Оставшись наедине с художником, Крессида впервые основательно разглядела его. Она потратила немало сил, чтобы держать себя в руках, и пока лишь заметила, что синьор Маттео, вопреки ожиданиям, не разодет, как павлин. Художник оказался моложе, чем она предположила, а его английский звучал безупречно. Сейчас Кресси весьма удивила его поразительная красота. Он был не просто красив, но обладал таким загадочным магнетизмом и аурой физического совершенства, что ей захотелось узнать, земное ли существо перед ней.

Поймав себя на том, что пристально разглядывает художника, Кресси силой воли пыталась привести в порядок блуждавшие мысли. Высокие скулы и лоб, изящные очертания головы, которые подчеркивали коротко постриженные черные как смоль волосы. Карие глаза прикрывали темные веки, лицо отличалось классическими пропорциями, хотя и таило в себе едва заметный оттенок мрачности. Гладкие с ямочками щеки, приятный, можно сказать, почти совершенный нос. А рот – он вполне мог бы украсить женщину. Полные чувственные, как у скульптуры, губы изгибались так, будто он вот-вот улыбнется. Это чуть смягчало грозное выражение лица. Даже не вникая в детали, Кресси определила, что художник являет собой физическое воплощение совершенной, математической красоты. Такое лицо способно привести в движение тысячу кораблей или вызвать трепет у тысячи женских сердец. Кроме того, оно подтверждало ее теорию. При этой мысли сердце Кресси неожиданно затрепетало.

Однако она, судя по взгляду синьора ди Маттео, повела себя невежливо. Высокомерный и в то же время сдержанный, он явно привык к тому, что его разглядывают. Что и говорить, безразличие к ней не вызывало удивления, ведь он писал знаменитых красавиц. В отличие от отца, Кресси, работая над своим трактатом, изучила несколько произведений синьора ди Маттео. Не только художник, но и его картины отличались совершенными пропорциями и классической красотой, казались нереально совершенными. Он выписывал сюжеты безупречно и привлекательно. В небольшом количестве его портретов, которые она успела изучить, прослеживалось некоторое сходство в том плане, что изображение лиц приближалось к идеалу. В результате получалось почти точное сходство, хотя при этом индивидуальные черты были схвачены, будто снятые с кальки красавицы. А это точно соответствовало предпосылке теории, разработанной Кресси. Красоту можно свести к ряду математических правил. Было бы чудесно воочию посмотреть, как синьор ди Маттео, знаменитый художник, творит свои произведения.

Кресси сильно смутилась и покраснела, заметив, что знаменитый художник нетерпеливо барабанит пальцами по столу ее отца. Наверное, он считает ее не очень вежливой.

– Синьор, очевидно, вы уже придумали подходящую композицию. Как вы уже, несомненно, заметили, мой отец души не чает в своих сыновьях.

– В своих очаровательных мальчиках.

Неужели в его голосе послышалась легкая ирония? Неужели он насмехается над заказчиком?

– Мальчики весьма приятной внешности, – согласилась Кресси, – но их никак не назовешь очаровательными. Вам следует знать, они особенно любят грубые шутки. Их гувернантка недавно ушла без предупреждения после одной из них. Вот почему я займу ее место, поскольку братья славятся…

– Вы!

Кресси напряглась.

– Я вполне способна обучать азам математики.

– Я не это имел в виду. Дело в том, что скоро открывается сезон. Я думал, вам придется бывать на балах. Однако простите, это не мое дело.

– Я уже бывала на нескольких сезонах, синьор, и у меня нет желания терпеть еще один. Мне двадцать шесть лет. Для меня пора балов и приемов уже прошла. Дело не в том, что я… Впрочем, не важно.

– Значит, у вас нет желания подыскать себе мужа?

Слишком дерзкий вопрос, но его голос звучал спокойно. Кресси хотелось сорвать злобу именно сейчас, когда подлинный объект ее гнева ушел.

