Не сложно было понять, что демоны не отпустят ее просто так. Семья, образовавшая Россе, темнит. А от некоторых персон и вовсе веет загробным холодом. Например, Келлан, она видела его всего дважды и оба раза читала в его взгляде ненависть. За что? Она ему ничего не сделала. Сади до этого момента даже не видела демона.

Сади слышит шаги, которые приближаются к конюшне, кто-то топает по лужам. С горечью посмотрев на вороного жеребца, Сади прячется за стогом сена, практически заваливается на конюха. "Прости", – произносит она беззвучно.

Шаги стихают как только дорога, покрытая лужами, заканчивается, и кто-то входит в конюшню.

Сади старается не дышать.

Секунды до этого шагали слишком бодро, сейчас же тянутся как сальные волосы конюха, валяющегося рядом с Сади.

– Выходи, – говорит Кристофер.

Она не выходит. Плечи Сади опускаются.

– Я знаю, что ты здесь. Моник рассказала, куда вы ходили гулять эти три дня. Всегда в сторону конюшни, она рассказала, как ты восторгалась лошадьми.

Сади закатывает глаза. Ох уж эта Моник. Девушка не успевает выйти из-за стога, Кристофер заглядывает туда, переводит взгляд с Сади на практически голого парня.

– Развлекаешься? – спрашивает он. – И это в медовый месяц.

– Нет. Пыталась сбежать.

Кристофер складывает руки перед собой и наблюдает, как Сади пытается встать, не задев при этом парнишку-конюха.

– Честно, – произносит он.

Сади выходит из-за стога. Стряхивает с украденных брюк соломинки.

– Он жив? – спрашивает Кристофер, кивая на голые торчащие ноги юноши.

– Да. – Сади пожимает плечами. – Он… отдыхает.

– Голышом, рядом с кучей навоза. Специфическое у него представление об отдыхе.

Сади старается не смотреть Кристоферу в глаза. Она бы не пыталась сбежать, если не была бы тут в опасности. Напрямую ей никто не угрожает, но она чувствует ненависть от жителей Россе. От демонов. Люди более чем благосклонны к ней, а вот потусторонние – нет.

– Почему ты решила сбежать? – серьезно спрашивает Кристофер.

Сади поднимает взгляд на демона.

– Помню, ты как-то говорил…

Они оба понимают, о каком моменте из их диалогов Сади сейчас вспомнила.

– Все хотят свободы, я помню это. Но ты тут не пленница.

– Так ли? Первые пять дней меня не выпускали из комнаты, в которой даже окна нет. А когда решили выпустить, то только с сопровождением. И не говори мне, что Моник была для моего веселого времяпрепровождения. Эта девушка ни разу не улыбнулась, а разговоры только и были о том, что я удивительная и спасу всех людей.

– Ты могла заблудиться. Например.

– Не могла. И мы оба это знаем.

– Моник не желала тебе зла.

Сади прикрывает глаза и глубоко вдыхает.

– Я знаю, – обреченно произносит она. – Но я не могу дать ей то, чего она так желает. Все эти разговоры, что я спасу людей, это… невозможно. Я себя-то не смогла спасти. Она ошибается на мой счет, но даже слушать об этом не желает.

– Ты для многих олицетворяешь надежду.

Сади открывает глаза и встречается с серьезным взглядом демона.

– И для тебя? – спрашивает она.

– Да.

– Скажи мне, для чего я нужна твоей семье? Я была у Герхарда, и там тоже все все скрывали. Никто не думает о том, что это моя жизнь. Понимаешь? Она моя и никому не принадлежит. Я больше не рабыня.

И только произнеся последние слова, Сади понимает, что действительно больше не считает себя рабыней. Более того, эта мысль омерзительна ей. Что-то случилось в разломе, словно в момент ее смерти удушающие оковы невольника спали с шеи и стоп. Она больше не будет кланяться никому. Ни ангелу, ни демону.

Кристофер видит изменение в Принцессе. В их первую встречу она практически не поднимала головы, а теперь не опустит ее даже перед страхом смерти. Ее побег тому отличный показатель.

– Я все тебе расскажу, – говорит он.

– Правду?

– Только правду. То, что знаю сам.

