Панова – одаренный, но сугубо советский литератор и к тому же трижды сталинский лауреат – сумела зафиксировать в послевоенном быте и продолжение практики «награждения жильем». В середине 1930-х годов устойчивым маркером социального статуса человека в СССР считалась отдельная квартира. Нужным власти людям полагалась комфортабельная жилплощадь. Иногда стремление власти вознаградить представителей элиты советского общества, куда входили и «знатные рабочие», доходило до абсурда. Зачинатель трудового движения, названного его же именем, шахтер Алексей Стаханов получил в качестве поощрения не просто благоустроенную квартиру, а настоящие апартаменты со специально обставленным кабинетом, хотя необходимость этого помещения в жилье рабочего вызывает определенные сомнения. Первая шикарная квартира Стаханова находилась в маленьком шахтерском поселке. А потом был переезд в Москву в знаменитый Дом на набережной.

После войны норма – «предоставление жилья» за особые заслуги – продолжала действовать. В романе «Времена года» есть персонажи, которые получают отдельные квартиры – отличительный знак благополучия в СССР – и в конце 1930-х, и на рубеже 1940–1950-х годов. В первом случае это высококвалифицированный лекальщик – представитель рабочего класса, во втором – работник системы МВД. Ему, дослужившемуся до звания майора, «по должности положена и квартира», жить в прежней небольшой коммуналке уже «неприлично». При этом объектом такого распределения является жилплощадь в новых, «сталинских» домах.

Еще выразительнее ситуация складывалась в послевоенной Москве. Здесь, как известно, в конце 1940-х – первой половине 1950-х годов строились так называемые сталинские высотки. Решение о возведении восьми таких домов Совет министров СССР принял 13 января 1947 года. Высотки должны были продемонстрировать «величие сталинской эпохи, расцвет культуры, героику созидательного труда советского народа». Действительно, в ходе реконструкции столицы выстроили кольцо высотных зданий. Их иногда называют «сталинскими тортами» за помпезность и особенность силуэта – последовательно сужающиеся и увеличивающиеся по высоте ярусы со ступенчатой («тортовой») композицией. В высотках размещались административные объекты, в частности МГУ и Министерство иностранных дел. Но одновременно возводились и сугубо жилые здания в 24 и 32 этажа. В высотках были квартиры различной площади: от 160-метровых в центральном корпусе до небольших 40-метровых в боковых крыльях каждого здания. Организация жилого пространства в «сталинских небоскребах» потребовала от советских архитекторов новых разработок. Это касалось, в частности, принципов проектирования особых систем вентиляции, благодаря которым в зданиях удалось создать комфортные условия проживания. И конечно, здесь селились представители советской элиты. В номере 12 журнала «Крокодил» за 1952 год размещены забавные рисунки, отражающие реакцию новых жильцов на квартиры в высотках. На первой карикатуре под названием «Высотная серенада» художник Наум Лисогорский изобразил девушку, вынужденную слушать пение любимого через специальное устройство, поскольку звук не долетает до верхних этажей здания.

Крокодил. 1952. № 12. Рисунок Н. Лисогорского

Крокодил. 1952. № 12. Рисунки С. Забалуева и В. Васильева

На рисунке Виктора Васильева можно увидеть очень грустную бабушку и следующую подпись: «На старой квартире, бывало, сядешь у окошка – народу сколько увидишь. А здесь на двадцать первом этаже, кроме птиц, ничего не увидишь!.. Вот глушь!»

Но эти два сюжета – выражение доброго юмора по поводу новых канонов городской жизни. А в третьей изошутке художника Станислава Забалуева можно усмотреть подтекст, о котором, скорее всего, не думали авторы рисунка и подписей к нему. Незамысловатая картинка сопровождается пространным диалогом: «Скажите, пожалуйста, Сидоров здесь живет? Он должен был вчера сюда переехать. – Сюда все вчера переехали. – Он стахановец! – Здесь все стахановцы. – Он сегодня справляет новоселье! – Здесь все сегодня справляют новоселье». Из беседы гостя и хозяйки становится очевидным, что на такое жилье могут претендовать лишь люди, обласканные властью. То же происходило и в Ленинграде. В романе Даниила Гранина «Искатели», создававшемся в 1951–1954 годах, почти одновременно с «Временами года» Пановой, отдельной квартирой награждается преуспевающий чиновник от науки Виктор Потапенко. Он с явным удовольствием демонстрировал жилье бывшему однокашнику по институту: «Дом был новый, еще пахло краской… Широким жестом Виктор распахивал бесшумные застекленные двери. Вот его кабинет… А… ванная, душ, спальня! Да, квартира была прекрасная». С последним утверждением трудно не согласиться.

