– Я пришла предупредить. За эти слова меня могут убить. Но скорее убьют тебя. Лодыга выдал, что ты был в полиции. Уходи, пока не поздно.

Ратманов задумался. Посмотрел на Риту. Он ей симпатичен – это понятно. Это было заметно с самого начала. Да и вообще проблем с вниманием со стороны женского пола у него никогда не было, в чьем бы теле он ни находился…

С другой стороны, она могла говорить с ведома Хряка. Быть частью провокации, организованной Лодыгой или тем же Копром, который наверняка так все не оставит.

Не имея нужной информации, Ратманов решил потянуть время.

– Закуришь?

– Нет. Я пошла.

6

Ратманов не был похож сам на себя. Обширная гематома, а проще говоря – огромный синяк на месте всей левой половины лица. Кровь и царапины на других открытых частях тела. Порванная рубаха. Его били. И довольно сильно.

Хотя сломленным он не выглядел. Георгий сидел на деревянных козлах посреди воровской малины. А Хряк и остальные решали, что с ним делать. Уже при свете дня.

Экзамен, который он держал перед подельниками, дополнял новый фигурант. В банду вернулся Копер, который всем своим видом демонстрировал близость к атаману. Как географическую – они сидели рядом, так и эмоциональную – было заметно, что подельники разрешили прежние разногласия и теперь снова заодно.

А вот Рита, наоборот, отсела. И максимально пыталась абстрагироваться от происходящего – она уже сделала все, чтобы подобное предотвратить.

– Зря ты против своих пошел, Гимназист. Эх, зря, – поучал Хряк.

– Грохнуть побыстрее эту суку продажную, да и делов, – на свой лад интерпретировал слова вожака Копер.

Ратман харкнул на пол слюну вперемешку с кровью. Попытался улыбнуться. Но из-за синяка в пол-лица не получилось. Стало больно.

– Продолжаешь стоять на своем? – поинтересовался атаман.

Ратман не ответил. Но держался хорошо. Как будто бы ответил «да».

– Да грохнуть и… – снова завелся Копер.

Но «иван» его приструнил:

– Да уймись, Коприна, это мы всегда успеем. Заткни хлебало!

Копер недовольно замолчал.

– Ладно, давай повторим сказочку, что ты нам впариваешь… – Хряк был настроен почти дружелюбно. Возможно, потому, что не хотелось терять действительно хорошего бойца. – Ты доехал до Марьиной рощи. Скинул краденое. И хотел уходить. Но тебя накрыли фараоны, которые якобы уже знали, что кто-то из наших туда придет.

– Потому что кто-то из наших уже настучал кому-то из ихних, – прошипел Ратман и сам поразился собственному глухому и хриплому голосу: подельники ему и голосовые связки, что ли, повредили?

– Ну да, ну да, я бы на твоем месте так же запел, – ухмыльнулся Хряк и продолжал: – Фараоны повезли тебя к Кошко. Но его не оказалось на месте. И кто-то из чиновников отделения, фамилии которого ты не знаешь, предложил тебе быть осведомителем.

– Предложил – это неправильное слово, – вставил Ратманов.

– Ну, вроде бы до сего дня тебя не били, – ухмыльнулся Хряк.

Копер пошел было к Ратманову, на ходу расправляя руки, чтобы ударить. Но Хряк жестом остановил его, чем снова вызвал недовольство строптивого экс-, а может, уже и не экс-есаула.

– И в итоге ты согласился, – заключил атаман.

– Это было единственное решение. Они теперь думают, что я работаю на них, а я работаю на вас. – Ратман недружелюбно и вместе с тем дерзко посмотрел Копру прямо в глаза – мол, ну, давай, попробуй ударь меня еще раз.

– Мда. – Главарь банды сомневался. Особенно глядя на своих недоносков, на фоне которых Гимназист казался очень даже ценным кадром.

– И что предлагаешь? – неожиданно смягчился Хряк. – Ну, что мы с тобой должны сделать? И что бы ты сказал потом полиции?

– Бежать, – процедил Георгий и снова сплюнул. – Вместе. Если накроют – то всех.

– Ха, бежать! – Хряк вскочил с места. – И от кого я это слышу… Ответь мне на последний вопрос. Что сразу не сказал, что был в отделении и согласился работать на легавых?

