– А-а-а, – Гинерва заметно приуныла, даже расстроилась, но тут же метнула на меня подозрительный взгляд и с едва ощутимой надеждой уточнила, – запрещённые вещества точно не интересуют?

Молча отрицательно покачала головой.

– Жаль, – искренне постановила эта… ну в самом деле Нерва.

И с благодарностью улыбнулась полукровке, принёсшей завтрак постоянной посетительнице, которая к тому же оказалась весьма прожорлива, и от ложной скромности не страдала, так что с огромным аппетитом последующие минуты уплетала омлет с зеленью и беконом, блинчики с мясом и… кровью, горячие сырные шарики и глубокую миску мясного салата. Со мной пытались поделиться, но я вежливо отказалась, ограничившись лишь чаем.

Когда быстро, но грациозно евшая Гинерва покончила с трапезой, я не удержалась от вопроса:

– А что означают эти символы на рукавах?

– М? А, это род моего мужа.

Я уже видела других дракониц, у которых на рукавах тоже была символика, причём только на рукавах. У некоторых одинаковая, у кого-то простые бисерные узоры, а у маленьких девочек и вовсе цветочки.

Глянув на меня, Изумрудная драконица подтвердила плавающие в сознании подозрения:

– По наряду наших дракониц можно точно понять, в каком статусе она находится. У вошедших в осознанный возраст – рисунки из бисера, у помолвленных род семьи, род семьи будущего супруга и свисающие кисточки, у замужних, – грациозный жест на собственное плечо, – род новой семьи, а у вдов рукава чёрные. Всё просто. К слову, так среди вас, людей, не местные и определяются. По одежде. Идём.

И мы поднялись из-за стола, дошли до выхода и шагнули на жаркую, душную, залитую слепящим солнечным светом шумную улицу.

Но на этом наше путешествие и закончилось.

– Запрещено, – заявил шагнувший нам наперерез дракон.

Чёрный. Об этом свидетельствовал цвет волос, одежды и пронзительных глаз.

– Что конкретно и кем именно? – уточнила крайне вежливая, но уже догадывающаяся об ответе я.

Дракон снисходительно-укоризненно улыбнулся и не стал ничего говорить, чем только подтвердил сделанные выводы о личности этого запрещателя.

– Пусть провалится за Грань, – взяла и откровенно послала, не собираясь подчиняться чужим приказам, а уж приказам того, кто подарил не снимающееся украшение с неизвестными свойствами – и подавно.

– У меня приказ ничего не передавать и незамедлительно осуществлять встречу отправителя и получателя всех пожеланий, посыланий и угроз, – нахально заявили мне.

Но при этом даже не попытались сделать хоть что-то. Это искренне порадовало, в голове пронеслись вчерашние слова Нэрена: «Ты спрыгнула с третьего этажа, запугала садовых духов и сломала магическую защиту дома, взрыв от которой слышала вся столица. Как могу я ради собственной выгоды запереть того, кто так отчаянно желает свободы, Ари?».

Несмотря ни на что, он всё ещё позволял мне разбираться самой. Приставил охрану ночью, предложил вытащить утром, теперь ещё вот этот дракон, у которого приказ, но при этом он не спешил его выполнять. Значит, мне несколько наврали, и приказано было нечто иное.

Действительно очень приятно, что за меня не решали, оставляли право выбора, но при этом всё равно не бросали одну и продолжали оберегать.

В груди что-то кольнуло и расплылось горячей лужицей.

И тут Гинерва задумчиво так уточнила у меня:

– Точно ни одно из моих предложений не заинтересовало?

И взгляд, направленный на дракона, у неё был такой задумчивый, но какой-то угрожающе-оценивающий. Словно она прямо сейчас прикидывала, на какие органы его можно пустить.

Ничуть не смутившись, молодой мужчина чуть повернул голову, спокойно улыбнулся драконице и вежливо произнёс:

– Передавайте привет супругу, санжима Овейт.

– Вот пламя, – сморщилась расстроившаяся Изумрудная, – Ари, забудь всё, я ничего не предлагала. Идём, нас ждут.

Самое удивительное, что теперь чёрный дракон шагнул в сторону, демонстрируя, что никто нас больше не задерживает.

