– Че-го? – Жёлтые глаза Столаса разделяли иголки вертикальных зрачков.

– «…камнем лежать или гореть звездой, звездо-ой…»^[18]

– Соловей подпевал, тихо присвистывая, машинально дотронувшись до предплечья. Там, под жёсткой тканью джинсовки, пряталась его звезда – шестиконечная, вытатуированная в допотопные времена. – Прикинь? Ох, чует моя задница, всё это не к до…

Он не договорил: в дверь оглушительно постучали и тут же замок сам собой провернулся. В Гнездо вошёл и встал ровно между колонн высокий мужчина в приталенном пиджаке и начищенных ботинках. Кожа его отливала синим. Под мышкой торчала папка.

Пришедшего звали Валерием Гасионовым, он был Тиминым начальником, что немало забавляло Столаса. Гасиончика они знали давно, и в момент знакомства он был совсем не таким напыщенным павианом. Хорошо, что ворокот нафокусничал с Тиминой внешностью, плюс глаз этот выбитый – синелицему дуралею и в голову не приходило, кто перед ним. Соловью всё это доставляло невероятное удовольствие – и камуфляж, и игры в подчинялки.

– Валерий… э-э-э… Гаврилович. – Соловей сбросил с коленей ворокота, довольный, что не оговорился – они со Столасом звали его Гориллычем. – Какая неожиданность! Попьёте чайку? Мы как раз кипятим.

– Спасибо, нет. – Гасионов смерил взглядом протянутую руку, но не пошевелился. – Я при исполнении.

Столас, приняв облик простой совы, взлетел на железные шкафчики, которые Тима притащил с пожарной станции, и самозабвенно начал вылизываться. Строил из себя безмозглое животное, а сам навострил уши.

Гасионов сделал два размашистых шага и хлопнул папкой по столу. Засвистел чайник, Тима снял его с огня.

– Соловей Тимофей Иванович, – Валерий Гаврилович был вылитая горилла, когда двигал губами, – ты снимаешься с оперативной работы.

Столас перестал выкусывать воздух между пальцами и покосился на Тиму.

– Э-э-э-э, – начал было Соловей, уменьшая ширину улыбки. Гасионов перебил его:

– Новое задание. Наш отставной по Крыму Демерджи доложил об экстраординарной активности. По его данным, в Гурзуфе появились неучтённые близнецы-двусторонники, открывшие несколько разломов, вследствие которых случилось землетрясение. Мы запросили информацию у нашего действующего сотрудника, Ахвала Букрябова, но оказалось, что его нет на месте. Езжай, встреться с этим Демерджи, осмотри местность. Выясни, где Ахвал. Если информация верна, близнецов надо найти и поставить на учёт.

– Также мне нужно уплотнить перегородку? – Тима открыл папку. Кипа документов с голубыми подписями и печатями. Он никогда не понимал официального языка, не мог за этими длинными, неповоротливыми, как пеликаны, словами уловить суть. Наверняка это был приказ о командировке, адрес следования и прочая лабудень.

– Именно так, – подтвердил Гасионов.

– Что ж, возьму на всякий случай побольше затычек.

9

Когда за Валерием Гавриловичем закрылась дверь, они посмотрели друг на друга и прыснули.

– Нет, ты видел?! – воскликнул Столас. – Руки тебе не подал!

Тима хохотал так, что пропал звук. Только изредка крякал.

– Соловей Тимофей ибн Иван, – задребезжал ворокот высоким голосом. – Я, ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ НАЧАЛЬНИК, поручаю тебе сверхсекретное задание. Почти ТАКОЕ ЖЕ ВАЖНОЕ, как я, но не настолько. Где мои бумажечки? – Столас сделал вид, что роется в подмышке. – Вот она, папочка, моя прелесть… – Он замахал крыльями, словно ронял что-то невидимое, и тут же сам свалился со стола.

Соловей утирал слёзы:

– А ботинки его? В них можно смотреться, как в зеркало.

– Гориллыч всегда любил блестящее. – Взъерошенный ворокот с усилием поднимался по ножке стола, забыв, что умеет летать.

– Какой же идиот! – Тима наконец отдышался. – Он ведь и раньше всё карьеру строил, выслуживался, мечтал над другими возвышаться… и лил, лил свой елей. Ладно, пойду собираться.