– Некоторые женщины не созданы для брака. Я пришла к выводу, что являюсь одной из них. – Это была не совсем ложь, а скорее попытка взглянуть на эту проблему в истинном свете. – Однако отец не согласится с данной точкой зрения, во всяком случае пока мне не стукнет хотя бы тридцать лет. Пока буду молиться. Отец милостиво разрешил мне пропустить нынешний сезон, но устроил все так, чтобы я не помешала младшей сестре найти себе отличную партию. Когда ее удачно выдадут замуж, меня снова выставят на продажу. В роли гувернантки я временно.

Откровенность Кресси явно озадачила его. Да и она не ожидала от себя подобной смелости. Небольшая морщинка исказила его идеальный лоб. Ее смутило, что его совершенные губы чуть устремились вверх. «Неужели он смеется?» – с негодованием подумала она.

– Синьор, я не собиралась давать вам повод для веселья.

– Я не веселюсь. Мне просто интересно. Я раньше не встречал леди, которая так гордится положением незамужней женщины и тем, что знает больше, чем… гм… азы математики.

Он смеялся над ней.

– Наконец-то вы ее встретили. – От негодования и гнева Кресси потеряла над собой контроль. – Если вам угодно, я действительно знаю гораздо больше, чем азы. Признаться, я опубликовала ряд статей на эту тему и даже написала рецензию на книгу мистера Ларднера «Аналитический трактат о планиметрии и сферической тригонометрии». Также составила азбуку геометрии для детей, которую весьма уважаемый издатель решил опубликовать. А сейчас я пишу работу по математике искусства.

Так-то вот! Кресси скрестила руки на груди. Она не собиралась выболтать все это сразу. Но слова уже слетели с ее уст, и она ждала, когда синьор ди Маттео начнет смеяться. Он лишь приподнял брови и улыбнулся. Не снисходительно, удивленно. Видя его улыбку, Кресси затаила дыхание, ибо в этот миг красота надменной статуи обрела вполне человеческие очертания.

– Значит, вы автор опубликованных работ.

– Под псевдонимом Пентесилея. – Кресси невольно выдала еще один ревностно охраняемый секрет. Что такого в этом мужчине? Он заставлял ее высказывать вслух самые сокровенные мысли. Она вела себя точно болтливый младенец.

– Пентесилея. Это амазонская воительница, прославившаяся своей мудростью. Весьма удачный псевдоним.

– Да, да, однако я вынуждена просить вас соблюдать осторожность. Если бы мой отец узнал… – Кресси еще раз глубоко вздохнула. – Синьор, вы должны понимать, в моем положении… то есть… отец полагает, что мои способности к математике препятствуют ему выдать меня замуж. Должна признать, мой опыт в целом подтверждает это. Мужчины не ценят умных жен.

Улыбка синьора ди Маттео приобрела циничный оттенок, взор стал холодным, будто он вспомнил что-то неприятное.

– Синьорина, кровные узы и красота превыше всего, – заметил он. – Так устроен мир.

Выражение его лица красноречивее всяких слов подтвердило то, во что верила Кресси. Поприще деятельности этого мужчины – красота, но она усомнилась, понимает ли он, насколько обременительна родословная. Кресси не придумала, как спросить художника об этом, не обидев его.

Он прервал ее раздумья:

– Если вы изучаете связь между математикой и искусством, то должны были прочитать академический труд моего соотечественника. Я имею в виду работу итальянца Пачиоли De Divina Proportione^[9].

Кресси с удовольствием обнаружила, что художник не из тех, кто считает, будто ей, женщине, не разобраться в столь серьезном труде. В то же время она подивилась тому, как красиво звучит название этой книги на итальянском языке.

– Вы читали ее? – наивно спросила она, хотя и так ясно, что он знаком с этой книгой.

– Это классическая работа. Вы согласны с мнением автора, что красоту можно описать по законам симметрии?

– И пропорции. Но это ведь основные законы любого искусства?

Нахмурившись, синьор ди Маттео стал нервно расхаживать по комнате.

– Если бы живопись сводилась лишь к тому, как правильно выстроить углы и пропорции, любой мог бы стать художником.

– Тогда как же вы научились так хорошо писать картины? – возразила Кресси.

– Я учился. У старых мастеров. Был учеником у других художников. Все дело в практике.

