Фантазия – уникальное свойство человека. О чём мечтает моя собака, если хватает операционной рабочей памяти? Разве что о свежем куске мяса на ужин и фантомно о поглаживаниях хозяйской, а потому привычно и по-родному пахнущей рукой! Концентрация непривычного запаха – вперёд, пора охотиться. Или защищать территорию.

А человек может всё это себе представить…

Многозначность

Как необычно и многозначно слово! Как быстро меняется русский язык, а с ним и мир вокруг нас…

Скажи православному: «Пост!» И сразу всё ясно: пришло время подумать о душе. А поскольку тело и душа человека связаны, укрощая одно, даём энергию другому. Ограничение радостей тела способствует укреплению души.

Скажи военному: «Пост!» – и он подумает, что надо выставить пикет или сменить дозорного! А в моём детстве это слово было связано с рассказом Пантелеева «Честное слово», когда мальчики играли в войну в парке. И мальчик дал честное слово, что никуда не уйдёт и будет охранять свой пост до конца. Так он и стоял на посту до сумерек. Игра уже давно закончилась для всех, но не для него. Он всё стоял и стоял, он ведь дал честное слово. Пришлось пойти на хитрость. Найти настоящего военного, который поблагодарил мальчика и отдал приказ покинуть пост.

А теперь пост – это новый эпизод болтовни в интернете. В «Телеграме» так плюются ежесекундно, что сорока на хвосте принесла, тем и плюются, соревнуются, кто быстрее. Скорострельщики, одним словом, блогеры. Даже не накапливают слюну для полноценного плевка, сыплют по мелочи, на большой, осмысленный и подготовленный пост времени у них нет. Один мелкий горошек. Не дай бог оказаться в поле зрения. Набегут миллионы и наплюют виртуально. Ну простите мне немного брюзжания. Но мы-то люди и воспринимаем всё не виртуально, а от души, как люди.

Вот так летит время, меняются привычки, мораль. Сменяются поколения. Идти в ногу со временем – не просто фигура речи. Уже приходится просто бежать за ним. А ведь лучше идти со своей скоростью в своей жизни, успевая заметить, что происходит вокруг. И зафиксировать для новых поколений.

Сбой

Тревожно на душе. Время, когда каждый решает, как ему быть. И невозможно осознать, что мы уже живём в другом мире. Маховик истории качнулся вправо и затем неизбежно качнётся влево, по крайней мере так было всегда, но что-то, видимо, пошло не по заведённому. Аннушка пролила своё масло, что же будет дальше?

Мы – живые (пока) наблюдатели истории, того, как её режут и кромсают, но эти кромсатели нам незнакомы, живут они на другом этаже, можно сказать, в другом мире, хоть это миром уже никак не назвать…

Диалог

Жу-жу-жу, никакого покоя, настойчиво звучат внутренние голоса, что-то нарождается, но, не успев превратиться в мысль и стать осмысленным, кажется пугающим. Что-то варится и не находит выхода. Каждая из договаривающихся сторон что-то хочет сообщить и заявить, что имеет право голоса в этой голове. Другие тоже ворчат. Цыц! Жужжат. Ну что же, пора наводить внутренний порядок. Отвечать на вопросы, а не заталкивать их внутрь. Порядок, ordine.

Вот возьмём врачей, они учатся долго, лет пять. Изучают там всякие циклы Кребса, анатомию зубрят на латыни, и все они всё же ещё остаются не до конца и недостаточно упорядоченными. А вот как найдётся на их голову ординатура, вот тогда и только тогда они всё для себя расставят по полочкам. Вот там-то их и приводят в чувство, а точнее, в порядок. Ординарный, уже настолько приручённый, почти докатанный до универсальности, откалиброванный, то есть самый простой и заурядный. Вот такой, при всей любви к наведению порядка, совсем быть не хочется, надо добавить немного индивидуальности, например, по нынешней моде чуть-чуть перьев и шика в образ.

Ну а наконец вершина мужской и профессиональной упорядоченности – знаете, что или, вернее, кто? Орденоносец. У некоторых один, у других много орденов в ряд и у немногих не один ряд. Вершина признания, эдакая мини-стена славы на груди. Вот так выясняется, что наведение порядка во всех областях есть очень важная и нужная вещь! Наведём его, разрушим, наведём – разрушим, ничего не напоминает?

Так и с вами: «Эй, голоса, выстраивайтесь по порядку. Буду вас разбирать. Что затихли? Перепугались? Раз-два, по порядку рассчитайсь!» А ещё лучше помогает от излишней внутренней болтливости что-нибудь физическое, про бег я молчу, но хорошая прогулка тоже подойдёт. Идти и глазеть по сторонам, витрины-бутики подойдут или, наоборот, что-то естественное – полное отсутствие препятствий для глаз, а именно видимый горизонт, гладь воды, песок под ногами и неиндустриальный природный шум. Есть ещё варианты? Знаю, подходят не всем, ну вот, например, сон или на худой конец рожок с мороженым. «Кормят… сладенькое дают! Всё внимание сюда!» Кровь побежала к желудку – голоса замолкают, все наслаждаются. Знают: надо только выждать, через некоторое время глюкоза к ним вернётся – и начнут своё жу-жу-жу с удвоенной силой.

Мои родители

Думаю о любимых

Чем больше я думаю о своих родителях, тем очевиднее становится, что были они люди необычные и незаурядные. Как они удивительно встретились, нашли друг друга, сколько всего испытали…

Младшие дети из многодетных семей, они рано оторвались от своих корней, уехали из дома, чтобы учиться, окончили сначала техникумы (мама – Мариупольский механико-металлургический, папа – Рыбинский авиационного строения), потом Московский институт стали и сплавов, а чуть позже папа ещё и Академию внешней торговли. Они оба полностью поменяли место и род занятия своих предков.

