А потом ведь можно услышать, как это, чем бы оно ни оказалось, тихо поднимается по лестнице. Настолько бесшумно, насколько можно ступать без ботинок. Вот только предательские ступеньки немного скрипят у него под ногами. А оно всё ближе и ближе к комнате, где мы сидим и где даже дверь не закрыта на случай, если Элиза неожиданно вернётся. И мы глядим с ужасом на проём, а за ним утопает во мраке тёмная лестничная площадка.

Это было бы так же жутко, только длилось бы ещё дольше, да вдобавок мы бы ещё себя ощутили трусами. Дикки говорит, что почувствовал в точности то же самое.

Многие бы назвали нас юными героями. Вот ведь, нашли в себе смелость спуститься, не испугались. Именно потому я и попытался здесь объяснить, как всё происходило в действительности. Юным героям не нужно больше славы, чем они заслужили.

Пламя в газовом светильнике на лестничной площадке было подвёрнуто до голубоватой бусины. Мы вчетвером очень тихо вышли из комнаты и долго стояли в своих одеялах на верхних ступеньках, прежде чем двинуться вниз, и слушали, слушали и снова прислушивались до звона в ушах.

Освальд шепнул кое-что Дикки на ухо. Тот отправился в нашу комнату и принёс игрушечный пистолет – большой, очень длинный, но со сломанным спусковым крючком. Взял себе его я, по праву старшего. Полагаю, ни мне, ни Дикки уже не верилось в кошку, но Элис с Г. О. верилось. Дикки прихватил из спальни Ноэля ещё и кочергу, объяснив Доре, что это для усмирения кошки, когда мы её поймаем.

Затем Освальд прошептал:

– Начинаем игру в грабителей. Мы с Дикки вооружены до зубов, поэтому идём первыми. Вы держитесь на марш позади. Если на нас нападут, будете подкреплением или, коль скоро вам это больше понравится, отступайте в крепость – оборонять женщин с детьми. – Зубы у Освальда, когда он всё это говорил, немного стучали – от холода.

Элис и Г. О. выбрали роль подкрепления. Дикки и Освальд начали красться вниз. Спустившись до конца лестницы, мы разглядели, что дверь отцовского кабинета чуть-чуть приоткрыта и сквозь щёлку струится свет.

Освальд обрадовался. Он ведь прекрасно знал, что грабители любят орудовать в темноте. Самое большее, что они себе позволяют, – это потайной фонарь, но от него бы свет в щель не просачивался. Значит, и впрямь, наверное, кошка.

И Освальд уже предвкушал, какая будет потеха, если для остальных, наверху, сделать вид, будто в дом действительно проник настоящий грабитель. Он взвёл курок, который ещё работал, хотя стрелять пистолет уже не мог, и коротко бросил:

– Идём, Дик! – А затем, шагнув к двери кабинета, ворвался внутрь с криком: – Сдавайтесь! Вы обнаружены! Сдавайтесь, или я стреляю! Руки вверх!

И, выкрикнув это всё, он увидел прямо перед собой, на ковре возле камина, настоящего грабителя. Ошибки быть не могло. Освальд не сомневался, что это грабитель. Зачем бы иначе тот держал в руках отвёртку и стоял с ней перед дверцей шкафа, в котором Г. О. сломал замок? Зачем понадобились лежавшие на полу буравчики, винты и ещё какие-то инструменты?

В шкафу, правда, ничего не было, кроме старых конторских книг, журналов и ящика с инструментами. Но знать этого грабитель, конечно, не мог, пока не залез внутрь. Вот только Освальд понял, что перед ним действительно самый-самый настоящий грабитель, да ещё и вооружённый отвёрткой, ему тут же стало не по себе. Однако пистолет не опустил. И – вы вряд ли поверите, но это правда – грабитель бросил отвёртку, которая со звоном упала на другие инструменты, вскинул руки и сказал:

– Сдаюсь. Не стреляйте! Сколько вас тут?

– Да уж побольше, чем вас, – ответил Дикки. – Вы вооружены?

Грабитель покачал головой:

– Ни в коей мере.

И тогда Освальд, продолжая держать его на мушке и чувствуя себя очень сильным и храбрым, как герой захватывающей повести, приказал:

– Выворачивайте карманы!

