Если бы не проклятые немцы, загнавшие нас в обход своей бомбардировкой, то пили бы мы чай уже в чьем-нибудь блиндаже. А так – шагаем, вытянувшись цепью – ищем следы, сломанные ветки, хоть какие-то признаки наводчиков. Я, Бедридзе, Ильяз и трое бойцов из энкавэдэшной роты. Мы с татарином слушаем Дробязгина, рассказывающего бесконечную сказку о своем боевом пути. Ему поверить, так Вася Теркин, который появится вроде как осенью, нервно курит в сторонке. Мы с ротным чуть поодаль, вроде как ни при чем, а Ахметшин откровенно уши греет.

– А что, сказали «дуй вперед», я и дунул, – это он о преодолении какого-то болотца в наступлении. – Я в болото это прыгнул, думал, там от силы по пояс, а сам чуть не носом нырнул. Еще и на чем-то поскользнулся и с головой под воду ушел, только руки с трехлинейкой наверху остались. Вынырнул, а Колю Пухова, землячка моего, приголубило из пулемета, смотреть страшно, половину лица, считай, пулей снесло. Заместо меня, значит. Говорю ему, давай на берег, отвоевался. Он пошел, да недолго – через два шага его окончательно срубило. А вокруг кричат, стоять на месте не дают, я и пошел. Глубины немного было, сразу почти по колено стало, и мы на берег выбрались. Пока вылезал, кто-то мне прямо по носу каблуком заехал. Обидно стало, что ж ты, думаю, творишь. Только сказать, что думаю, не вышло – мужичка этого, суетливого, миной из миномета практически в клочья разорвало, пока я там в нос тряпку пихал, чтобы не кровило. Собрались в кучу, а из роты нас тринадцать душ осталось, и воентехник пришлый какой-то. Сковорода его фамилия была…

Я отвлекся, задумался о своем. Красиво чешет, да только я таких историй тоже могу без счета наболтать. Может, не так складно. А то у этого Дробязгина получается, что как он пригнется где, так сразу вместо него то пуля, то снаряд, то еще какая зараза другого сражает. Ему бы книжки писать, да кто ж будет такое печатать – как воду из пруда пить не могли, потому что она от крови красной была. Или вот только что рассказал, как за два кило пшена получил полную признательность хозяйки хаты, где встали на постой. А крупу он где взял? То-то и оно.

И вдруг бесконечный рассказ прервался, и Ваня сказал: «Ойглявсё». Или как-то похоже.

– Что там, Дробязгин? – недовольно спросил Бедридзе.

– Щелкнула, – спокойно, даже равнодушно ответил Дробязгин. – Давайте, хлопцы, отходите подальше.

– Что там щелкнуло? – недоумевающе спросил подошедший ротный. – Вечно ты всё выдумаешь!

– Мина, – ответил я вместо Вани. – Нажимная.

Глава 4

– Сейчас она на взводе, – я посмотрел внизу, заметил среди хвои маленький кусочек знакомого зеленого корпуса. – А как сойдет он с нее, подпрыгнет – и взорвется. Не видел такого счастья?

Бедридзе чуть заметно качнул головой в сторону, будто ему вдруг стал тесен ворот гимнастерки, и облизал губы. Ну да, только под бомбежкой побывали, и тут на тебе, новая напасть.

А Ваня этот молодец, не сплоховал. Вон, вытаскивает всё из карманов, отдает товарищу своему, до сих пор молчавшему. Чтобы, значит, с трупа не пришлось собирать. Еще и байки травить продолжает.

– Вот ты, Кирсанов, под ноги смотреть не забывай. Ладно я, дурак, а ты у нас в авангарде, всё замечать должен. Помню, вот так тоже под Белгородом шли, я, понятное дело, как самый хитрожопый, сзади, замыкающим. А Вадик Гиркин, он вместо того, чтобы окрестности обозревать, мечтать начал. О мамкиных пирожках, наверное. Я и сам про такое думал, мы тогда из окружения вторую неделю выбирались и уже всерьез начали обсуждать, какую кору грызть лучше. И не заметил этот боец, Кирсанов, воронку, полную воды. И грохнулся туда. На вот тебе фляжку, хорошая, не мятая, память про меня будет. В ней когда-то коньяк даже был, цени. И вылезает этот еврейчик, весь в грязи, мокрый и в пиявках. Только на роже три штуки висело, представляешь, Кирсанов? Не три, конечно, это я загнул, одна всего, остальные в карманах у него были. Ну всё, хлопцы, прощайте, – и Ваня широко перекрестился.

