…И тут он услышал голоса на кухне. Подскочил, как на батуте, покрылся мурашками, уверился на долгую секунду, что забыл на ночь задвинуть щеколду на двери. Но задвинул же и проверил! Этого не может быть, никто не мог… или он еще спит?!

– Валик, – весело позвала мама, – ты поедешь нас провожать или нет?

В трусах и майке, босиком, он бросился на кухню – и чуть не споткнулся в коридоре о собранные чемоданы. Мама и отец заканчивали торопливый завтрак, одна тарелка на столе была накрыта крышкой – горячие бутерброды для Вали ждали его и не должны были остыть.

– Что с тобой? – всполошилась мама, когда увидела его лицо.

– Кошмар, – ответил он хрипло. – Плохой сон.

– Что снилось? – Отец посмотрел сочувственно.

– Не помню, – выдавил Валя. – Какое сегодня число?

– Здрасте. – Мама развела руками. – Двадцать седьмое, какое же еще? Ты забыл, на какой день у нас билеты?

* * *

Родители всегда приезжали в аэропорт заранее – из-за маминого тревожного расстройства она всегда боялась опоздать.

Знакомая дорога показалась Вале длинной и тягостной. Все силы он тратил на то, чтобы родители ничего не заподозрили. К счастью, те были заняты собой: мама пыталась вспомнить, что из критически важных вещей они позабыли. Отец шутил, пытаясь развеять ее тревогу – все равно что гасил огонь керосином.

Наконец сдали чемоданы и прошли все формальности. Валя в последний момент чуть не схватил маму за руку, умоляя остаться и никуда не лететь. Сам испугался этого детсадовского порыва. Вот был бы стыд-то.

Родители помахали ему из-за ограждения и зашагали, обнявшись, и скрылись в толпе. Их отпуск – и новый медовый месяц – начался. А Валя остался стоять, будто приклеенный к блестящему полу.

Навстречу, к стойкам регистрации, шли компании молодых людей, парни с девушками, семьи с детьми – все с разноцветными чемоданами и рюкзаками, все в предвкушении радости, ни одного грустного или хотя бы равнодушного лица не было во всем большом здании аэровокзала. Валя вдруг осознал впервые в жизни, что все они уязвимы, и, стремясь к радости, рискуют жизнью, поднимаясь высоко в небо в тесной алюминиевой трубке, где столько сложных приборов, что хоть один когда-нибудь обязательно откажет…

У меня тревожное расстройство, подумал он, сжимая зубы. Это как у мамы, только хуже. Но мама знает, что нездорова, принимает таблетки. Она знает, что ее страхи – выдумка… Отражение химических процессов в мозгу. Их надо регулировать, а значит, врачи, лекарства… Психотерапевты…

Он стоял, боясь двинуться с места. Боясь пройти мимо табло и уж конечно не желая возвращаться домой. Он все еще надеялся, что это может быть сон. Он придет домой, а там пусто, никого нет. Чтобы проверить это, нужно…

– Валик, – послышалось у него за спиной.

Он дернулся, но не обернулся.

– Давай поговорим, – сказала его сестра. – Я тебе не враг. Честное слово.

* * *

– Мы, конечно, уедем, – еле слышно шептал в темноте Артур. – Но лучше через пару дней. Свяжемся с мамой. Подготовим дедушку и ба. Ты не думай, он тебя не получит, этот маньяк. Я буду рядом.

– Ты разве не чувствуешь, что нельзя ждать?!

Артур вздохнул: он чувствовал. Они с Пашкой прожили долгую жизнь на двоих, почти восемнадцать лет, и в этой жизни было всякое. И по разным классам их разводили, чтобы разделить, и сводили снова, чтобы помирить, и врачи говорили, что это сиамские близнецы, только не физически, а ментально, и хорошо бы отправить их в разные города, чтобы нормально оформились личности. И когда они наконец переросли трудные времена, признали границы друг друга и сознательно отказались от болезненной связи – случился жаркий день на речке и все вернулось.

Артур сопротивлялся, да. Он долго верил, что Пашка заболел, и честно принес ему термометр. Но теперь, после Пашкиного рассказа в темноте, никаких сомнений не осталось: в их жизнь залезло непонятное, потустороннее, и надо сперва уносить ноги, а уже потом гадать, что это.