– Полетишь? – Столас уже расхаживал туда-сюда по обеденному столу. – На своих двоих?

– Конечно! Начальство ж приказало! Поезда я ненавижу, накатался. И тем более самолёты. Сам поэтому.

– Увидишь своего старого друга водяного, спроси его про мой подарок, – промурлыкал ворокот.

– Угу, – бросил Соловей через плечо. – Ты остаёшься на хозяйстве.

– А то. Корма побольше насыпь мне.

Это было ещё одно несомненное достоинство работы в конторе: в подвале на Ленивке работала неплохая лавка, в которой можно было запастись «для хозяйства». Столас ещё до перестройки подсел на сухой кошачий корм, утверждая, что тот полезен для его желудка. Приходилось закупать его центнерами.

– А то ты не в курсе, где его брать, – передразнил Тима.

Ворокот был жутким неряхой. Соловей знал, что в его отсутствие пол исчезнет под книгами и объедками, кресло обрастёт вываленной из ящиков одеждой, кухня больше всего будет похожа на голливудскую экранизацию «Федориного горя». Вишенкой на торте станет засохшая лужа чего-нибудь сладкого с вросшей в неё навеки кошачьей шерстью.

– Насыпь, говорю.

Тима с горкой наполнил миску. Выложил дорожку на столе (Столас тут же принялся за еду), достал пиалушку и сыпанул туда. Подумал ещё и опрокинул коробку прямо на кухонную столешницу.

– Что-то ты сегодня расщедрился, – заметил Столас с набитым ртом.

– Мало ли сколько я там пробуду, – буркнул Соловей. – Ты это, не набрасывайся сразу. Растягивай. Пузо вон какое. Скоро летать разучишься.

– С чемоданом поедешь? – Ворокот проигнорировал замечание насчёт фигуры.

– Издеваешься? Его нести неудобно. – Соловей кидал вещи в рюкзак.

– Слушай, ты не устал играться в этого своего агента ОпОРы? Ну что за работа – телевизоров ловить, разломы заращивать? Санитар леса нашёлся.

– Ага, а жить мы где будем? И на что?

– Ну перестань!

– Сам перестань. Зачем сейчас этот разговор? Сто раз обсуждали – мне нравится. Место официальное. Прикрытие – идеальное. Контора, между прочим, твоё мироустройство охраняет.

– Чёй-то оно моё? – возмутился ворокот.

Соловей смерил его самым холодным из всех своих одноглазых взглядов.

– Скучно мне. А давай изобретём что-нибудь. – Столас закидывал шарики корма в пасть. – Что я, зря, что ли, энциклопедии читаю? И станем миллиардерами.

– Дай угадаю: скатерть-самобранку.

– Старьё! Ну, например, такие телефоны, чтобы с собой носить. Ты же любишь технику всякую. Радиотрубки типа рации. Всего-то делов – поставь по городу несколько вышек, чтобы они волну ловили. Мобильниками назовём.

– Почему мобильниками? – Соловей застёгивал у рюкзака пасть.

– Ну как. Есть автомобили, а это будут телефономобили. К розетке не привязаны. Или не, давай ещё лучше: сделаем такую радиоволну, чтобы все эти мобильники были соединены. И они будут работать, как видеофоны в «Алисе Селезнёвой»^[19]. А ещё там будет такая телефонная книжка, общая, туда каждый сам – хопа! – свою фотографию вставит и сведения какие-нибудь.

– Какие?

– Ну, как встал утром, что поел… Тарелочку – раз, и щёлкнул.

– Чем – щёлкнул?

– Значит, мы в телефоны фотоаппараты встроим…

– И видеомагнитофон, и плеер, и будильник, и фонарик, и компас, и шагомер?

– Такое ощущение, что ты не веришь в меня, – нахохлился Столас. – В Крым летишь – всем написал: ребята, я в Гурзуф. Кино в видеосалоне посмотрел – впечатлением делишься. Как тебе, понравилось, нет.

– Звучит отлично. Один вопрос: каким макаром ты их заставишь?

– Что – заставишь?

– Самим на себя капать. Да ещё и прилагать фотодоказательства.

– Никто заставлять не будет! Люди сами захотят. Вот увидишь. Это социум. Общение, олух! Так и назовём: телефонная книга. Нет. Подожди. Справочник лиц. Справочник жизней. Книга жизни!