Апофеоз художественной презентации роскоши первых так называемых сталинских домов – картина Александра Лактионова «Переезд на новую квартиру» (1952). Это яркое и далеко не однозначное полотно, несмотря на то что его автор объясняет свой замысел просто: «Я хотел изобразить самую простую советскую семью. Большая семья жила в подвале. Сейчас они получили новую квартиру. Семейное ликование по этому поводу я и стремился передать». На самом деле художник сумел подчеркнуть особые «достоинства» счастливых новоселов. Центральная фигура картины – подчеркнуто «простая женщина». Об этом свидетельствуют и платок на голове, и натруженные руки, и поза «руки в боки» – демонстрация вызова, агрессии и способности отстоять свое пространство. Однако лучшая защита, своеобразный «оберег» – это медаль Материнства II степени, маркер «полезности» женщины для социалистического общества. И хотя на картине всего двое детей, логично предположить, что их в семье больше, не менее пяти.

Новое жилье – несомненная награда за «материнство». Впрочем, вопрос о том, велика ли эта награда, спорный. В начале 1950-х годов, как известно, действовал покомнатный принцип предоставления жилплощади. Вполне вероятно, что многодетной матери дали в шикарной сталинке две смежные комнаты. Эта ситуация выглядит вполне реальной, если вглядеться в странного мужчину на заднем плане картины. Официальный костюм и навязчиво выделенный белый воротничок диссонируют с обликом центральной фигуры полотна. Мужчина не участвует в общем ликовании, он почему-то увозит в соседнюю комнату, кстати уже вполне жилую, в отличие от «хором» новоселов, велосипед. Этот предмет обычно держали в коридорах, о чем свидетельствует, например, кинокомедия Константина Юдина «Сердца четырех» (1941). В условиях «мирного сосуществования» соседей не было необходимости держать велосипед в жилых помещениях. И тем более этого не следовало делать в отдельной квартире. При взгляде же на холст Лактионова непонятно, зачем счастливый новосел заносит велосипед в комнату, если вся квартира теперь принадлежит его семье. Скорее всего, мужчина в партикулярном платье, явно не подходящем для перетаскивания мебели, – сосед, уже вполне обжившийся в новом пространстве и не желающий мешать новоселам своим скарбом. А возможно, он просто беспокоится за свой транспорт – ведь команда из пяти детей вполне может его повредить.

И еще одно соображение, на сей раз в стиле песика Фафика. По русским приметам при вселении в новое жилье первой запускают кошку. У Лактионова мурлыка сидит на руках и явно ждет своего часа. Ситуация разворачивается не в коридоре квартиры, а на пороге двух смежных комнат – скорее всего, реального пространства обитания новых жильцов. В общем, детали, казалось бы, лубочно-тоталитарной картины Лактионова – лишнее свидетельство того, что советское изобразительное искусство фиксировало процесс решения жилищного вопроса с помощью повышения статуса и комфорта именно коммунального жилья.

Сталинки-коммуналки как норму жизни отобразил и советский кинематограф. В картине «Дом, в котором я живу» (1957) Льва Кулиджанова и Якова Сегеля показана предвоенная московская новостройка, состоящая из типовых домов конца 1930-х годов. Две смежные комнаты в трехкомнатной квартире получает рабочая семья из пяти человек! Их соседями оказывается молодая пара – геолог и художница по тканям. В сравнительно небольшой кухне постоянно встречаются две хозяйки. Им приходится по очереди пользоваться одной газовой плитой и одной раковиной. Кроме того, в квартире нет ванной комнаты – все жильцы моют руки и лицо, чистят зубы в кухне! И это комфорт нового типа коммуналок.