Пашка ворочался на диване, Артур – на раскладушке рядом. Дом спал или притворялся. Капала лекарство на дно стакана бабушка, гладил ее плечо дедушка, всхлипывала во сне Лора, отлично понимая, что стала причиной больших неприятностей. Дрых без задних ног Антошка, не замечая речного песка на подушке и в постели.

– Это Торпа, – снова зашептал Пашка. – Помнишь… в детстве мы придумывали… что это особенный город… что в нем есть большая черная ратуша, и особняк со львами, и еще много всяких штук… Что здесь живет что-то или кто-то, чего больше нет нигде. Мы уедем из Торпы, и… всё. Не вернемся.

– А бабушка с дедушкой? – после паузы спросил Артур.

– Их оно не тронет… не трогает. Они местные.

– А Лора с Антохой?!

Пашка думал об этом. Ох, как же хорошо и тщательно он об этом думал.

– Если нас тут не будет, оно их не тронет тоже. Но если мы останемся… нас будут ими шантажировать. А увезти их сами мы не можем, теть Ира с дядь Ромой нас убьют…

Еще секунду было тихо.

– Ты вещи собрал? – Голос Артура дрогнул. План становился реальностью.

– Да… что успел. Что забудем – не страшно, бабушка с дедушкой привезут или вышлют. Первая электричка в шесть… В райцентре пересядем на поезд.

– На один билет? – Артур улыбнулся в темноте.

Это был трюк, который они много раз проделывали: и экзамены, бывало, сдавали друг за друга. И на поезд один заходил с билетом, а другой прибегал перед отправлением: «Я за пирожками метнулся, чуть не опоздал! Вы же меня помните?» И ехали потом по очереди, один на спальном месте, другой на багажной полке…

– Посмотрим, – неуверенно сказал Пашка и вдруг понял, что они с Артуром поменялись ролями: прежде все придумывал и планировал брат. – Все-таки долго ехать.

Они снова прислушались к дому. Кажется, бабушка с дедушкой кое-как улеглись и, наверное, успокоились. А двоюродные брат с сестрой, пережив приключения, уже видели сны, и это были неплохие, спокойные сны…

– Давай не будем ждать утра, – тихо сказал Пашка.

* * *

«Дедушка, ба, простите, что мы сбежали. Вы не волнуйтесь, мы уже взрослые. Маме пока не звоните, мы, когда приедем, сами ей все расскажем. Спасибо за чудесные каникулы. Будем ждать вас в гости. Артур, Паша».

Фразу про чудесные каникулы вписал Артур. Пашка хотел написать «ваши оладьи самые вкусные в мире», но Артур так посмотрел, что Пашка молча развел руками. Не время для шуточек.

От дома до центра быстрым шагом дошли за полчаса. Почему-то были уверены, что на центральную площадь Торпы даже среди ночи можно вызвать такси по мобильному приложению. «Водителей поблизости нет», – отвечал им экран телефона, а первый автобус должен был отправиться на вокзал в полшестого утра. Пашка и Артур оказались в этот час на остановке одни, и даже окна в домах почти не светились. Фонари горели вполнакала.

Половина третьего ночи. Потом без четверти три.

– Пошли пешком, – сказал Пашка. – К шести как раз дойдем. Или по дороге поймаем попутку… Смотри, какие звезды. Это будет крутая прогулка.

Артур кивнул, поднял со скамейки свой рюкзак, закинул на спину. Пашка почувствовал странную радость – будто они вместе идут в школу, снова в прежнюю, снова в один класс, к неудовольствию учителей и психологов…

У обоих были мощные фонарики, но использовать решили один – экономить батарейки. За первые полчаса вышли из города, и только две машины попались им на этом пути. Обе – встречные, ни одна не остановилась.

– Надо подумать, что мы скажем маме, – нарушил молчание Артур. На тихой дороге под звездным небом идея панически бежать из Торпы вовсе не казалась такой очевидной. – И пусть ма не говорит отцу, пусть дождется из рейса.

– И что мы скажем бабушке, когда позвоним. – Пашка посветил фонариком далеко вперед. Прямо за городом колосилось поле, и в свете фонаря по нему ходили волны.

– Красиво, – сказал Артур. – Мы скажем, что… говорю же, надо подумать.