– Называй тогда уж в честь себя. И помодней. На западный манер. – Соловей закинул рюкзак на плечо и направился к двери.

– У тебя иногда проскальзывают гениальные идеи! – Столас хрумкнул своими кошачьими чипсами, и фонтан крошек полетел на стол. – А как будет по-английски «ухать»? Hoot?

– Зачем тебе?

– Я же сова.

– Где ж ты ухаешь? Ты мяукаешь и трепешься.

– Хорошо, тогда Twitter.

– Звучит как корм для канарейки.

– Кот-Книга. Птица-Книга. Книгоморда.

– Ты же не зоомагазин открываешь. И потом, «морда» – это неизящно. Назови лучше «Самодонос». Stolas Self Complain. Сокращённо – SS. А, как тебе?

– Придумал! Книга лиц! Face-book! Или, может, живой журнал? Соловушка, разбогатеем, пошлём твою ОпОРу куда подальше!

– Опять понеслась. – Тима вспоминал, не забыл ли чего.

На улице было свежо. Небо большое. Дул ветер. Вышла луна. Есть легенда, что на её поверхности отобразилось, как Каин убил Авеля. Якобы можно разглядеть две фигуры: живую и мёртвую, которую убийца держит на вытянутых руках. Соловей ничего такого не видел. Луна склонялась над ним грустным женским лицом.

Гасиончик занимал должность всего несколько лет, хотя в конторе числился давно – мотался по другим отделам. Вряд ли он копался в бумажках и знал о том, что Тима часто летал в Крым и старый Демерджи был его давним знакомым. Последний раз начальство командировало его туда девять лет назад. Тогда ему было приказано не просто зарастить разлом, а сделать это в определённый момент. Речь шла о двух младенцах, которых следовало разлучить: одного, мальчика, отправить по ту сторону, девочку же оставить тут.

Тима радовался, что увидит старика водяного. Демерджи был одним из немногих, кому он доверял.

Соловей поставил сумку на асфальт, разулся, поприседал. Снял одежду, удостоверившись, что его никто не видит. Аккуратно сложил всё в сумку. От ветра побежали мурашки, он принялся разминаться интенсивнее: нужно было вспотеть, немного устать, но не замёрзнуть.

Кровь потекла по венам быстрее, он сделал последний наклон, выпрастывая перья.

Утолщались и уменьшались ноги: съёживалась кожа, прорастали когти. Неприятно, но он привык. Через боль проскакивало наслаждение. Тоска по небу, сидевшая внутри, заглушаемая насущными делами и шумом города, обнажалась, перерастала в зуд.

Шутки шутками, а может, Столас прав и пора на покой? В разные эпохи Тима побывал вождём, разбойником, винтиком системы, и все эти ипостаси рано или поздно забивались делами, бытом, обязанностями… которые, как куча мусора, заслоняли свет. Может, и стоило сделать глубокий вдох, отлететь в сторону? Он тряхнул головой. Мостовая стала полукруглой – это включилось птичье зрение.

Соловей усилием воли удерживал себя на земле ещё несколько мгновений, ждал, когда превращение закончится. Густые перья покрыли всё тело, и сделалось тепло, почти жарко.

Как только отрос хвост, он поднял рюкзак с асфальта – ловко подцепил клювом сразу обе лямки – и взлетел почти без разгона.

Глава 4
По ту сторону

1

Речной трамвайчик привёз их в Китай-город. Тротуары, к которым из воды вели склизкие ступени, были вымощены брусчаткой. Через канал – от дома до дома – перекинуты красно-золотые ворота с тремя черепичными крышами, скаты которых загнуты наверх. На кончиках крыш щерились драконы, улыбались толстогубые рыбы.

Керамические коты в витринах монотонно махали лапами, красные бумажные фонарики мигали, как ёлочные гирлянды. Старик с мальчиком свернули вправо, вглубь: воздух тут был плотным из-за запахов еды, за заляпанным стеклом на крюках висели копчёные утиные туши, коричневые и пупырчатые. Цабран услышал рычание. Оно шло из-под пола каморки. Это урчал желудок его огромного тела. «Я голоден, – догадался он и сразу же подумал: – Вот бы упасть в обморок на улице! Это привлечёт внимание!»

– Надо тебя покормить. – Старик будто прочитал его мысли. А может, в животе бурлило слишком громко.