Единственное различие было у них в темпераменте: сдержанный северный папа из Глебово на Волге и южная темпераментная и разговорчивая мама из греческого села Первомайское Донецкой области. Когда бы они ещё могли встретиться в такой огромной стране, если бы не желание учиться, получить образование? Время, война поменяла их судьбы, разорвала уклад жизни и привычные родственные связи. Пришлось рано взрослеть, всё делать самим – словом, абсолютный self-made.

В социальной жизни и карьере больше преуспел папа (он был всё-таки скорее гуманитарий), мама же больше занималась семьёй и работала по свободному графику преподавателя, количество лекций и нагрузку всегда выбирала сама и обговаривала заранее. Однако она, где можно, всегда брала пальму первенства!

Мама

Мама была женщиной азартной и увлечённой, талантливой и неравнодушной, для нас – любящей и преданной. Звали её редким по тем временам именем Калерия.

Мама – сама энергия и жизнь, только где-то глубоко в глазах затаилась растерянность и боль. Глубина и потаённость. Судьбы того поколения – это особая история. Тропы, по которым ей удалось пройти, полны испытаний и преодолений. Потери, ранняя смерть отца, человеческие трагедии. Всё это коснулось её в ранней молодости, отпечаталось тенью в её глазах. Ей было семнадцать лет, когда пришла война.

Когда я родилась на свет, это всё уже отошло в прошлое, но оно оставалось в ней и жило с ней всю её жизнь. Она замирала на мгновение и словно уходила в себя, в этот непростой мир внутренних переживаний и сложных хитросплетений. Вслух же ничего не произносилось. Люди, которые тяжело болели и выздоровели, люди, которые прошли через страшное и остались живы, они словно ещё больше хотели наверстать упущенное и погасить эту боль в радости жизни. Начинали жить с удвоенной силой. Брал верх южный, греческий темперамент. В этом были свои минусы и свои плюсы.

В силу полученной профессии «металловед» (в то время редкое увлечение для женщины) к жизни и процессам, протекающим в ней, она относилась как к лабораторному заданию, которое надо сначала продумать, затем успешно спланировать, поставить задачу и приступить к делу. Звучит немного сухо, но что поделать!

Дружила она в детстве с мальчишками, дядя Павлуша работал ветеринарным врачом на конном заводе и брал её с собой в ночное, было это где-то в степях недалеко от греческого поселения Мангуш. Ездила верхом на лошадке и позже гоняла на мотоцикле. Любила охоту и рыбную ловлю. Метко стреляла и была «парень хоть куда»! Ни в чём им не уступала. Училась тоже в мальчишеской среде, надо было уметь за себя постоять. В общем, прошла непростой путь, пока на ей не повстречался папа, а потом уж и я.

А это уже совсем другая история, тогда мама стала уже другой, более расслабленной и домовитой. Делала свою домашнюю работу отлично, справлялась. Всякие там пирожки-чебуреки-беляши, ну не каждый день, а по праздникам, а что намного чаще, каждое воскресенье, так это кексы, ракушки с повидлом и песочное печенье – формочки ему придавали очертания луны, цветочка или звёздочки. Есть надо было осторожно: белое сладкое вещество сверху легко взлетало дымкой, вдыхалось и вызывало кашель. Делала его мама, самой простой молочной бутылкой раскатывая сахар. Если бы не справлялась, я бы запомнила.

Но азарт играть и побеждать будоражил её всегда. Когда мы жили в Германии, соревновались в дворовый волейбол. Называлось «товарищеский матч», а играли всерьёз, наши торгпредские с не нашими, и мама была узнаваема с первой минуты игры. Кричала азартно и страстно, во всю силу лёгких, называлась фамилия, всех знала поимённо. Болела за наших, всё равно за каких наших, будь это волейбол, шахматы или хоккей. Делала это не стесняясь, «во всю глотку», стеснялись скорее мы, причём коллективно. Но нашу маму было не остановить. Калерия-Кавалерия была всегда на коне.

В молодости многие вещи дела на спор, на пари, как сейчас говорится, «на слабо». Споры были разные, но и такие специфические: кто, например, оригинальней возьмёт интеграл и быстрее решит задачку. А в шахматы играла вместе с папой, и, увы, может, счёт у них в совокупности был равный, вот только казалось, что чаще побеждает мама. Её победа была более яркой и звучной, а папа сокрушался тихо и незаметно.

А потом – мама была говорливой, она была отличной рассказчицей, повторяла истории из своей жизни так, что это было похоже на сказание, миф или на героический поступок. А ведь реклама – не последнее дело в нашей жизни и в убеждённости, что чудо есть, чудо бывает, чудо случается.

Мама и папа

Как только приехала мама по распределению в Свердловск на «Уралмаш» после окончания института, первым делом пошла на стадион, где играли уралмашевцы ещё с кем-то. Ну тут Калерия и нашла себя, не осталась она незамеченной! Как не поболеть за своих! «А кто эта женщина?» – спрашивали соседи. «Это наш новый инженер!» Тут её весь завод и узнал с первого раза!

Мама рассказывала, смеялась, взмах ивала руками.

Вот папа никогда руками не размахивал и, мне кажется, слегка подсмеивался над ней за её излишнюю горячность там, где надо бы подключить рассудок.

Ну папа-то из других, северных мест, там руками не размахивали, вели себя более сдержанно, говорили на «о», не «пайдём» (на московский лад), а «подём», Ярославский край.

Может, и приглянулись они друг другу своей непохожестью и географической отдалённостью. Там степь с засохшей травой, тут водная гладь и просторы полей. И общее горячее желание выучиться и стать инженерами. Судьба, испытания, перемещения по стране, война и, наконец, встреча…