С 1990-х гг. позиция США постепенно начала становиться неопределенной. Они продолжали поддерживать порядок в мире – до тех пор, пока европейцы и японцы при разработке систем региональной безопасности учитывали их интересы в первую очередь. Поскольку Советского Союза больше не существовало, в России царил хаос, а в исламском мире все было более или менее спокойно, цена поддержки Европы казалась американцам невысокой, а выгода – существенной. Самой серьезной проблемой НАТО был распад Югославии – событие локальное, мало кем замеченное и практически не повлиявшее на безопасность ни одной из стран альянса. На Среднем Востоке самой большой проблемой стало очередное обострение палестино-израильского конфликта. Что касается Азии, то после отказа от культа личности Мао Цзэдуна начал развиваться Китай, но считать эту страну военной державой было почти смешно. В столь благоприятной обстановке никому не приходило в голову раскачивать лодку.

Для большинства стран 1990-е гг. были хорошим временем. Американцы обеспечивали безопасность. Серьезных международных конфликтов не наблюдалось. Мировой рынок проник на территорию бывшего СССР и стран, не участвовавших в холодной войне. Цена американской защиты и доступа к мировой торговле постоянно росла, но в обстановке мира и процветания это не казалось проблемой. Германия воссоединилась. Европа объединялась. Азиатские тигры набирали силу. Китай стал на ноги и начал сбивать цены на потребительские товары. Поставщики ресурсов – и в Африке, и в Латинской Америке, и в Австралии и Новой Зеландии – гребли деньги лопатой, помогая другим регионам мира проводить индустриализацию. Глобальная цепочка поставок сделала цифровую революцию не только возможной, но и неизбежной. Хорошее было время! Все мы думали, что это норма, что так и будет всегда.

Но мы ошибались.

Период после окончания холодной войны был таким благодатным лишь потому, что на протяжении долгого времени американцы выполняли свое обязательство – обеспечивать безопасность, сдерживая геополитическое соперничество и финансируя американский миропорядок. Но с окончанием холодной войны ситуация изменилась, и этот подход утратил актуальность. То, что казалось нормой, на самом деле было самой необычной ситуацией в истории. Необычной, а потому чрезвычайно неустойчивой.

И ситуация вскоре изменилась.

История… США

Разные люди ведут себя по-разному. Я говорю не о культурных различиях, обусловленных географическими условиями, как, например, различия между россиянами, руандийцами, румынами и жителями города Розуэлл в штате Нью-Мексико. Я говорю о различиях между представителями отдельных горизонтальных слоев населения, а именно о возрастных.

Дети ведут себя не так, как студенты, выпускники университетов – не так, как их родители, а поведение последних отличается от поведения людей пенсионного возраста. Найдите общие поведенческие паттерны, и полу́чите современную экономику. Рассмотри́те возрастные особенности поведения населения, и увидите многие тренды, определяющие развитие мировой экономики. Сложившаяся на сегодняшний день демографическая структура населения – прямое следствие промышленной революции.

Прощай, деревня!

Место жительства играет очень важную роль. Одной из главных особенностей периода после Второй мировой войны была массовая урбанизация. В разные эпохи этот процесс происходил по-разному и с разной скоростью. Отчасти различия обуславливались фактором времени. Не все в ходе промышленной революции происходило быстро.

Считается, что первые шаги промышленная революция сделала в сонном царстве ткацких станков. В доиндустриальную эпоху ткацкое дело было в основном кустарным промыслом. Сырье растительного и животного происхождения требовало целого ряда различных приемов первичной обработки – нарезания, раструски, трепания, чесания, варки, замочки, стрижки, прочесывания. После первичной обработки из сырья можно было спрясть пряжу или нить, скрутить их в более толстое волокно и, наконец, соткать полотно на ткацком станке или связать его спицами или крючком. Это была очень утомительная, в буквальном смысле трудоемкая работа, и мало кому она нравилась^[24].

Это не значит, что на производстве тканей нельзя было делать деньги, и первыми им всерьез заинтересовались британцы. Все началось с использования супердешевого труда индийцев, выполнявших самые кропотливые и утомительные операции. Британская Ост-Индская компания, основанная в 1600 г. для импорта специй, придававших вкус пресным блюдам унылой английской кухни, к концу столетия переквалифицировалась на доставку индийских тканей во все уголки империи. Жители последней оценили доступную роскошь хлопчатобумажных тканей, муслина, набивного ситца и даже шелка. Вкусив плоды чужого труда и поняв, что практически все ткани, привозимые из Индии, лучше шерсти, производимой местными мелкими семейными ткацкими мастерскими, британцы вознамерились превзойти индийцев.

В начале XVIII в. они начали ввозить хлопок (сначала из Индии, потом из американских колоний, которые позже стали Соединенными Штатами) и постепенно создавать ткацкую промышленность, объединяя семейные ткацкие мастерские. Шли годы, прибыль от обработки хлопка и производства тканей росла, работники и работодатели изыскивали все новые и новые методы повышения производительности, технологичности и долговечности ткацкого оборудования. Челнок-самолет, самопрялка, кольцепрядильная гребенная машина, мюльная машина, паровая тяга, хлопкоочистительная машина, жаккардовая машина, регулятор скорости, синтетические красители – все это увеличивало, насколько это было возможно, скорость выполнения операций и объем выпускаемой продукции, а также повышало качество последней. К началу XIX в. эти и многие другие нововведения широко распространились по всей Британии.