В начале 1950-х годов ситуация в сталинском типовом строительстве меняется. Согласно первому СНиПу (1954), в квартирах должны были наличествовать следующие помещения: жилые комнаты, кухня, передняя, ванная (или душ), хозяйственная кладовая. Конечно, речь шла о зданиях так называемых первого и второго классов с особой долговечностью «ограждающих конструкций». Именно они, а не высотки в общественном сознании и сегодня ассоциируются с термином «сталинки». Действительно, можно считать, что в СССР появились типовые жилые здания. В таком доме, как свидетельствует фильм Феликса Миронера и Марлена Хуциева «Весна на Заречной улице», выпущенный в прокат в 1956 году, получает жилье молодая учительница вечерней школы Татьяна Левченко. Действие кинокартины происходит в Запорожье в первой половине 1950-х годов. Город металлургов активно застраивается лучшими образцами советской неоклассики. Но в новостройках располагаются в основном либо отдельные квартиры советской знати, либо относительно комфортные коммуналки с ванной, газовым отоплением и т. д. и обязательным взаимоконтролем соседей. В сталинках, согласно СНиПу 1954 года, проектировались одно-, двух-, трех-, четырех-, пяти-, шести- и даже семикомнатные жилые пространства. Размер кухонь полагалось делать не менее 7 и не более 15 метров со всеми вытекающими удовольствиями. Но об этом позже, в главе «Кухня». А сейчас важно понять, что все новые сталинские квартиры для рядовых граждан, кроме однокомнатных, – это коммуналки. Татьяна Левченко, главная героиня фильма «Весна на Заречной улице», получила, безусловно, комнату. Соседями оказались ее же ученики, молодая пара с грудным ребенком. Кухня, конечно, была общей, и счастливые новоселы искренне надеялись, что не поссорятся во время готовки или мытья посуды.

Крокодил. 1953. № 2. Рисунок Л. Генча

Два поколения советских людей к началу 1950-х годов как-то приспособились к условиям огромных, иногда 30-комнатных коммуналок. Они образовались в результате «жилищного передела», уплотнения и самоуплотнения в зданиях еще дореволюционной постройки. Заселялись и бывшие «меблирашки» с заранее задуманной коридорной системой. Эти пространства, как правило, имели большие кухонные помещения, где нередко хозяйничали сразу по 20–25 человек. В новых сталинских коммуналках такого, конечно, не случалось, но существовали свои проблемы. Далеко не всегда удачными оказывались планировки околодомовых территорий, рядом с жилыми домами не предусматривалось строительство детских садов. Эту проблему пытались поднять карикатуристы «Крокодила» еще в начале 1953 года. Леон Генч разместил рисунок, где зафиксирована вполне идиллическая сценка – малыши строят домик во дворе нескольких новых семиэтажных зданий. Вверху небольшая редакторская ремарка: «Во вновь строящихся домах не планируются помещения для детских садов и яслей». Обращает на себя внимание и текст, вложенный в уста детей: «Давай построим большой-большой дом и ни одной комнаты не дадим дядям-архитекторам. Пусть они на улице играют». Даже малышам казалась очевидной ситуация покомнатного распределения жилья в типовых сталинках. Не идеальным было и качество строительства в начале 1950-х годов, еще до появления «хрущевок». И об этом с завидной регулярностью напоминал «Крокодил». Евгений Щеглов в 27-м номере за 1953 год опубликовал рисунок под названием «Размышления у парадного подъезда» со следующей редакторской преамбулой: «Многие строительные организации не уделяют должного внимания качеству выполняемых работ». Еще выразительнее текст, вложенный в уста персонажей карикатуры: «Дом выглядит так, будто его никогда не ремонтировали. – Совершенно верно, он только что построен». В первом номере 1954 года размещен изоматериал Александра Баженова с подписью: «Как приятно войти в новую квартиру…» Ручка от двери в долгожданное жилье отрывается от первого прикосновения! А весной 1956 года, более чем за год до официального начала возведения «хрущевок», появилась карикатура Леона Генча. Художник изобразил счастливого новосела, он тащил домой оконную раму, раковину, батарею. Видимо, все это уже вышло из строя в только что полученной новой квартире. Кроме того, типовые сталинки возводились очень медленно. Уже поэтому они не могли стать инструментом решения жилищной проблемы в СССР, острота которой нарастала. Об этом свидетельствуют «письма во власть».

Крокодил. 1953. № 27. Рисунок Е. Щеглова

Крокодил. 1954. № 1. Рисунок А. Баженова