– Вы чувствуете себя лучше? – обрадовалась Клэр.

– Нет. Просто я могу остаться одна. Уж я-то способна распознать, куда ветер дует.

– Мисс О’Хара собирается уехать из дома?

Это было невероятно!

– Да, и судя по всему, из Каслбея.

– Она не может!

Несправедливость происходящего уязвила Клэр: мисс О’Хара должна была оставаться в Каслбее, пока Клэр не получит стипендию. Мисс О’Хара не могла уехать сейчас.

– Она выходит замуж? – спросила Клэр, питая неприязнь к одной только мысли о подобной возможности.

– Замуж? Кто захочет обрекать себя на долгую вереницу страданий? Разумеется, она не выходит замуж. Ей не сидится на месте – вот что с ней, неугомонной, происходит. Это ее собственные слова. Всю ночь напролет бродит по дому, рядом с ней даже глаз не сомкнуть. Спрашиваешь: «Что случилось?» Отвечает: «Не сидится». Что ж, ни у кого нет времени на стариков. Запомни это, Клэр.

В этот момент вернулась мисс О’Хара. Она выглядела очень усталой. На занятиях она в последнее время вела себя вспыльчиво, но не по отношению к Клэр, поэтому девочка не ожидала резких слов.

– Боже всемогущий! И так нет покоя ни в школе, ни на улице, а теперь еще и дома?

Клэр была потрясена.

– Дашь людям палец – отхватят руку. Что у нас сегодня, Клэр? Деление столбиком или Большой катехизис? Говори скорее, и покончим с этим.

Клэр положила письмо из далекого монастыря на кухонный стол.

– Я подумала, раз вы помогли мне с письмом, то захотите увидеть ответ, который мне прислали.

Лицо Клэр покраснело от возмущения.

– Спокойной ночи, миссис О’Хара! – крикнула она в дверях и ушла.

Она шагала по длинной дороге, ведущей к полю для гольфа. Летом все больше людей предлагали здесь туристам ночлег и завтрак. Клэр спустилась вниз, к началу Черч-стрит, и вошла прямиком в поселок. Она не заметила, что Крисси и Кэт сидят на каменной ограде, болтая ногами, и разговаривают с Джерри Дойлом и парой его приятелей. Она не обратила внимания на переполох в мясной лавке Двайера, откуда выскочил шальной пес доктора Пауэра с бараньей ногой в зубах.

Дома паковали чемоданы, хотя до отъезда братьев оставалось еще несколько дней. Поездки случались нечасто, поэтому к сбору вещей относились очень серьезно.

Отец Клэр нашел хороший кожаный ремешок, чтобы обвязать тот чемодан, замки на котором давно заржавели и не защелкивались. Второй чемодан решили несколько раз обмотать толстой веревкой.

На кухне маму почти не было видно за развешанным бельем. Оно сушилось на пяти подвижных перекладинах – длинных деревянных брусках, закрепленных над плитой с помощью громоздкой системы шкивов. Разбиралась в ней только мама. Всем остальным приходилось вставать на стул, чтобы снять высохшие вещи. Но сегодня разразилась катастрофа невиданных масштабов. Мама стояла на выключенной плите и чинила крепление перекладины, с которой, вероятно, упало белье, судя по ярости на лице Агнес и куче покрытой пеплом одежды, сваленной в углу.

Мама выглядела так, словно ничто на свете уже не может ее обрадовать. Так оно и было.

– Чем помочь? – поинтересовалась Клэр спустя мгновение, решив, что такой вопрос более уместен, чем разговоры о том, что случилось.

– Было бы прекрасно, если бы кто-нибудь мне помог, – воскликнула мама. – Было бы очень приятно, если бы хоть кто-то в этом доме помог хотя бы чем-то. Это было бы очень мило. И очень неожиданно.

– Хорошо, скажи, что ты хочешь, и я сделаю. Давай приготовлю ужин, – предложила Клэр.

– Не говори глупости. Ты не сможешь приготовить на восьмерых.

– Тогда что ты хочешь, чтобы я сделала?

В голосе Клэр прозвучали недовольные нотки. Зачем проявлять заботу о маме, если та в ответ только срывает на тебе раздражение? Клэр пожалела, что зашла на кухню, вместо того чтобы подняться наверх в спальню.