– Погоди прощаться, Дробязгин, – перебил я его. – Придется, наверное, еще повоевать. Потерпи только.

– Так если прыгнуть в сторону и залечь, товарищ полковник, то ноги все равно побьет, а вам меня тащить потом на себе, если живой останусь. Не дело это.

– Не тарахти, дай подумать, – ответил я.

Подсунуть бы сейчас ему под ногу лист жести, да прижать хорошенько, почти весь взрыв бы под него пошел. Да вот не захватили мы такое богатство с собой. Бежать в поисках подходящего вперед или назад – тоже не выход. Это ведь только кажется, что постоять на одном месте часок-другой неподвижно – дело плевое. Нога затечет, захочется хоть немного переступить. Вот тут и жахнет. У бойцов лопатки есть, но там площадь маловата…

– Так, Бедридзе, срочно вот здесь окопчик ройте, – показал я. – На двоих. Бруствер в этом месте делайте, с правой стороны. Быстрее, времени мало!

Про затекшую ногу я решил не говорить: зачем волновать людей лишний раз? И так все на взводе, каждый копает и думает: а не сдетонирует ли мина от такого? Ведь рядышком совсем.

Сколько там норматив рытья окопа, предназначенного для стрельбы стоя при помощи пехотной лопатки? Час с минутами вроде. Но это одному, не поднимаясь, под обстрелом. А если втроем? Да вольготно расположившись? И с таким стимулом? Минут за тридцать, думаю, управятся, а то и быстрее. Грунт здесь хороший, ни камней, ни корней, в меру влажный, копай в свое удовольствие.

Я на часы не смотрел, но как по мне, быстро всё сделали. Да, на конкурс не выставить, так нам того и не надо. Сколько там пройдет с момента вылета мины вверх до взрыва? Пара десятых секунды? Хватит нам времени, чтобы скатиться в яму? Защитит нас бруствер от осколков? Вопросы, одни только вопросы, а ответов не особо много. Может, случится чудо, и ничего не сработает? Ну, на такое я бы надеяться вообще не стал. Готовься к худшему, и всё, что будет не самым плохим, уже сойдет за хорошее.

Разве что выиграть еще хотя бы миг, чтобы Дробязгин наверняка успел сигануть в окопчик. Ну и я вслед за ним. Прижать бы чем мину, хоть ненадолго. Только чем? Лопаткой? Не получится, очень уж нежная кнопочка. Придется ножом. Самое оно будет.

Последние минут пять Ваня уже не травил байки, а только смотрел на медленно растущую насыпь да утирал пот со лба пилоткой. И нога, которой он стоял на мине, предательски дрожала от напряжения. Затекла уже, наверное.

Ладно, что тянуть? До глубины бункера все равно не докопаться. Пора. Я взял нож и аккуратно, потихонечку, начал заводить его под подошву Дробязгину. Вот здесь, сейчас…

– Тащ болковник, может, я? – прошептал Ильяз. – Тихонечко так… сделаю?

– Пшел вон, не трынди под руку! – остановившись, гаркнул я. – Ты где сейчас находиться должен? Быстро в укрытие! Думаешь, бессмертный?

Ахметшин обиженно засопел, но не сказал ничего. Вот же… неугомонный. Точно пистон надо вставить. Получил приказ – выполняй. А то почувствовал себя особой приближенной. Гонять буду, как Сидор свою козу! Проклянет тот день, когда познакомился со мной! Молодым в учебке завидовать будет!

Нож потихонечку продвигался, вот сейчас, совсем немножечко… И тут Дробязгин оступился. Даже не так. Просто перенес слегка вес на другую ногу. «Нет!» – мелькнула мысль, когда я понял, что всё пошло не так. В голове ускоренно пронеслась картинка, как мина… Сейчас рванет прямо под но…

– А-а-а!!! – закричал уже в прыжке Ваня, видать, слушавший шевеление под ногой намного внимательнее моего.

Сбил меня боец из неудобного положения, и я полетел в окопчик спиной вниз. Но даже испугаться не успел, как рвануло. Едва мы приземлились, причем тряхнуло меня неслабо, как взорвалась мина. Сверху посыпалась землица с бруствера, по закону подлости попавшая мне в глаз и присыпавшая нос.

