– Ты мне не нравишься, – произносит Сет, наклоняясь и поднимая мяч. Ударяет его пару раз о землю и резко бросает Эрику в руки. Тот успевает его поймать, но сгибается от удара. – Вперед, Белоснежка. Покажи на что способен. И может, я замолвлю за тебя словечко тренеру.

Вдруг я понимаю, откуда знаю этого парня. О нем рассказывала Ив. Вот кто будущий капитан нашей баскетбольной команды.

– Ну же, докажи, что ты не такой хлюпик, каким кажешься. – Сет широко разводит руки, ухмыляясь и вставая под кольцом.

«Давай», – подталкиваю я, показывая, что готова играть вместе с ним против Ржавчины. Но Эрик качает головой, возвращая пас. По полю разносится стон позора. Краем глаза вижу, что Август тоже качает головой.

В этот момент мне становится так обидно за всех униженных и оскорблённых, что злость застилает глаза. Пусть эти парни и возвышаются надо мной, словно скалы, я тоже умею играть. Резким хлопком руки я выбиваю мяч из рук Сета, делаю шаг и бросаю точно в корзину. Парни поднимаются, хлопая и присвистывая. Август не реагирует. Кажется, даже не дышит.

– Ну что ж, хлюпик, девчонка тебя снова сделала.

– Играем, – раздается команда, и я в миг теряюсь среди тел парней. – Два на два. Остальным стоять! Рыж, идем!

Август медленно подходит. Остальные отступают, словно освобождая ему дорогу. В какой-то момент мне кажется, что в его взгляде мелькает сострадание, – зря. Я с вызовом смотрю ему в глаза. Плевать, что проиграю. Август был хорош в двенадцать, в неполные восемнадцать он один из лучших игроков штата, но это не помешает мне уйти с гордо поднятой головой. Даже разбитой всухую. Когда начинается игра, я больше не слышу ни свист, ни смех со скамейки – в ушах, словно глухое эхо, только стук пульса.

– Детка, не валяй дурака. Лучше давай займемся чем-нибудь поприятнее.

Сет уже не издевается, скорее его все это забавляет. После пары проходов мяч выбивают у меня из рук – и начинается совсем другая игра, обидная и жестокая. Вместо четырех на поле семеро, и они загоняют меня в капкан. Поняв это, я невольно хриплю от испуга.

– Сет, не дури!

Это Август, но его голос тонет в раздающихся отовсюду смешках. Меня хватает кто-то из ржавых и толкает следующему, а потом дальше, по кругу.

– Уберите от нее руки! – кричит Эрик.

Он пытается вырваться, и я только сейчас вижу, что его держат, не давая сделать и шагу.

– Стоять, сопляк! – рявкает Сет, а в следующий миг опрокидывает Эрика на землю и прижимает коленом. – Наконец, решил ее спасти? Крутишься вокруг девчонки, а сам даже постоять за нее не можешь. Что ты за парень такой, а?

Эрик, пытаясь вырваться, пыхтит, как паровоз.

– Че ты трясешься, Фрайзер? – кривится Сет.

По глазам Эрика видно, как ему страшно. Очень страшно.

– Отпустите его, – хриплю я, но никто не слышит. Зажмуриваюсь, пытаясь отключить голову, чтобы не расплакаться от мыслей, какой же жалкой кажусь в этот миг. Убеждаю себя: когда-нибудь это закончится. Когда-нибудь им надоест. Когда-нибудь…

– Хватит!

Жуткая игра останавливается. Меня хватают в охапку, слишком крепко, до боли сжимая предплечья.

– Девчонку я забираю!

Даже в таком состоянии не узнать его голос невозможно.

– Нет, Анна! – кричит Эрик, на что ржавые снова разражаются хохотом.

– Что ж ты за пес, раз даже защитить хозяйку не можешь? Смотри, сейчас твою девочку заберет тот, кто ее заслуживает.

– Эрик! Пожалуйста! – пытаюсь крикнуть я, но Август оттаскивает меня в сторону. – Отпусти, – хриплю, собрав всю волю и воздух, чтобы потратить его на это простое слово, но все бесполезно. О’Доннел просто уносит меня с поля. – Гадкий ублюдок! Не трогай меня!

Как только мы заворачиваем за угол школы, Август резко останавливается, грубо ставя меня на ноги и прижимая к стене. Его глаза горят гневом и яростью. Губы сжаты.

– Я предупреждал держаться подальше? – шипит он. – Ты понимаешь, что дальше будет только хуже? Уходи!