– Ну, был бы уже труп, – справедливо заметил Георгий.

– Мда. – Хряк нервно прохаживался по комнате. – Я обычно даю людям возможность. Ты знаешь. И очень расстраиваюсь, когда люди ею не пользуются…

Ратман смело и не менее дерзко, чем Копру, посмотрел в глаза главному бандиту. Возможно, именно этот взгляд и повлиял на итоговое решение атамана, с мизерным перевесом качнув чашу весов от смерти в сторону жизни Георгия.

– Поступим так…

– Хряк, да он тебя… – попытался вмешаться Копер.

– Заткнись, а то я с тобой сделаю то, что собирался сделать с ним! – Атаман выглядел одновременно грозным и справедливым. – Мы больше не можем доверять Гимназисту. А значит, он больше не наш. Это первое. Но мы дадим ему уйти. Пусть валит на все четыре стороны и никогда больше не попадается нам на глаза. Это второе. Прямо сейчас все расходятся собирать вещи. А через четверть часа берут ноги в руки и покидают это место навсегда!

Только сейчас Ратманов дал некоторую волю эмоциям. Внешне он по-прежнему выглядел несломленным и почти непроницаемым. Но ноздри, раздуваемые чуть больше обычного, выдавали напряжение и усиленную работу мозга.

Опасность миновала? Но куда он теперь пойдет? И чем будет заниматься? Легко сказать – он свободен. Но при этом совершенно один в большом городе, где ему все чужие. Эти подельники, воры и бандиты, хотя бы знали его, а он успел немного узнать их…

Мимо прошел Лодыга. Эх и сволочь все-таки. Хотя, если язык ему развязало вино, понять можно. У всех свои недостатки.

Следом – Копер. Гадина высшей пробы. При прочих обстоятельствах, вероятно, Ратманову пришлось бы его убить.

Георгий выдержал дуэль взглядов. Копер ушел не удовлетворенным исходом дела, но не придумал, что еще предпринять.

Последней шла Рита. Женщина сунула в ладонь Ратманова несколько ассигнаций – он не посмотрел каких.

– Прости, – лишь прошептала она и выбежала из комнаты, чтобы не заплакать.

Ратманов глянул на деньги – на первое время хватит. И все равно нет понимания, что делать дальше.

А Рита… Он ведь думает о ней даже чаще, чем о «своей» Оксане! Оксана осталась в будущем. А на самом деле как будто в прошлом. И сейчас уже начинает казаться, что жизнь с ней была какой-то сомнительной попыткой построить отношения там, где у них изначально не было крепкого фундамента.

Он еще плохо знал Ратманова. Но Юре Бурлаку часто помогали женщины. Нет, с ними не проще. Но однозначно приятнее, чем с мужиками!

И тут Ратманов вдруг вспомнил, что сегодня в семь на Маросейке, 12 его ждал загадочный пришелец из будущего. Может, тогда-то все и разрешится? Одним махом? Одним ударом топора по веревке висельника?

Господи, сколько времени?! А вдруг уже поздно? Вдруг он не успеет?!

Георгий резко встал и попытался быстро пойти. Но последствия избиения, не столь явные в положении сидя, дали о себе знать в положении стоя. Ноги были ватными. В голове чувствовалась тупая ноющая боль. Мир перед глазами поплыл. Ратманов сел обратно.

Глава 4
Дау

1

В то же время в далеком Баку – на рубеже XIX–XX веков город был одним из двух основных центров мировой нефтяной промышленности – жил примечательный мальчик. Кудрявый, маленький, очень тощий, неспортивного вида.

Но главной его чертой было не это. А большие глаза, которые могли показаться даже бездонными. Заглянув в них, можно было забыться и не сразу вернуться к реальности.

Мальчик был умен не по годам и, как следствие, – немного не от мира сего. В то время как сверстники дрались, играли в казаков-разбойников и воровали инжир (тогда – фиги) с огородов богатых азербайджанских домовладельцев, наш герой занимался совсем другими вещами.