– Ты как, Дробязгин? Живой? – спросил я, выбираясь из-под пыхтевшего на мне бойца.

– В основном да, – прохрипел Ваня, пытаясь повернуться. – Только… о-о-ой…

– Ранен?..

– Да нет вроде, вот вы прямо сейчас… самое дорогое… очень больно коленом задели…

– Чтоб ты обосрался, Дробязгин, когда воды рядом не будет! Давай, слезай с меня и нож мой ищи. А то дорогое удовольствие получается, на каждого засранца по ножику тратить!

* * *

Три осколка небольших ему в спину всё-таки попали, и мы потратили еще сколько-то времени на обработку. Везунчик, конечно, этот боец. Успел сообразить, что случилось и как действовать надо. Потому что начни он делать следующий шаг – и всё. В лучшем случае без ноги бы остался. И меня прикрыл, хотя думать некогда было. Надо, наверное, забрать его с собой. Я же помню: всё, что сделал податель этой бумаги… Вот и посмотрим, так ли он нелюбим всем смертоносным, как рассказывает. К тому же парень он пробивной, пригодится. Подумаем.

Самое интересное в этой истории, как выяснилось, еще не случилось. Пока все охали и пересказывали друг другу, как они героически спасали Дробязгина, Ильяз, игнорируя опасность нарваться на другую мину, зачем-то начал бродить по окрестностям. Может, размышлял, стоит ли жить после того, как я ему четко указал направление желаемого движения. Или просто решил по нужде отойти. Короче, пообижался немножечко, а потом начал под ноги смотреть. И высмотрел след от сапога мужского, оставленного обувкой неведомого размера, отпечаток был неполный. А потом решил, что доложить надо сейчас, а слезы лить – может и подождать.

– Тащ болковник, там… обнаружил… – сообщил он мне, как раз прячущему в карман тот самый ножик.

– Что именно? Немецкий штаб? Гитлера со спущенными штанами? Женскую баню?

– Наблюдательный бункт! Откуда немцы сигнал дают!

Ого! Товарищ Бедридзе сразу стал похожим на охотничью собаку: лицо вперед, ноздри раздулись, глаза заблестели.

– Где? Показывайте!

Зоркий глаз моего подчиненного выявил не только след. В конце концов, мало ли кто тут ходить мог. Главным доказательством была натуральная лежка на дереве. С первого взгляда вроде и не очень приметная, но если узрел ее, то только и будешь удивляться, как раньше такое не заметил. И ветки обломанные, чтобы обзор не закрывали, и грязь на стволе, и даже окурок в кустах, довольно свежий.

– Ну что, Василий Григорьевич, вот тебе и карты в руки, – сообщил я младшему лейтенанту. – Проводи мероприятия по поимке вражеских диверсантов.

* * *

Хорошо мне – скомандовал, и ходи гоголем. Дескать, приехал, глянул, разоблачил. А Бедридзе думать надо. А всё почему: вроде как и место такое… скрытное немного, но засаду организовать негде. Не получается. Там топь, с другой стороны место открытое. Да и неизвестно даже, откуда эти гаврики подойдут. Потому что это можно сделать с любой стороны. Кроме одной, где болотце. А народу, чтобы тут обложить всё, явно не хватает.

Младший лейтенант пребывал в раздумьях. Оно и понятно – людей нет, каждый человек на счету. Просить помощи у старших товарищей – с одной стороны, должен будешь, а с другой… Всё я понимал. Молодой, проявить себя хочется. И вообще. Надо действовать, а уверенности нет.

– Давай, Василий, сделаем вот как. Я сейчас на это самое дерево прицеплю взрывпакет, и мимо него мышь не пролезет даже. А тебе останется только подойти и урожай собрать.

– А не убьет его?

– Не должно бы.

Я гарантии не даю. Это такое дело – чуть недоложишь, пшик получится. Слегка побольше – уноси остатки. А я вообще про объект не знаю ничего. Ни роста, ни веса. Да и расстояние тоже. Короче, задачка со многими неизвестными. Вот уконтрапупить немчика – это пожалуйста, нате вам. А если только слегка, но чтобы не убежал, так кто ж его знает.

Но я эти соображения при себе оставил. В конце концов, начальник я, или погулять вышел? Как сказал, так и будет.

Ну, и прилаживать я сам не стал. У меня вон целый лейтенант для этого есть. Крупный специалист по взрывным работам, кстати. Проверен в боевых условиях. А я контроль потом осуществлю.