Грабитель послушался, и пока он их выворачивал, мы сумели его разглядеть. Среднего роста. Одет в чёрный сюртук и серые брюки. Ботинки по бокам немного потёрлись, а манжеты рубашки поистрепались, но в остальном выглядел он вполне прилично и держался как джентльмен. Лицо худое и немного морщинистое. Серые большие глаза, которые то блестели, то вдруг становились мягкими и даже ласковыми. И короткая бородка. Видимо, в молодости она была у него золотистой, как пшеница, но теперь изрядно подёрнулась проседью.

Мало-помалу Освальд проникся к нему жалостью, особенно после того, как заметил большую дыру в одном из вывернутых карманов. Другие карманы, хоть и были целы, содержали в себе сущую ерунду. Письмо, кусок верёвки, три спичечных коробка, трубку, носовой платок, тощий кисет почти без табака и два пенни. Мы заставили его выложить всё это на стол, а потом он сказал:

– Ну вот, вы меня поймали. Что намерены делать? Сдадите полиции?

Элис с Г. О., услыхав мои громкие крики, спустились вниз в качестве подкрепления, и когда Элис увидела настоящего грабителя, который сдался, она захлопала в ладоши и воскликнула:

– Браво, мальчики!

Г. О. сделал то же самое.

А потом Элис сказала:

– Если он даст слово чести, что не сбежит, я бы не вызывала полицию. Как-то жаль это делать. Давайте лучше подождём, пока отец не вернётся домой.

Грабитель с ней согласился, что так будет лучше всего, дал нам слово чести и попросил разрешения закурить трубку. Мы позволили. Тогда он устроился у огня в отцовском кресле и стал сушить ботинки, от которых пошёл пар.

Я отправил Г. О. и Элис одеться во что-нибудь, рассказать Доре с Ноэлем о наших здешних обстоятельствах, принести нам с Дикки наши бриджи-никербокеры, а заодно захватить остаток каштанов.

Вскоре все собрались. Мы сели полукругом возле огня. Стало очень весело. Грабитель-то оказался очень дружелюбным и охотно с нами разговаривал.

– Ну, я не всегда занимался столь низким промыслом, – сообщил он в ответ на наши замечания по поводу вынутых из его карманов вещей. – Для человека, подобного мне, это прискорбнейшее падение. Знал ведь, знал, что судьба ведёт меня к краху, но даже представить себе не мог поворота, подобного этому. Весьма впечатляет. Силы небесные! Да вы настоящие юные герои! Каковы храбрецы! Вихрем сюда ворвались – и «Сдавайтесь!», «Вы обнаружены!». Да вы, верно, рождены и воспитаны, чтобы ловить грабителей.

Освальду очень совестно, но он не нашёл в себе мужества сразу честно сказать, что просто не ожидал никого найти в кабинете и только по сей причине так дерзко (и опрометчиво, между прочим!) ворвался внутрь. Позже он признался.

– А что вас заставило заподозрить присутствие постороннего в доме? – спросил грабитель, после того как некоторое время смеялся, откинув голову на спинку кресла.

Мы ввели его в курс событий. Он аплодировал нашей доблести, а Элис с Г. О. объяснили, что, не вели мы с Дикки им оставаться в подкреплении, они тоже бы обязательно закричали: «Сдавайтесь!»

Грабитель съел часть каштанов. А мы сидели и про себя прикидывали, скоро ли вернётся отец и что скажет про наше бесстрашное поведение, а грабитель рассказывал нам, чем занимался до той поры, как стал лазить по чужим домам. Дикки поднял с пола инструменты и вдруг сказал:

– Но ведь это отцовские. И отвёртки, и буравчики, и всё остальное. Просто невероятная наглость – взламывать человеку замки его же собственными инструментами.

– Совершенно согласен – самая невероятная наглость. Видите ли, в последнее время нужда меня вынудила совсем низко пасть. Ведь я в прошлом разбойник с большой дороги. Но нанимать лошадей стало так дорого. Пять шиллингов в час, знаете ли. А завести собственных мне тем более не по карману. Словом, дело это уже не такое прибыльное, как прежде.

– А если на велосипеде? – спросил Г. О.

Грабитель, однако, посчитал, что велосипед – это мелко. Да и не заменит велик доброго скакуна, на котором можно умчаться на другой конец страны, если вынудят обстоятельства.