Но я уже сама не пошла и с подозрением уточнила:

– Так что запрещено?

– Уже ничего, – широкая нахальная улыбка.

И этот… попросту развернулся и через миг затерялся в толпе, оставив нас посреди столицы, а меня ещё и в крайне напряжённом состоянии.

А тут ещё и Нерва решила добить.

– Ты не почувствовала? – поинтересовалась она деловито.

Не ожидая уже вообще ничего хорошего, посмотрела на неё и не поняла:

– Чего?

Сцапав меня за локоть и потащив за собой, санжима неожиданно мечтательно вздохнула и принялась рассказывать:

– Личная гвардия аль-Хаенга научилась неощутимо снимать слепок ауры. Наши четыре месяца пытаются понять, как они это делают, и безрезультатно. Ты вряд ли ощущаешь, но сейчас за тобой открыто следуют тринадцать чёрных драконов первого кольца… О! Исчезли.

– Ушли? – совсем не радуясь новой информации, спросила с надеждой.

– Мечтай, – хмыкнула Гинерва, – перешли в режим «искра отследишь». Кто знает, сколько их таких, скрытых от поиска, за тобой присматривает… в одном можешь быть уверена: с такой защитой в Хайрассе угрозу для тебя представляет один только айтар. Но он человечками никогда не интересовался, так что выдыхай.

Судя по тому, что от неё не последовало никаких неудобных вопросов, да и удивлённой драконица не выглядела, вывод напрашивался один: Нэрен человечками интересовался, и пристрастий своих не скрывал.

Или у местного населения попросту атрофировано любопытство.

* * *

Гинерва привела нас в детский приют.

Чтобы добраться до него, пришлось взять экипаж, запряжённый традиционно ящерами, которых, как оказалось, называли эмешами, выбраться за пределы Эгары, столицы Хайрассы, и трястись, соскальзывая в песок, добрые полчаса.

Дорог между городами в пустыне не было. Большую часть её населения составляли драконы, способные в любой момент перекинуться и попросту улететь, куда им надо. Остальные, не имеющие собственных крыльев, путешествовали на дирижаблях – больших летающих кораблях. К слову, Хайрасса была единственной страной, в которой данный вид транспорта использовался в военных целях.

До пяти лет я жила в приюте и, несмотря на юный возраст, прекрасно помнила то место. Заросшие травой и непроходимыми кустами окрестности, холодный недружелюбный каменный сарайчик, большая продуваемая комната, в которой жили мальчики и девочки от трёх до двенадцати лет, очерствевшие ко всему миру воспитательницы.

Честно говоря, от приюта Хайрассы я не ждала ничего иного, заведомо ненавидя и даже опасаясь подобных мест, но то, что предстало взору, едва экипаж затормозил и распахнулась дверца…

Большая, богатая зеленью площадка, так ощутимо выделяющаяся на фоне рыжей песчаной пустыни, ровный светло-серый каменный забор, большое четырёхэтажное здание с квадратными окнами и подоконниками, заставленными цветущими цветами, и множество иных построек поменьше тут и там.

Но самое главное – смех.

Искренне радостный детский смех со всех сторон, крики и визги резвящейся ребятни, оживлённые голоса и даже радостное рычание какого-то животного.

Нам запрещалось подбирать бездомных зверей. Нам запрещалось громко разговаривать и кричать. Наш смех вызывал неудовольствие воспитателей, за которым неизменно следовало наказание.

– Чего застыла? – Гинерва выбралась на улицу вслед за мной, тоже утонула в песке по щиколотку и направилась к каменным воротам, бросив поверх плеча: – Не отставай.

Потрясённая до глубины души, я побрела за ней, предчувствуя дальнейшие потрясения.

Изумрудная драконица подошла к воротам впритык, удлинила ноготь на указательном пальце, отыскала незаметное глазу углубление и медленно провела внутри, повторяя какой-то символ.

Закончив, Гинерва вернула руке нормальный вид и сделала шаг назад, а только что нарисованный ею знак принялся мягко светиться, наращивая интенсивность пульсацией.

Пара секунд, и призрачное золотистое свечение окутало все ворота.

