– У уцелевших, отрезанных от всего и вся, не оказалось бы ни снаряжения, ни оружия, ни машин, явно имеющихся у врага, – заметил О’Киф. – Мало этого, враг прекрасно обучен и дисциплинирован. За пять лет нам не удалось ни победить их, ни даже убить хотя бы одного. Следовательно, враг очень и очень силен.

– А победить их мы до сих пор и не пробовали, – напомнил Фишер. – Мы все это время только оборонялись.

За столом воцарилась напряженная тишина.

– Вы о корабле? – уточнил Горстоковски.

– Именно. Вскоре его поднимут из болота, – отвечал Тейт, – и вот тогда мы сумеем показать им нечто… нечто запоминающееся, причем надолго.

– Боже правый! – скривившись от отвращения, воскликнул Лануар. – Корабль – это же груда никчемного хлама: метеорит разбил его вдребезги! Ну, извлечем мы его из трясины, и что с того? Без капремонта он ни на что не годится, а удастся ли починить его – еще вопрос!

– Отремонтировать то, что сумели построить человекоподобные обезьяны, нам вполне по плечу, – заверил его Портбейн. – Станков, инструментов и материалов у нас хватает.

– Вдобавок мы наконец-то отыскали рубку управления, – напомнил О’Киф. – Отказываться от подъема я лично причин не вижу.

Лануар тут же переменился в лице.

– Ладно, давайте поднимем его. Возражения сняты.

– Да? Из каких это соображений?! – взволнованно выкрикнул Дэниэлс. – Уж не пытаетесь ли вы одурачить нас, а?

– Точно! Он что-то задумал! – в ярости поддержал его Фишер. – Не слушайте его! Пускай эта треклятая штука там, на дне, и гниет!

– Поздно, – возразил О’Киф. – Подъемные работы ведутся уже не одну неделю.

– А вы с ним, стало быть, в сговоре! – взвизгнул Дэниэлс. – Вокруг пальца решили нас обвести!

Поднятый электромагнитными захватами из трясины и установленный на твердую площадку, выжженную «жуками» поблизости, корабль оказался промокшей насквозь, проржавевшей грудой искореженного металла. Из всех пробоин, из всех щелей струями хлынула жидкая грязь.

Те же «жуки» проложили прямой твердый путь к рубке управления. Под удерживаемый захватами в воздухе корпус подвели прочные балки из армированного пластика. В лучах полуденного солнца обросшая спутанной гривой водорослей стальная сфера, не видевшая дневного света целых пять лет, казалась головой исполинского древнего чудища.

– Давайте, – в нетерпении скомандовал Домграф-Швах. – Взгляните, что там.

Портбейн с Лануаром, ступив на спекшуюся твердь, подошли к рубке управления, опущенной на стапель из балок, и влезли внутрь. Зловещие желтые лучи ручных фонарей заплясали по сырым, курящимся испарениями переборкам, озарили проржавевшие приборные доски. В глубоких лужах на палубе извивались, корчась в конвульсиях, иссиня-серые болотные угри. Смятая метеоритным ударом невероятной силы, рубка являла собой крайне печальное зрелище.

Лануар, шедший первым, раздраженно махнул рукой Портбейну:

– Теперь ступайте-ка вперед вы. Вы у нас инженер, вам и карты в руки.

Пристроив фонарь на верхушке покатой груды проржавевшего металла, Портбейн, увязая по колено в раскисшем мусоре, зашлепал к разбитой приборной доске. Ну и месиво… что не оплавлено, то искорежено! Присев на корточки, он принялся одну за другой отдирать и отшвыривать в сторону изъязвленные ржавчиной секции кожуха.

Тем временем Лануар, распахнув дверцу кладовой, извлек изнутри груду аудио- и видеопленок в увесистых металлических ящиках. Поспешно сдернув с одного крышку, он подставил пленку под мерцающий луч фонаря.

– Бортжурнал! Теперь я уж точно смогу доказать: кроме нас, на борту не было ни души!

В исковерканный дверной проем заглянул О’Киф.

– Как продвигается?

Протиснувшись мимо, Лануар спустился на стапель, положил под ноги охапку коробок с пленками и вернулся назад, в сырость и полумрак рубки.

– Ну? Что там с управлением? – спросил он.