– Кристофер, я ничего не понимаю, – начинает Сади в растерянности, но не заканчивает свою мысль.

– Идем.

Они отправляются к морю, всю дорогу преодолевают молча, пока Сади не спрашивает:

– Я все еще свечусь? Дэлим сказал, что я светилась и так он понял, что я стала женой ангела.

– Нет. Ты больше не светишься.

– Но я стала чувствовать Герхарда, это так странно. Я знаю, что это он, и мне кажется, будто… я не знаю, он страдает? Я не чувствовала его раньше. Он сказал мне, что я не могу говорить о моей принадлежности к Проклятой девочке, и я не могла, а сейчас мне кажется, что могу. Я не знаю. Все очень сложно. Он словно всегда со мной, но заперт.

– Ваша связь должна была оборваться после твоей смерти. А ты умерла, я сам видел.

Об этом Сади хочет говорить меньше всего. Это было больно и страшно. Рука сама по себе взмывает ввысь, и пальцы прикасаются к шраму на шее. Ей перерезали горло. И она умерла. А потом вдруг задышала и даже смогла встать. Сади смутно помнит, что было после, Кристофер сказал, она закричала, когда Асмодей хотел его убить, и у нее появились крылья, а потом Сади потеряла сознание и пришла в себя только на следующий день. Сади до сих пор не верит, что у нее были какие-то крылья. По крайней мере, больше они не появлялись.

Кристофер останавливается на каменном берегу и располагается на отшлифованном волнами булыжнике, Сади садится рядом.

– Ты не должна чувствовать присутствие Герхарда. Это так не работает. Связь должна оборваться, когда слабый в паре погибает.

– А если погибает сильный?

Кристофер поворачивается к Сади.

– Если погибает сильный, он забирает с собой слабого.

Сади переводит взгляд на море. Воздух здесь более холодный, но девушка словно не чувствует этого. Герхард обещал ей свободу и город. Но солгал. Да. Выходит, все его слова были ложью. Он сказал, что хочет прекратить свои страдания, он хотел умереть, но забыл упомянуть, что Сади мгновенно отправится за ним следом. Проклятый лжец! Он манипулировал ею, как только мог. Пообещал самое желанное – свободу. Привел Норну, чтобы угрожать и манипулировать. Заключил союз, чтобы она не раскрыла его секрет. Отправил ее на верную смерть! Ублюдок!

– О чем думаешь? – спрашивает Кристофер, внимательно разглядывая профиль Сади. Он видит, что она ведет какую-то внутреннюю борьбу, но не уверен, что она поделится этой битвой с ним.

– О муже, – признается Сади, но не вдается в подробности. Она переводит взгляд с горизонта на Кристофера. – Расскажи мне все.

– Даже не знаю, с чего начать, – говорит Кристофер.

– С начала?

– Начало этой истории было положено тогда, когда на земле еще никого не было.

– Давно.

– Более чем.

Кристофер берет паузу, раздумывая, как можно донести столь обширные знания за один разговор.

– Я начну рассказ с одной особы, которая изменила планы нашего создателя, – начинает Кристофер. – С Лилит. Она была создана, как пара для Адама, и она была прекрасна. Красива, покладиста, никогда не перечила Адаму, она всегда была за его спиной, но он этого не оценил и в один день попросил Его создать еще одну женщину.

– Вот козел, – восклицает Сади.

Кристофер косится в сторону Сади и, слегка улыбнувшись, говорит:

– Богохульно, мне нравится.

– Это я об Адаме.

– Бесспорно, он козел. И этот козел получил желаемое, Господь создал Еву, вторую женщину, она была еще красивее и послушней Лилит, хотя раньше это казалось невозможным. Даже в это время Лилит была покладистой. Она старалась не общаться с Евой и вразумить Адама. Она говорила ему, что была создана, чтобы сделать его жизнь краше и счастливее, но тот не слушал Лилит. В его мыслях была только Ева. И когда к Еве Адам испытал истинную страсть и возлег с ней, Лилит почувствовала настоящую боль. Лилит ничего не оставалось, как только плакать. И она плакала так горько и долго, что создатель пришел к ней. Он любил Лилит больше Адама и Евы вместе взятых, так он говорил ей. Она была первой человеческой женщиной, сотворенной им, и от этого самой ценной. Он вложил в нее огромную силу, хотя сам не подозревал об этом.