Короткая вспышка, и на краткое мгновение стал отчётливо виден защитный купол, который, как оказалось, имелся у приюта, поднимаясь вверх полусферой. Одного взгляда на интенсивное тёмно-золотое свечение хватило, чтобы осознать: кто-то хорошо постарался, чтобы обезопасить это место. Энергии в купол было влито много.

– Идём, – просто позвала за собой драконица и первой скользнула в медленно и совершенно беззвучно открывающиеся ворота.

Мы шагнули на широкую светлую каменную плиту дорожки – песок остался за пределами барьера, наталкивая на мысли о том, что эта защита уберегала ещё и от песчаных бурь.

Но дальше было ещё неожиданнее.

– Тётя Нерва! – раздался слаженный многоголосый визг.

И со всех сторон к засмеявшейся Гинерве рванули драконята! Десятки детей разных возрастов, поднимая топот и счастливый визг, налетели на хрупкую на вид, но даже не пошатнувшуюся женщину, вскарабкались по её платью, повисли на руках, ногах, шее!

– Вечного полёта, шалуны! – она была рада каждому из них.

Всех обнимала, тискала, трепала по лохматым головам и тягала за пухлые щёчки, не обделив вниманием никого и умудрившись первой заметить шествующих к нам дракониц.

Их было трое.

Высокие, стройные, как и все представительницы их вида, попросту не способные иметь лишний вес. Те, которые шли по сторонам, излучали тяжёлую ауру властности. Прямые, с высоко поднятыми головами, почти одинаковыми летящими тёмно-красными накидками, скрывающими головы с туго заплетёнными тёмными волосами и всё тело до земли.

Но девушка по центру разительно отличалась. Её походка была лёгкой и непринуждённой, лицо приветливым и открытым, на пухлых розовых губах цвела улыбка. Не девчушка – уже взрослая, потрясающе красивая женщина с чуть смягчёнными контурами лица и плавными движениями. Внешние уголки её кошачьих глаз были приподняты вверх, в центре, в окружении густых чёрных ресниц, горели огнём два сапфира. Волосы красивого тёмно-шоколадного оттенка плавными волнами падали на плечи и грудь, платье было лёгким, как и у всех в Хайрассе, и летящим, насыщенно синим, под цвет глаз.

Красивая. Просто невероятно красивая женщина.

И вот она, приблизившись, взглянула на облепленную детьми Гинерву, улыбнулась и нежно проворковала что-то абсолютно мне непонятное:

– Рташ ахано эгхт эре.

Язык узнала мгновенно – хайрасский, но слов не разобрала. Вообще, у нас тоже раделийский был, как и у почти всех стран имелся свой государственный язык, но проблема в том, что был ещё и элириский – общенародный, и он тоже в каждой стране признавался государственным, так что по большей части все предпочитали разговаривать на нём, радуясь тому, что тебя всегда везде понимают.

– Да ты что?! – не то возмутилась, не то ужаснулась Гинерва, жестом отправляя детей разбегаться, а сама прижимая ладони к груди. Вот только благодаря этому жесту я и осознала, что эмоции её насквозь неискренние, более того – издевательские, что лишь подтвердилось от дальнейших слов. – Как не стыдно уважаемой драконице такое говорить?

Улыбнувшись шире, она с ещё большей нежностью добавила:

– Атвейт.

– Ах! – у санжимы Овейт, судя по выражению лица, случился наигранный инфаркт. – Сама иди! Да я мужу твоему пожалуюсь!

Не прекращая улыбаться и не меняя тона, драконица ответила уже весьма ехидным и всем понятным:

– А кто, по-твоему, меня таким выражениям научил?

Гинерва встала нормально, задумалась и честно сказала:

– Я знаю вас обоих достаточно давно, чтобы не сомневаться: это ты мужика испортила.

Я невольно улыбнулась и зацепилась краем глаза за группу детишек, валяющихся на траве недалеко от нас с раскинутыми руками и ногами. Здесь действительно было очень жарко, особенно под палящими лучами солнца, я сама стояла мокрая и уставшая, и даже ветерка не было, как назло…

Мысль, мой задумчивый взгляд вверх, на переставший быть видимым купол, затем на дракониц и вежливый вопрос:

– Ваша защита не войдёт в диссонанс с чародейскими печатями?