– Странно как-то все это, – пробормотал Портбейн.

– В чем дело? Разбито вдребезги?

– Внутри уйма кабелей и реле. Множество датчиков, контуров и прерывателей. А снаружи – ни одной клавиши, ни одного тумблера, чтобы управлять всем этим богатством.

Лануар со всех ног поспешил к нему.

– Как же так? Должны быть!

– А вот поди ж ты! Для ремонта необходимо снять все эти пластины, практически демонтировать оборудование, иначе даже внутрь не заглянуть. Сесть за приборную доску и управлять кораблем невозможно. Снаружи только гладкий, ровный, наглухо закупоренный защитный кожух.

– Возможно, это вовсе не рубка управления? – предположил Фишер.

Портбейн поднял повыше охапку обугленной проволоки.

– Вот управляющий механизм, в этом сомнений нет. Только полностью автоматический. Автономный. Наподобие робота.

Собравшиеся в рубке озадаченно переглянулись.

– Выходит, мы были пленниками на борту корабля! – в изумлении выдохнул Тейт.

– Чьими пленниками? – растерянно осведомился Фишер.

– Ясно, чьими! Терран! – объявил Лануар.

– Ничего не пойму, – глухо пробормотал Фишер. – Полет задуман и осуществлен нами и только нами, не так ли? Мы вырвались с Ганимеда, бежали…

Портбейн поднялся и повернулся к Лануару:

– Давайте займемся пленками. Поглядим, что сказано там.

Дэниэлс, хлопнув по клавише, остановил считыватель видеопленок и включил свет.

– Что ж, сами видите, – со вздохом сказал он. – Санитарно-медицинское судно. Без экипажа. Управлялось дистанционно, наводящим лучом с одного из спутников Юпитера. Луч вывел корабль из Солнечной системы, привел сюда, здесь из-за сбоя в электромеханике шальной метеорит пробил защитное силовое поле, и наш корабль… потерпел крушение.

– А если б не потерпел? – робко спросил Домграф-Шванк.

– Тогда нас отвезли бы в главную клинику, на Фомальгаут IV.

– Прокрутите-ка последнюю пленку еще раз, – попросил Тейт.

Динамик громкоговорителя в стене разразился шипением, а затем ровно, прекрасно поставленным голосом заговорил:

– Работая с данными пациентами, необходимо учитывать разницу между параноидным и паранойяльным синдромом, не говоря об отличии того и другого от прочих психических расстройств. Основная структура личности параноика остается неизменной. Вне пределов собственных бредовых идей он мыслит вполне логично, рационально, порой даже отличается незаурядным умом. Параноик способен к поддержанию разговора, к обсуждению себя самого – одним словом, связь с реальностью не утратил ни в коей мере.

От прочих психотиков параноик отличается стабильной ориентацией на окружающий мир, а от так называемого нормального психотипа – набором бредовых идей, ложных посылок, лежащих в основе сложной системы взглядов, в рамках себя самой вполне логичной и непротиворечивой.

Дэниэлс, вздрогнув, приостановил запись.

– Эти пленки, – пояснил он, – предназначались для персонала клиники на Фомальгауте IV. Их заперли в кладовой рубки управления, а саму рубку наглухо изолировали от остальных корабельных помещений. Никто из нас войти туда не мог.

– Мышление параноика предельно ригидно, – ровно, спокойно продолжил терранский доктор. – Не поддающиеся опровержению извне, бредовые идеи управляют всей его жизнью. В его систему взглядов логически вплетается все, что ни происходит вокруг – любые события, встречи, явления, случайные замечания и так далее. Согласно данной системе взглядов, сам он – персона чрезвычайной важности и недюжинного таланта, а весь мир, объединившийся против него, строит ему всевозможные козни на каждом шагу. Дабы расстроить планы злоумышленников, уберечься от гибели, параноик готов на все. Неизменно записывает на видеопленку любые столкновения с представителями власти, постоянно переезжает с места на место, а в завершающих, наиболее опасных стадиях может даже дойти до…

Зильберман в ярости хлопнул по клавише выключения, и голос умолк. В зале вновь сделалось тихо. Девятеро глав лагеря замерли.

– То есть, мы – шайка шизиков, – нарушив молчание, подытожил Тейт. – Партия психов, потерпевших крушение. Сбитых случайным метеоритом и…

– К чему этот самообман?! – зарычал Горстоковски. – «Случайным»! Случайности здесь ни при чем!