Он пропадал… Не так надолго, чтобы бить в набат и вызывать полицию. Но достаточно надолго, чтобы не находила себе места его бедная мать. Особенно в первое время, когда странное свойство мальчугана только открылось. Это потом уже она привыкла и даже не придавала отлучкам любимого сына особенного значения. А пока…

– Левинька! Лева! Ты где? Левинька, милый, покажись матери, у меня же не железные нервы. Дай хоть какой-нибудь знак, что с тобой все хорошо. Левинька! Лева! Ау!

Любовь Вениаминовна и сама понимала, как, наверное, странно каждый раз это выглядело со стороны. Но ничего не могла с собой поделать. Ведь это был ее единственный сын.

Лева нашелся не сразу. Но появился довольно эффектно.

С утра в городском саду было еще мало людей. Но те, кто пришел, организовали маленькое столпотворение вдоль одной из дорожек. О чем-то переговариваясь, они склонили головы чуть ли не до земли. Любовь Вениаминовна все поняла и поспешила к ним.

Вся дорожка была исписана длинным рядом цифр. Только цифры. Ничего, кроме них, даже плюсов, минусов или знаков «равно», не было. Что-то вроде компьютерного кода, но какой компьютер на заре ХХ века?

Почерк был не самым понятным, детским, где-то переходил и в откровенные каракули. Но все же большинство цифр считывалось. А при определенном старании смотрящего в них можно было обнаружить и некоторую логику. Последовательность цифр была неслучайной.

В самом конце дорожки обнаружился и сам математик. Четырехлетний Левинька сидел на корточках и какой-то палочкой выводил заключительный числовой ряд. Потом встал, довольный, выдохнул. Видимо, написал последнюю цифру. А может, просто дорожка закончилась…

– Левинька, дорогой, что же ты со мной делаешь?! – первой до необычного ребенка добралась мать.

Она крепко обняла сына, отчего даже стало тревожно за его тщедушное тельце. Впоследствии Лев Давидович будет шутить, что у него, в отличие от большинства нормальных людей, не телосложение, а теловычитание.

Потом подошли и остальные.

– Что это такое? – изумлялась пожилая дама, одна из тех, кому во все времена больше всех надо. – Мальчик нездоров? Что это он имел в виду? Это какой-то шифр?

– Мальчик здоров, – с железными нотками в голосе ответствовала мать. – Пошли, Левинька, тебе нужно поесть.

– Нет, вы посмотрите на них, – не унималась дама. – А кто будет стирать за собой? И ведь это не первый раз! Такое я уже видела и в прошлое воскресенье!

Позади еще доносились женский и несколько мужских голосов. Пришел дворник. Потом городовой. Надо думать, вместе они справились с возвращением дорожке первоначального вида. Любовь Вениаминовна прибавила шагу, слегка подталкивая сына перед собой, чтобы не считал ворон по дороге.

2

Давид Львович строго посмотрел на Левиньку. Перед отцом юный математик уже не чувствовал себя таким раскрепощенным, как перед Любовью Вениаминовной. Отец внушал почти что страх.

– И что? – задал риторический вопрос глава семейства.

Лева почувствовал себя виноватым. Но не за то, что исписал математическими каракулями дорожку городского сада. А за то, что решение было неправильным…

– Мы еще даже дроби не прошли, а ты уже позволяешь себе путать причину и следствие.

– Я не хотел. – Юный математик начал шмыгать носом, на глаза стали наворачиваться слезы.

– Что, не слышу?

– Простите…

– То-то же. Ну да будет тебе. Утри слезы. И погляди сюда. – Отец смягчался. – Знаешь, что это?

Лева протер глаза. Перед ним лежали игральные карты, разложенные в определенном порядке.

– Карты, – ответил ребенок.

– Гениально! – Папа захохотал, и от этого стало даже немного обидно.

Давид Львович взялся за колоду и выложил в ряд несколько карт.

– А теперь? Что видишь? Укажи на ошибку в ряду.

Лева посмотрел на отца – можно? – и, почти не задумываясь, указал на шестерку треф и даму пик.

– Почему? – Во взгляде отца читалось нечто среднее между удивлением и гордостью.

– В первом случае карты выложены от большей к меньшей с промежутком в три карты. Во втором – то же самое, только от меньшей к большей, промежуток уже в четыре, плюс чередуются масти.