И они пошли дальше, и шли еще около часа, пока издалека не донесся странный звук. Поначалу такой тихий, что они не сразу поняли, что это. Гул, стрекот, шелест, скрип. Но уже через пару минут из-за холма вынырнула цепь огней. Странные механизмы с вращающимися челюстями, с близко посаженными яркими фарами шли через поле косой шеренгой.

– Комбайны! – удивился Пашка. – Ночью!

Фонарик сделался не нужен. Пашка и Артур увидели на дороге свет – и свои длинные черные тени впереди, через секунду поняли, что фары бьют прямо в спину, еще через полсекунды отскочили к обочине, пропуская колонну пустых грузовиков-зерновозов.

– И вот так мы оказались в самом центре ночных сельхозработ, – желчно пробормотал Артур.

– Прут, как слепые. – Пашка закашлялся от пыли. – Не видят, что ли, живых пешеходов?

Цепь огней в поле приближалась, будто комбайны не собирались делать разницы между колосьями и людьми.

– Они же не поедут по дороге, – растерянно сказал Пашка. – Чисто технически…

– Чисто технически тут пешеходы ночью не ходят, – отозвался Артур. – А уборка зерновых ночью – обычная практика в некоторых регионах…

Конечно, у него всегда была пятерка по биологии.

Пашку накрыло будто липкой сетью:

– Он сказал… Что мы не уедем из Торпы… Даже если захотим.

– Он не начальник сельхозкооператива, – сурово отозвался Артур. – Он не распоряжается комбайнами. Это совпадение.

– Артур, – взмолился Пашка, чувствуя, как заливается потом спина. – Пойдем скорее, пожалуйста. Ты же сам сказал, это всего лишь комбайнеры, они убирают пшеницу…

– Это рожь.

– Ну и тем более! Надо идти, мы больше чем полдороги прошли!

Строй комбайнов был совсем близко, правофланговый задевал обочину вертящейся челюстью. Фары превращали ночь в день; Артур оттащил зазевавшегося Пашку подальше, и огромное, окутанное облаком дыма механическое чудовище пролязгало мимо. В окне мелькнул силуэт человека, вскинувшего руку в очень неприличном жесте.

– Все они видят, – пробормотал Пашка. – Пошли!

Они переждали зерновозку, идущую вслед за комбайном, протерли глаза от пыли и мельчайшей соломы и, прикрывая лица рукавами, стараясь поменьше дышать, побежали бегом. Звук моторов отдалился, снова сделалось темно, Артур и Пашка перешли на шаг. Поле справа было выкошено и казалось растерянным, поле слева все так же покачивало тяжелыми колосьями, будто насмехаясь.

– Артур, – сказал Пашка, чтобы только не молчать на ходу. – А как ты думаешь, новые колосья знают, что случилось со старыми? У них есть генетическая память?

– Ага, – пробормотал Артур. – Они передают опыт из поколения в поколение. Пишут об этом книги и слагают песни…

Пашка коротко рассмеялся. Впереди уже виднелась лесополоса на краю поля.

– Если они просто растут, – продолжал Пашка, – и думают, что ничего плохого не случится… А что может быть плохого? Разве что засуха, но сейчас есть разные средства, поливальные машины…

Артур остановился:

– Кстати, о поливальных машинах. Мне нужно поссать.

– Посветить тебе? – предложил Пашка.

– Да пошел ты! Иди вперед, я догоню.

И Пашка пошел, подсвечивая фонариком неровную пыльную дорогу, то и дело поправляя лямку рюкзака, стараясь думать о простом и приятном – например, что за девчонки будут в учебной группе. Обычно на его специальность набирали только парней, но в последние годы, говорят, девчонок стало не в пример больше и они крутые… Раньше Пашка стеснялся знакомиться. Два раза так бывало, что за него знакомился Артур, а Пашка приходил потом на свидание. Но все равно тогда ничего не вышло…

– Эй, ты где там?

Он повернул луч фонарика на дорогу позади. Дорога просматривалась метров на двести, Артура не было. Покачивалась неубранная пшеница… то есть рожь.

– Придурок, – сказал Пашка. – Ты решил как Лора? В прятки поиграть? Сейчас?

Вдалеке послышался знакомый рокот. Показались огни – звено комбайнов возвращалось теперь с другой стороны поля.

– Артур! – Пашка закричал. – Выходи, где ты?!