– Да пошел ты… – пусть не крик, хрип, но все же. – Эрик!

Пытаюсь сбежать, но успеваю сделать лишь несколько шагов, и мои ноги снова отрываются от земли. Август небрежно перехватывает меня одной рукой.

– Куда? Дурная, ему уже не поможешь. Это не девчачьи разборки, тебе там делать нечего!

«Я не могу его бросить!»

– Ты только хуже сделаешь, – встряхивает меня Август. – Если снова попытаешься защитить, ему достанется больше. А может, травля вообще никогда не прекратится. Уходи. Это лучшее, что ты можешь сейчас сделать!

Кажется, сердце немеет от боли. Я пытаюсь разглядеть баскетбольную площадку, но отсюда ее толком не видно. Хрипло прошу, глядя Августу прямо в глаза:

– Обещай, что его не покалечат.

Он замирает – видимо, ждал истерики, ненависти, но никак не просьбы. В эту минуту я прошу его, как друга, как того, с кем когда-то мы были неразлучны, пусть он и делает вид, что мы друг для друга никто.

– Обещаю, – кивает Август. – А теперь уходи.

В последний раз оборачиваюсь в сторону баскетбольной площадки и убегаю, от слез едва разбирая дорогу. Не помню, сколько проходит времени, не помню, как оказываюсь дома. Запираюсь в ванной комнате и долго стою под душем, набираясь смелости, чтобы написать Эрику.

Вдруг он решит, что я его бросила? Что это я виновата в том, что с ним произошло? И он прав. А если его родители обратятся в полицию, парни из Ржавого города могут больше никогда не вернуться в нашу школу. С одной стороны, это правильный выход. Но тогда почему становится лишь больнее, стоит подумать, что я никогда больше не увижу Августа? Наконец, собрав все силы, я звоню Эрику. Он не отвечает. Точно обиделся. «Пожалуйста, перезвони мне, – оставляю сообщение в мессенджере. – Мне нужно знать, что ты в порядке».

Тишина.

Не высушив волосы, опускаю голову на подушку и закрываю глаза. Телефон бросаю рядом, на всякий случай. Ночью то и дело просыпаюсь, раз десять, не меньше, и только под утро проваливаюсь в беспокойный сон. Очнувшись от звука будильника, первым делом проверяю переписки, но там пусто. Эрик так и не позвонил. На него это совсем не похоже. «Напиши хоть что-нибудь», – мысленно умоляю, но ответа так и нет. Я несусь в школу, впервые в жизни не опаздывая.

– Пожалуйста, Майкл, можно побыстрее? – прошу я отчима, который, как и Тобиас, ведет машину со скоростью улитки.

– Куда торопиться? У тебя еще полчаса в запасе.

Отворачиваюсь к окну, прикусив губу, и заламываю пальцы от нетерпения. Когда машина останавливается, я, даже не попрощавшись, хлопаю дверью, тут же понимая, что-то случилось. Возле школы толпа народу. Предчувствие ужасного буквально вопит внутри сиреной. Я расталкиваю смеющихся и снимающих на телефоны, которых пытаются усмирить тренер и учителя, но, ахнув, застываю.

Это Эрик. Сидит на земле. На той же площадке, где я оставила его вчера. На его шее металлический ошейник, который школьный слесарь пытается снять. Мисс Остин, закрыв парня своей тощей фигурой, разгоняет зевак, но толпа становится только больше. Она отходит в сторону, и я едва ли не кричу, но вовремя зажимаю рот руками.

Потому что Эрика посадили на цепь.

Глава 13. Август

Стоит выйти из автобуса, Анна набрасывается на меня с кулаками.

– Ты! – еле слышно хрипит она, со всей силы лупит по лицу, не стесняясь ни взглядов, ни парней рядом – они никогда бы и не стали вмешиваться, но сейчас, застыв, наблюдают за разворачивающейся на их глазах драмой. – Ты просто чудовище! Он ведь… он ведь никогда не был тебе соперником… Она рыдает, прижимая ладони ко рту, пытаясь сдержать истерику, не зная, что я и так сделал все возможное. – Ты обещал!

Заносит руку для очередного удара; я перехватываю ее, притягивая к себе.

– Я выполнил свое обещание. Смотри, – разворачиваю я ее лицом к тому месту, где был оставлен ее дружок Эрик. – Он цел и невредим. Ни волоса с его головы не упало. Я выполнил свое обещание. И не говори, что не предупреждал тебя.