– Почему бы тебе не пойти и не уткнуться носом в книгу, разве ты не об этом мечтаешь? – крикнула мама.

И в этот миг висевшая под потолком одежда, с которой капала вода, рухнула Клэр на голову.

Наступила тишина. Агнес спрыгнула с плиты и принялась срывать с Клэр рубашки и простыни, швыряя их на пол как попало.

– С тобой все в порядке, тебя не ушибло?

Агнес едва не плакала от потрясения. Она разбрасывала одежду до тех пор, пока не увидела лицо Клэр. Девочка рассмеялась – скорее всего, от испуга. Агнес обнимала дочку снова и снова, не обращая внимания на груду мокрой одежды, разделявшую их. Обычно при первой мысли о необходимости отжимать мокрое белье мама приходила в ужас и принималась объяснять, чем страшен ревматизм. Но не сейчас.

– Бедняжка, с тобой все хорошо, ты цела? Это Господь наказал меня за то, что я злилась на тебя из-за ерунды.

Клэр растерялась и обрадовалась: происшествие вернуло маме хорошее настроение.

– Давай сниму с тебя эти мокрые тряпки… или нас обеих прихватит ревматизм. Я поставлю чайник, и мы с тобой выпьем по чашке чая с печеньем – только вдвоем. А потом уже бросим эту чертову кучу белья в корыто, все равно ее придется перестирывать заново, и попросим кого-нибудь из наших лодырей починить сушилку.

Мама давно не выглядела такой счастливой.

Тем временем Дэвид Пауэр попал в большую беду, а по его вине и вся школа. Отец Келли зачитал злосчастное письмо перед лицом собрания не один, а целых три раза как живой пример того, какими лживыми могут быть мальчики.

Письмо пришло от девушки по имени Анджела О’Хара, которая, по-видимому, проживала в родном поселке Пауэра. Теперь письмо, адресованное Дэвиду, школа знала почти наизусть.

Дорогой Дэвид, я не против выполнить твою просьбу и прислать тебе генеалогическое древо династии Тюдоров, указав, как каждый из этих монархов относился к Ирландии. Правда, в моем понимании ты бы мог попросить об этом любого священника из вашего огромного уродливого замка, где вас обучают за немалую плату, при этом твоим учителям даже не нужно застилать себе постель и готовить завтрак. Но я не собираюсь участвовать в глупых играх, подписываться именем Эндрю и сочинять подробности о выдуманных матчах по регби. Если твоя школа напоминает теплицу, где поощряется подобная чепуха, мне жаль тебя и тех, кто отвечает за твое воспитание.

Желаю тебе и твоему другу Джеймсу Нолану всяческих успехов.

С уважением,

Анджела О’Хара

Никто из членов ордена не мог припомнить более грубого письма. Только представьте: ученик обращается к постороннему за учебным пособием! Всем известно, что их школа лучшая в Ирландии и одна из лучших в Европе. Мало того, ученик описывает школу так, что окружающие отзываются о ней как об «огромном уродливом замке».

Ученик допускает и даже поощряет оскорбления в адрес помазанных служителей Господа. Он позволяет попрекать священников тем, что они не готовят себе завтрак, – как будто в этом состоит их предназначение! Что еще хуже – ученик призывает девочку лгать, просит ее притворяться мальчиком, подписываться вымышленным именем и выдумывать истории о спортивных матчах, чтобы обмануть невинных школьных опекунов, которые о нем заботятся. Не исключено, что подобное поведение – обычная практика, а учителя не знали о ней, пока это отвратительное письмо не предали огласке. Учащимся пообещали провести тщательное расследование и велели тем, кто что-нибудь об этом знает, заявить о себе.

Дэвид извинялся перед всеми, как только мог. Он не предполагал, что мисс О’Хара способна на такое, ведь прежде она вела себя восхитительно. Дэвид обратился за поддержкой к Нолану, и тот, положа руку на сердце, признал правоту приятеля.

– Наверное, она сошла с ума. Это единственное объяснение, – оправдывался Дэвид.