– Что за сила?

– Чувства. Их было много: любовь, сострадание, жалость, верность, но она сделала упор на ненависти.

– Разве это сила?

Кристофер уносится в воспоминаниях в ад и слушает, как Лилит рассказывает свою историю снова и снова. Десятки, сотни, тысячи раз.

– Еще какая. Ненависть способна на многое. Лилит просила создателя исправить ошибку, убрать Еву, ведь даже мысли о сопернице вызывали в Лилит злость и ярость. Она не хотела этого. Лилит умирала внутри каждый раз, когда слышала легкий смех Евы. Когда видела взгляд Адама, полный любви и желания, направленный не на нее, а на соперницу, которая была всего лишь второй, но стала единственной нужной Адаму. Как не любил Лилит господь, он не уступил ей, ведь Ева уже носила под сердцем своего первенца. А это было зарождением жизни, неподконтрольной богу. Это сделали люди. Сами.

– Это жестоко, – шепчет Сади.

– Что именно?

– Лилит создали, а потом заменили. И ей приходилось видеть, как ее возлюбленный опьянен другой женщиной. Это ужасно и жестоко. Даже не представляю, как ей было больно.

– Это ты так считаешь, но раньше, когда, кроме этих троих людей, никого не было, еще не существовало понятий как ревность, злость, ненависть. Всем этим чувствам была основоположником Лилит. Гнев рос в ней день ото дня. Она сдерживалась, даже когда Ева родила второго сына. А потом чаша ее терпения дала трещину, и она попыталась убить Еву.

– В пылу злости.

– Нет. Она все продумала, но у нее не получилось. Это был холодный расчет. И тогда в садах появилась клетка. Лилит посадили туда, и она не выходила из нее очень долго. Слишком долго. Ева и Адам уже были отлучены от садов, они умерли, дети их детей сменяли друг друга, а она все сидела в клетке, как назидание ангелам: не перечить богу и не сметь принимать решения, противящиеся его уставу. Тем временем на земле зарождалась жизнь, ангелы жили в садах и каждый день видели прекрасную женщину в клетке. Все было хорошо. У всех, кроме Лилит. Она была презираема всеми ангелами. От бесконечного заточения и разбитого сердца она снова стала плакать. Это продолжалось долго, я сам видел ее слезы. Она была самым несчастным существом, которое я видел. Создатель посчитал, что ее наказание должно прекратиться. И тут он совершил вторую ошибку.

– Почему? Она ведь настрадалась, Лилит понесла наказание.

– Потому что ненависть в Лилит уже не имела границ. Все эти дни лишенная сна и еды, она плакала не ради того, чтобы создатель смилостивился и пожалел ее, она лила слезы о том, что не может отомстить обидчикам. Этого она создателю не сказала. Сидя в клетке и хватаясь за прутья, она молила его о прощении, клялась, что понимает весь ужас своего поступка и искренне сожалеет. Он смилостивился, создатель больше не мог смотреть на ее страдания и даровал свободу, но не разрешил ей жить в садах и отправил на землю. Она молила создателя, чтобы он дал ей шанс остаться среди ангелов. Она хотела летать, забыть обо всем, что было раньше. Забыть былое он ей не позволил, считал, что она должна помнить о содеянном и о наказании, но даровал ей крылья. Алые.

Сади перестает дышать. Кристофер говорил, что крылья, которые появились за спиной Сади в день открытия разлома, тоже были алыми.

– Почему алые, а не белые? – спрашивает Сади шепотом.

– Она хотела крылья, он ей их дал. Алые, как знак того, что она пролила кровь Евы. Эти крылья стали для нее знаком позора. Она и ангелом никогда не была и перестала являться человеком. Но магические крылья и сила ненависти соединились, и она стала очень сильной.

– Что с ней случилось потом?

– Ее выгнали из садов и отправили на землю. Там она не могла пользоваться крыльями. Она должна была жить вечно. Так создатель решил ее и одарить, и наказать.

– Почему не в ад? – спрашивает Сади.

– Его тогда еще не было.

– Как такое возможно? Я думала он был… всегда.