– Значит, это профессия. Ремесло, правила которого можно выучить. Я придерживаюсь именно такой точки зрения.

– А я стою на том, что искусство не просто ремесло. – Сейчас в его голосе звучал гнев.

– Синьор, не понимаю, что в моих словах расстроило вас. Я сделала вам комплимент. Главная цель искусства – приукрашивать действительность. Разве не так? Если она такова, само искусство должно быть красивым. А если оно красиво, то соответствует тому, что считается красотой, – математическим правилам симметрии и пропорции, которые мы замечаем в природе, как доказал, например, ваш соотечественник, синьор Фибоначчи^[10]. Чтобы стать самым лучшим, вы должны были овладеть не только техническими навыками рисовальщика, но также твердым пониманием лежащих в основе искусства правил.

– Значит, я пишу машинально. Вы это хотите сказать?

– Я хочу сказать, что вы овладели законами природы.

– Миледи, вас создала природа, однако вы никак не вписываетесь в эти законы. Если применить ваш метод дедукции, вы никак не можете считать себя красивой.

Столь жестокие слова прозвучали как пощечина. Кресси так увлеклась отстаиванием своей теории, что невольно оскорбила Джованни, а он воспользовался ее невзрачной внешностью, чтобы нанести весьма болезненный удар. Свет интеллектуальной правоты потускнел в ее глазах. Кресси вдруг вернулась к жестокой реальности. Синьор ди Маттео обладал внешностью, которая заставляла женщин забывать о благоразумии, скорее в физическом, нежели интеллектуальном плане.

– Синьор, мне хорошо известно, что я не красавица.

– Красота есть во всем, если вы знаете, как и где ее искать.

Джованни стоял слишком близко к ней. Она остро чувствовала присутствие мужчины, погрузившегося в раздумья. Кресси встала, намереваясь оттолкнуть его, однако он поймал ее за руку. Она рассеянно заметила, что у него длинные пальцы, загорелые и не перепачканные краской. Ее голова едва доходила до широких плеч художника. Со столь близкого расстояния она безошибочно угадала, что в этом гибком теле таится огромная физическая сила. Находясь так близко от него, Кресси прерывисто задышала. От смущения ее бросило в жар. Здесь уже не до приличий.

– Что вы себе позволяете. Немедленно отпустите меня.

Пропустив слова Кресси мимо ушей, Джованни поднял ее голову за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. Она могла легко убежать от него, но ей и в голову не пришла такая мысль.

– Я так и думал, – тихо произнес он. – Ваш нос не отличается идеальной прямотой и нарушает симметрию лица.

– Я отлично знаю это, – сердито отозвалась Кресси.

– А ваши глаза. Расставлены слишком широко и относительно губ расположены непропорционально. Именно такой пропорции требует Пачиоли.

Одним длинным пальцем он провел по упомянутой им линии. Его собственные глаза окружал золотистый ободок. Ресницы были черными и густыми. От его прикосновения Кресси охватили странные ощущения. Она запаниковала, занервничала. Неужели он заигрывал с ней? Ни в коем случае. Лишь наказывает за то, что она непреднамеренно оскорбила его.

– Мои уши не расположены на одной линии с носом, а соотношение подбородка и лба неверное, – сказала Кресси с деланой беззаботностью. – Что же касается рта…

– Что касается вашего рта…

Синьор ди Маттео провел пальцем вдоль ее нижней губы. У нее возникло нелепое желание попробовать его на вкус. Он что-то пробормотал на итальянском языке. Его пальцы оказались на подбородке Кресси. Он наклонил голову к ней, намереваясь ее поцеловать.

Сердце Кресси громко стучало. Он действительно хотел поцеловать ее. Мышцы ее ног напряглись, она готовилась бежать, но не сдвинулась с места. Пальцы художника скользнули по линии скул и застряли в волосах. Она следила за ним, уговаривала себя бежать, но одновременно другая часть ее мозга оказалась парализованной. Она не могла отвести глаз от его идеально симметричного лица. «Пусть, – подумала она, – пусть он поцелует меня, если у него хватит храбрости!»