– Да, похоже на то, – согласился Нолан, знакомый с проявлениями безумия и крайне раздосадованный тем, что его имя упомянули в скандальном письме.

Снотворное действовало очень странно. Сначала тяжелели ноги, потом руки, голова не отрывалась от подушки – и вдруг наступало восемь утра. Только к полудню Анджела понимала, что проснулась окончательно, и потом весь день чувствовала себя прекрасно. Таблетки дарили ей по меньшей мере несколько часов, в течение которых она могла проверить упражнения и тесты, а также попытаться частично исправить вред, причиненный себе в первые недели после письма от Шона, когда почти не смыкала глаз.

Матушка Иммакулата сообщила, что Анджела стала опять похожа на себя прежнюю, вызвав у нее своими словами неописуемое раздражение. Сержант Маккормак, экономка священника, выразила удовлетворение по поводу того, что Анджела явно преодолела свой тяжелый характер. Миссис Конуэй поинтересовалась, что именно ищет Анджела, если то и дело заходит на почту и снова уходит, так ничего и купив. Мать обрадовалась, что Анджела перестала бродить ночью по дому, и с загадочным видом попросила сразу честно сообщить ей о новых планах на будущее, если такие появятся.

Однако вернуть доверие Клэр О’Брайен оказалось не так-то просто – по крайней мере, за те часы послеполуденной бодрости. Всего несколько месяцев тому назад белое личико Клэр обрамляли ярко-желтые ленты, а большие темные глаза сияли надеждой на победу в конкурсе на лучшее сочинение по истории. Ничего этого Анджела больше не видела. Клэр настороженно смотрела на нее глазами собаки, которую однажды ударили, и та не допустит, чтобы это повторилось.

Анджела попыталась все исправить.

– Держи письмо от сестры Консуэло. Ее ответ обнадеживает.

Клэр взяла конверт и поблагодарила.

– …Я повела себя резко в тот день, когда ты пришла ко мне домой. У меня было много забот.

– Да, мисс О’Хара.

– Извини, что я вспылила. Ты же знаешь, что разозлила меня вовсе не ты.

– Да, разумеется.

– Тогда заходи снова, и мы позанимаемся. Выбирай любой вечер, какой захочешь.

– Нет, спасибо, мисс О’Хара.

– Черт возьми, Клэр О’Брайен, что ты хочешь, чтобы я сделала? Встала перед тобой на колени?

Воцарилось молчание.

– Сейчас я кое-что скажу для твоего же блага. Ты одаренный ребенок. Я бы очень хотела, чтобы ты получила эту чертову стипендию. Я не против заниматься с тобой каждый вечер до полуночи, чтобы помочь тебе добиться этого. Разве я могу провести время с большей пользой? Но твоя привычка обижаться просто отвратительна. Да, это так. Я помню, ты вела себя точно так же, когда не выиграла конкурс по истории. Тех, кто дуется, Клэр, никто не любит, потому что это форма шантажа: я не получила того, что хочу, и не буду ни с кем разговаривать. Это, пожалуй, самый предосудительный порок из всех возможных. Мой тебе совет: избавься от этой привычки, если хочешь иметь друзей.

– У меня не так уж много друзей, – ответила Клэр.

– Подумай, возможно, причина как раз в этом.

– Как бы то ни было, – не сдавалась Клэр, – если вы уезжаете, зачем предлагать помощь?

– Я, оказывается, уезжаю? Впервые об этом слышу. Куда же я направляюсь?

– Ваша мать сказала…

– Моя мать не знает, утро сейчас или вечер.

– Она сказала, что вы по ночам бродите по дому и хотите уехать из Каслбея.

– О господи, так вот что она обо мне болтает!

– Значит, это неправда? – повеселела Клэр.

– Это неправда. Но если я не увижу перемен в твоем поведении, я с таким же успехом могу уехать, для тебя это ничего не изменит. Приходи сегодня вечером, и мы приступим к занятиям. Если честно, мне самой нужно немного отвлечься от разных мыслей.

– Скоро установится ясная погода, и долгие ночи останутся позади.

– Почему ты вспомнила об этом? – удивилась Анджела.

– Моя мама всегда так говорит, когда хочет подбодрить. По-моему, звучит очень мило.

– Да, так и есть.