Он говорил о разбойниках с большой дороги именно так, как нам нравилось про них слушать, а затем рассказал, что был капитаном пиратов. Его судно вздымали и били волны высотой с гору, но добыча ему доставалась очень богатая. Он даже думал, что наконец нашёл занятие по душе.

– В нём есть, конечно, и плюсы и минусы, особенно в штормовую погоду. Но какое же это славное ремесло! Абордажный клинок на боку, Весёлый Роджер развевается на самой высокой мачте. И добыча перед глазами. И чёрные жерла всех ваших пушек направлены на гружённое под завязку торговое судно. И паруса ваши надувает попутный ветер. И верная команда готова для вас на всё.

Моя жалость к нему стала ещё острее. Он говорил так красиво. И голос его звучал абсолютно по-джентльменски.

– Я уверена, вас воспитывали не для того, чтобы стать пиратом, – назидательно изрекла Дора, которая, прежде чем спуститься, оделась полностью. Даже воротничок пристегнула. И Ноэля тоже заставила. Остальные-то так и были по-прежнему в одеялах с очень малым количеством кое-чего под ними.

Грабитель нахмурился и вздохнул:

– Да, воспитывали меня для юридического поприща. Образование я получил в оксфордском Баллиоле, это чистая правда, благослови Всевышний добрые ваши сердца! – Он снова вздохнул и уставился на огонь.

– Мой отец учился в этом колледже, – начал было Г. О., но Дикки быстро его перебил:

– Почему же вы больше не пират?

– «Не пират»? – переспросил грабитель с таким видом, словно уже запамятовал, о чём нам рассказывал. – Ах да! Почему я не… Потому что… Потому что не мог больше выносить ужасную морскую болезнь.

– Нельсон тоже страдал от неё, – вспомнил Освальд.

– О, мне ли сравняться с его удивительной стойкостью? – ответил грабитель. – Он держался в любых обстоятельствах и победил в Трафальгарском сражении. «Поцелуй меня, Харди…»^[29] и всё такое. Ну, я не смог, и пришлось мне сойти на берег. И никто меня, разумеется, не целовал.

Из его слов о Нельсоне я понял, что до Баллиола он учился ещё и в хорошей школе.

Затем мы спросили его:

– И чем же вы всё-таки занялись?

А Элис полюбопытствовала, не приходилось ли ему, случайно, отливать фальшивую монету. И мы рассказали, как надеялись поймать целую банду фальшивомонетчиков в соседнем доме.

Грабитель очень заинтересовался, но оказалось, сам он никогда не хотел испытать себя в этой области. Во-первых, монеты, по его мнению, в наши дни безобразны и делать их удовольствия мало. А во‐вторых, тут не только рискуешь попасться, но и наносишь непоправимый вред своему здоровью из-за раскалённых печей, расплавленного металла и всего остального. Тут он опять взглянул на огонь.

Освальд как-то совсем забыл на минуту, что наш интересный новый знакомец – грабитель, и спросил, не хочет ли тот выпить. Освальд слышал, как отец иногда предлагает это своим друзьям, и знал, что так полагается.

Грабитель не возражал. Опять же как полагалось.

Дора – под свою ответственность – принесла бутылку отцовского эля под названием «Лёгкая игристая семья» и стакан. Мы протянули то и другое грабителю.

Он сделал несколько глотков и начал рассказывать нам про бандитов в лесах и парках, особо остановившись на том, как ужасно это занятие, когда идёт дождь. Берлоги-то их вполне проницаемы для воды, кусты тоже плохая защита от влаги и сырости.

– Кстати, не далее как сегодня я именно этим и занимался, – продолжил он. – Среди кустов дрока на пустоши в Блэкхите. Увы, удача от меня отвернулась. Остановил я лорд-мэра^[30]. Позолоченная карета, на запятках лакеи в красном бархате и золотых кружевах, яркие, как какаду. А толку-то? У лорд-мэра гроша в кармане не оказалось. Счастье ещё, один из его лакеев имел при себе шесть новеньких пенни. Лорд-мэр всегда платит слугам только новыми пенни. Четыре из них у меня ушли на хлеб и сыр, да два вот остались. Неважнецкий доход. Эх, гиблое это дело!.. – махнул он рукой и вновь принялся набивать свою трубку.