпра весьма сомнительной репутацией, где она распевала песни Селин Дион и Уитни Хьюстон. Но усердно совершенствуя с девяти вечера до двух ночи вокал, через два года была вынуждена признать, что через их деревню не лежит путь ни агентов, ни импресарио, способных увезти ее далеко-далеко из департамента Эвр-э-Мэн и, наконец, дать ей возможность начать взлелеянную в мечтах карьеру. Тем более что на это у нее было полное право! Как-то вечером она с важным видом заявила отцу, Эмильену Бретодо, что уезжает из Бельпра в Америку на встречу со своим кумиром: Тиффани-Амбер Тиссен, тамошней актрисой, прославившейся ролью вредины Вэлери Мэлоун из сериала «Беверли-Хиллз, 90210». Гвендолина могла по памяти процитировать из этой роли половину слов. Ее план был предельно прост: укатить в Лос-Анджелес, познакомиться со звездой, а потом бросить ей пару реплик, демонстрируя одновременно и талант, и приверженность профессии. А когда они станут близкими подругами, попросить ее помочь пробраться в закрытый мир голливудского кино.

Когда дочь изложила ему свой непогрешимый план, Эмильен медленно покачал головой, от покорности судьбе, недоверия и досады поджал губы – что составляло для него священную гамму эмоций, – но все же открыл старую коробку из-под обуви «Пибоди», которую хранил под досками пола. Потом вытащил оттуда все свое состояние, 47 500 франков, и протянул ей. Подумав о том, как бы на ее месте поступила Тиффани, Гвендолина приняла решение, в знак признательности пару раз всхлипнула, обняла его и поблагодарила за поддержку, которая поможет ей стать самой собой, то есть все той же Тиффани.

А когда отец, проехав на машине пять часов, доставил ее в аэропорт Руасси, улетела, не испытывая в душе ни малейших сожалений.

Но уже через три недели вернулась, чрезвычайно разочарованная поведением Тиффани, с которой в один прекрасный день столкнулась, правда, лишь в толпе фанаток у входа на студию, где снимались телесериалы. Актриса не удосужилась даже взять блокнот для автографов, протянутый ей Гвендолиной. В то же время она познакомилась с крупным продюсером, имевшим некоторое отношение к сериалу, который пригласил ее в модный лос-анджелесский бар и угостил ужином. И пока весь вечер пичкала его репликами Тиффани, он смотрел на нее взглядом, в котором ей виделось восхищение. Так или иначе, но очаровать его ей удалось, потому как под занавес вечера он увез ее к себе на виллу. А на следующее утро спровадил с глаз долой, и она благодаря скудным познаниям в английском поняла, что продюсер хоть и посчитал ее очень талантливой, но не говорил на ее языке и поэтому из ее вчерашней элоквенции не понял ни единого слова. В приступе интеллектуального просветления до Гвендолины дошло, что Тиффани она знает только по французской озвучке, в то время как большинство американских актеров вообще-то говорят по-английски. В итоге она гордо подняла голову, купила обратный билет во Францию и возвратилась в Бельпра. Что поделаешь, если эти приматы не понимают французского? Настаивать нет никакого смысла.