В ее глазах – выжженная пустыня. Хотя, идея привязать парня даже не мне принадлежала. Но я ведь не сказал «нет». Промолчал, когда они с его номера писали предкам: «Переночую у друга». Не сказал ни слова, когда охраннику подбросили бутылку паршивой текилы, зная, что он не против, пока никто не видит, напиться.

– Я тебя ненавижу, Август О’Доннел! – искренне, сквозь стиснутые зубы, хотя взгляд говорит больше. Каждый миллиметр воздуха между нами звенит и колышется. – Всей душой ненавижу!

Вот и прекрасно. Разве не этого я добивался?

Злость все еще полыхает в ней пожарами, когда Анна разворачивается и уходит, оставляя после себя лишь пустоту. Гулкую и безжизненную. Я смотрю девушке вслед, как никогда остро осознавая, что так боюсь снова ее потерять, что делаю все, чтобы добиться этого. Но лучше пусть возненавидит меня сейчас, чем сделает это после, когда правда вскроется.

– О’Доннел, в зал, – командует тренер, сгоняя нас в раздевалку.

Иду на автомате, все еще воскрешая в памяти ее лицо. Приоткрытый в возмущенном вдохе рот и распахнутые глаза, большие, испуганные. Переодеваюсь так быстро, что даже не замечаю – остальные еще шнурки не развязали. Отхожу в сторону, подпирая спиной стену – главное, холодную – и, пока парни грохочут дверьми шкафчиков, среди шума и болтовни невольно слышу разговор тренера с директором.

– Их больше двадцати, а в моей команде только шестеро. Вы не можете утверждать, что это «мои» ребята посмеялись над мальчишкой.

Я хмыкаю. Теперь мы для него «свои». Забавно. Тем временем в коридоре разыгрывается настоящий спектакль.

– А вы не можете отрицать, что все случилось на баскетбольной площадке.

– Ну и что, – отмахивается тренер. – На нее кто угодно может зайти.

– До их появления здесь подобных инцидентов не происходило.

– Ну так это было ваше решение – согласиться и принять этих пацанов. И ваше дело разгребать последствия. Мое же дело – тренировать. И выигрывать.

– Вы поэтому их защищаете?

– Я их тренер, а не судья.

Устав от их препирательств, незаметно ухожу, но в памяти застревают услышанные напоследок слова директора: «Они словно грязь на безупречно белых стенах нашей школы. Грязь, которую уже не отмыть».

Когда тренер Уайт входит в раздевалку, все рассаживаются на лавки, освобождая место в середине. Сейчас нас слишком много, но уже к концу дня останется лишь половина.

– Итак, основной состав на ближайшие полгода, – басит он. – Гарсия, – имя Сета ожидаемо раздается первым. К нему в руки летит зелено-фиолетовая майка «Вудсайд Хай». – Двадцать четвертый, номер Коби Брайанта, не подведи. Первый разыгрывающий.

Сет доволен. Сжав форму в кулаке, он откидывается спиной на шкафчик. Я, ухмыльнувшись, показываю ему фак. Ни грамма не сомневаюсь, что через пару-тройку игр он станет капитаном. Об этом уже шепчутся на каждом углу. Сплетни из разряда тех, что окажутся правдой.

– Риверо, – продолжается назначение основного состава. – Томас.

Солу повезло. Хотя для профи он слабоват, в связке с нами двумя даже ему удается мутить неплохие комбинации.

– Довер, Сантьяго, – продолжает тренер.

Хотя он и недоволен нашей грязной игрой, понимает, с прежней командой даже до четвертьфинала штата не дойти. И как любой спортсмен, пусть и оставивший карьеру в прошлом, стремиться к победе. А ее можем дать этой школе только мы. «Грязь на белых стенах».

Каждому, кроме Сета, дается по паре наставлений, бестолковых по сути, но мотивирующих. Я ковыряю носком кроссовка трещину в полу, пока не раздается мое имя:

– О’Доннел. – Мне в руки летит майка с номером тринадцать. – Надеюсь, ты не суеверный, – по-идиотски шутит тренер. – Атакующий защитник. Чтобы играл, как снайпер, иначе вылетишь отсюда пинком под зад! А теперь быстро в зал!

И я улыбаюсь. На этот раз тренировка проходит спокойно. Никаких разбитых носов и вывихнутых запястий. Даже Сет сдерживается, впервые ощущая на себе ответственность за команду.