Изобретения следовали одно за другим, и уже в начале XIX в. доля товаров, произведенных из хлопка, в британском экспорте достигала 40 %. Но это было еще не все. Британцы продолжали экспериментировать со множеством новых технологий прядения, ткацкого дела и шитья, с древесного угля они перешли на кокс, с кокса – на каменный уголь, с чугуна в чушках – на кованый чугун, а затем на чугунное литье и сталь, с водяного колеса – на паровой двигатель. Ручные орудия труда уступили место токарным и фрезерным станкам, на которых можно было изготавливать инструменты, позволявшие производить химическую продукцию.

Мало-помалу люди находили рабочие места в сфере разработки, внедрения и совершенствования новых технологий. Практически все новые технологии требовали множества работников, собранных в одном месте, и производственных площадок с соответствующим оборудованием. В прошлом ткацкие мастерские располагались в сельской местности и работали на энергии ветра (или, чаще, мускульной силе). Новые промышленные предприятия строились в городах и работали на угле. Сельская местность опустела, люди ринулись за деньгами в город. Маленькие городки превращались в крупные города. Концентрация населения в городах обуславливала возникновение новых проблем и рождала спрос на инновации в области медицины, санитарии, транспорта и логистики. При этом каждая из сотен технологических инноваций меняла отношение людей к экономике, ресурсам и месту проживания.

Государство начало массово предоставлять населению услуги – от снабжения электроэнергией до медицинского обслуживания. В густонаселенных городах делать это было проще, чем в сельской местности с ее разбросанными тут и там домохозяйствами. Люди массово покидали деревни и уезжали в города в погоне за более высоким уровнем жизни, достигаемым с меньшими затратами.

Второй этап промышленной революции показал, что равноправие серьезно ослабляет зависимость человека от места проживания. Появились химические удобрения, пестициды и гербициды. В результате в середине XIX в. имел место троекратный (или даже более значительный) рост объемов производства сельскохозяйственной продукции на фоне снижения затрат труда. Экономика сельского хозяйства изменилась навсегда. Теперь не город переманивал людей из деревни, а деревня выталкивала людей в город.

Совокупный эффект появления новой городской промышленности и применения новых высокоэффективных технологий сельскохозяйственного производства вывел нас на путь урбанизации, породив кучу проблем, с которыми человечество не справилось до сих пор. Сильнее всего пострадали показатели рождаемости. В деревне детей заводили не столько из любви к ним, сколько из экономической необходимости. Дети представляли собой бесплатную рабочую силу и де-факто вынуждены были пахать на родителей. Тысячелетние культурные и экономические нормы сформировали глубоко укоренившееся представление, что они должны либо наследовать хозяйство престарелых родителей, либо, по крайней мере, не уезжать от них слишком далеко. Большая семья, по сути, представляла собой общину, члены которой всячески поддерживали друг друга. Этот культурно-экономический уклад оправдывал себя на протяжении всей предшествующей истории – еще в те времена, когда в мире только рождались империи и национальные государства.

К огромному неудовольствию моей матери, урбанизация отправила этот уклад на свалку истории. Стоит переехать с просторной фермы на участок земли площадью в четверть акра в маленьком городке или, хуже того, в дорогущую квартиру в тесном мегаполисе, как экономика деторождения схлопывается. Детям не приходится трудиться, но их все равно приходится кормить и одевать. Теперь еда не растет прямо у дома, ее нужно покупать. Даже если ребенок где-то подрабатывает летом или разносит газеты, самое большее, на что могут рассчитывать родители в финансовом плане, – что их маленькая копия поможет им выйти в ноль.

Стоит переехать из маленького городка в большой город, и дети тут же превращаются (с экономической точки зрения) просто в дорогую говорящую игрушку. Когда они наконец покидают родительский дом, родители плачут или радуются, но их чувства совсем не похожи на панику, которую свобода от родительских обязанностей вызывала у их предков, влачивших жалкое существование в деревне в доиндустриальную эпоху. Если экономическая целесообразность деторождения исчезает, люди делают то, чего в данной ситуации требует логика: заводят меньше детей.

Тем не менее в ходе индустриализации численность населения росла. Некоторые причины очевидны: налаженные каналы распределения в сочетании с изобретением и внедрением пестицидов, гербицидов и в особенности минеральных удобрений делали сельское хозяйство все более устойчивой отраслью экономики, избавляя людей от угрозы голода.

Другие причины менее очевидны: появление системы канализации и снижение заболеваемости. В городе реже происходят несчастные случаи, медицинская помощь там более доступна, чем в деревне, а значит, снижается смертность, особенно младенческая. Более продвинутая медицинская помощь позволяет снизить смертность от заболеваний и травм, которые становятся все менее распространенными. Все это ведет к росту продолжительности жизни. Удвойте среднюю продолжительность жизни, и через поколение вы удвоите численность населения, даже если в семьях не будет рождаться больше детей. Просто детородный период станет более продолжительным.

Но все это, конечно, произошло не сразу. Возьмем механический ткацкий станок, который считается самым значительным прорывом на заре технологического развития, – прорывом, позволившим увеличить производительность труда в 50 раз. Первый прототип был сконструирован в 1785 г., а затем совершенствовался в течение 50 лет, когда было создано 17 вариаций станка. Но даже после этого еще почти 100 лет ушло на его полную автоматизацию, позволявшую не прерывать производственный процесс, когда в челноке заканчивалась нить.