Фишер визгливо, истерически захихикал.

– Вот-вот! Паранойя в чистом виде! Господи боже, все эти нападения – галлюцинации! Плод нашей собственной мнительности!

– И чему же верить? – вздохнул Лануар, рассеянно ткнув пальцем в стопку катушек с пленкой. – Выходит, никаких врагов нет?

– Мы защищаемся от их нападок вот уже пять с лишним лет! – парировал Портбейн. – Вам этого мало?

– А вы хоть одного из них видели? – лукаво осведомился Фишер.

– Против нас лучшие оперативники всей галактики. Терранские ударные подразделения и военная разведка. Люди, прекрасно обученные искусству диверсий и маскировки. Так они и покажутся вам на глаза!

– Как ни крути, а мост наш они угробили, – напомнил О’Киф. – Действительно, никто из нас их ни разу не видел, но мост-то рухнул, и это, черт возьми, факт!

– А может быть, с мостом просто строители напортачили, вот он и рухнул сам по себе, – возразил Фишер.

– «Само по себе» ничто на свете не рушится! Всему происходящему есть причина!

– А что, собственно, происходит? – задумчиво протянул Тейт.

– К примеру, еженедельные газовые атаки, – отрезал Портбейн. – И соли тяжелых металлов в водяных скважинах, не считая всего остального.

– И о бактериях, о бактериях не забудьте! – добавил Дэниэлс.

– Вполне возможно, всего этого в действительности не существует, – объявил Лануар, – вот только как это доказать? Как проверить, если все мы психически нездоровы?

– Вообще-то нас здесь более сотни, и нападениям подвергаются все, – заметил Домграф-Швах. – Вам этого мало?

– Представьте себе! Вспомните, сколько мифов, овладевших умами целого общества, считались непреложными фактами и передавались из поколения в поколение. Боги, малый народец, ведьмы… Общая вера во что бы то ни было еще не воплощает ее объект в действительность. К примеру, терране многие сотни лет верили, будто Земля плоская!

– Если все на свете линейки длиной в фут вдруг вырастут до тринадцати дюймов в длину, кто это сможет заметить? – поддержал Лануара Фишер. – Для этого хотя бы одна должна сохранить прежнюю длину, остаться неизменной, двенадцатидюймовой. Константой. Мы с вами – все равно что охапка неточных, тринадцатидюймовых линеек, а для сравнения нужен хотя бы один человек, не подверженный паранойе.

– А может быть, все это – тоже часть их замысла, – предположил Зильберман. – Трудно ли им собрать из чего попало фальшивую рубку управления и подсунуть туда эти пленки?

– По сути, задача ничем не отличается от попытки экспериментально проверить любое субъективное верование, – заявил Портбейн. – Каково главное свойство научного эксперимента?

– Повторяемость, разумеется, – без запинки ответил Фишер. – Послушайте, вам не кажется, что мы в заколдованном круге? Пытаемся измерить сами себя. Возьмите любую линейку – хоть двенадцати, хоть тринадцати дюймов в длину – измерить ее ею же самой невозможно. Измерительного инструмента, позволяющего проверить его собственную точность, в природе нет. Нет!

– Ошибаетесь, – спокойно откликнулся Портбейн. – Берусь подготовить и провести вполне состоятельный, объективный эксперимент.

– Подобный эксперимент невозможен! – взволнованно воскликнул Тейт.

– А вот и возможен, черт побери. И я проведу его не позже, чем через неделю.

– Газы! – крикнул один из солдат.

Со всех сторон тревожно завыли сирены. Женщины и дети судорожно потянулись к противогазным сумкам. Из подземных хранилищ с рокотом выкатились на позиции крупнокалиберные орудия. «Жуки» принялись выжигать вдоль границы болота твердую полосу. Лучи прожекторов заметались из стороны в сторону, выхватывая из непроглядного мрака пышные ветви папоротников.

Портбейн, щелкнув клапаном стального баллона, махнул рукой поджидавшим в сторонке рабочим. Рабочие быстро покатили баллон к лагерю, прочь от бескрайней хляби и обгорелой травы.

– Порядок, – выдохнул Портбейн. – Тащите вниз!