Он обращался к пожарным, стоявшим поблизости. Кое-кто из них еще находился внутри; они продолжали поливать водой место пожара. Джесс знала, что по правилам пожарные будут приезжать сюда еще несколько дней и поливать очаг возгорания. Иногда пожар может непонятным образом вспыхнуть снова.

– Эти проклятые иголки даже подошвы сапог протыкают, – заметил пожарный, стоявший ближе.

Его коллеги дружно закивали.

Обгоревший труп так и лежал на ложе из углей и пепла. Он свернулся в позе зародыша; лицо, вернее, то, что от него осталось, было обращено вниз. Упавшие балки накрыли беднягу наподобие шатра, и тело осталось неповрежденным. Вскинутые вверх руки скрючены, как всегда бывает у трупов, найденных на месте пожара, кулаки стиснуты в страшной пародии на боксерскую стойку, как будто умерший бросал вызов ревущему пламени: «Ну-ка, подойди попробуй!»

Полицейский оператор, облаченный в защитный костюм, снимал место происшествия с безопасного расстояния.

– Итак, насчет его двух мнений быть не может, – подытожил Лейтон. – Он умер. Конечно, подойти к нему сейчас еще нельзя, но, даже если бы все остыло, о том, чтобы произвести нормальный осмотр, и речи быть не может. Скорее всего, останки хрупкие. Прикоснешься к ним – а они раскрошатся, как печенье. Не хочу, чтобы меня обвиняли в халатности, помешавшей вскрытию.

Джесс понимала: доктору ужасно не хочется пачкать руки, тем более обжигаться, переворачивая почерневший труп. Кроме того, он боялся нечаянно напороться на брошенный шприц. Джесс сочувствовала доктору. Лейтон не был штатным полицейским врачом, которого вызывают на место преступления в таких случаях. Он занимался частной практикой и просто оказался ближе остальных, и потом, они уже обращались к нему время от времени с подобными просьбами. Надо отдать ему должное: он приехал без возражений и сделал то, что от него требовалось: засвидельствовал смерть.

Может быть, из-за того, что происшествие выходило за рамки его обычной медицинской практики, Лейтон не мог отказать себе в удовольствии немного пофантазировать.

– Конечно, решать, отчего он умер и принимал ли наркотики, предстоит вашему патологоанатому. Но, по-моему, судя по его позе, когда начался пожар, он был еще жив. Скорее всего, интоксикация помешала ему выбраться из горящего дома… Он отравился угарным газом и умер еще до того, как его тело обгорело… Видимо, он уже ничего не соображал. Вот увидите, на вскрытии в бронхиолах обнаружат частички копоти. Скорее всего, он потерял сознание и наглотался дыма… – Лейтон поморщился. – Мне пора объезжать пациентов – некоторые из них прикованы к постели. – Он снова пригладил ладонью растрепанные седые патлы.

Джесс проводила врача до машины.

– Значит, вы знакомы с семьей владельца дома? – спросила она.

Вопрос как будто удивил Лейтона; некоторое время он молча смотрел на Джесс, как будто она допустила какую-то бестактность. Потом, наверное вспомнив, что перед ним сотрудник полиции, который ведет следствие, осторожно ответил:

– Я неплохо знал Себастьяна – прежнего владельца… Разумеется, я лечил его много лет назад. Он уже довольно давно умер. Себастьян стал одним из моих первых пациентов, когда я сюда переехал, поэтому я его помню. Еще есть люди, которые предпочитают альтернативу государственной службе здравоохранения. Я был врачом Себастьяна Крауна более двадцати лет. Правда, не могу сказать, что хорошо знал Джерваса, его сына. То есть когда он стал взрослым. Зато я много слышал о нем. Он учился в частной школе-интернате. Потом вырос и стал доставлять отцу сплошную головную боль. Я его не лечил, наверное, он наблюдался у школьного врача. Когда он был маленьким, мать иногда приводила его ко мне: обычные профилактические прививки и детские болезни. Возможно, Джервас Краун лечился по страховке где-то в другом месте. Будучи взрослым, он не появлялся у меня в приемной. Его отец, бывало, жаловался на него, как жалуются все родители на детей-подростков.

Джесс снова посмотрела на обгорелый остов дома:

– Судя по всему, Себастьян Краун был человеком небедным?

– Ну да, вполне… состоятельным. В нашей округе живет немало состоятельных граждан. Насколько мне известно, Себастьян разбогател, выпуская шампуни для собак.

– Что?! – удивилась Джесс.

– И не только шампуни. Он производил разные товары по уходу за собаками, – уточнил Лейтон. – Люди готовы потратить на своих любимцев целые состояния. Поверьте мне, я, как врач, часто наблюдаю нечто подобное. Многие куда больше заботятся о собаке или о кошке, чем о ребенке.

– А Себастьян Краун заботился о своем ребенке? – как бы между прочим поинтересовалась Джесс.

Лейтон помолчал, а затем уклончиво ответил:

– Поймите, я сейчас рассуждаю в общем. Я не имею в виду конкретно семью Краун. Кажется, все понимают, как трудно растить детей в бедности. И почти никто не понимает, насколько трудно растить детей в богатстве. Дело, конечно, не в деньгах. Но детям – особенно сыну – может казаться, будто он живет в тени очень успешного отца. Если отец из тех, кто всего добился сам, тогда он, возможно и неумышленно, то и дело напоминает своему отпрыску, что роскошь, в которой он купается, появилась в результате тяжелого труда. Иногда такие отцы бывают прижимистыми; им хочется, чтобы сыновья научились ценить деньги… Учтите, я вовсе не имею в виду, что именно такие отношения были характерны для Себастьяна и Джерваса.

– Конечно, я все понимаю, – заверила его Джесс.

– Вполне естественно, в отношениях взрослеющего молодого человека и его отца присутствует некое соперничество. Если провести аналогию с миром животных, можно сказать, что молодой самец бросает вызов признанному вожаку стаи, альфа-самцу, понимаете? Вы, наверное, смотрите по телевизору передачи о животных? Молодому человеку хочется как-то проявить, утвердить себя. Иногда он наслаждается риском, а иногда… просто презирает его. И тогда он выпадает из жизни и отказывается стараться. Иными словами, он тоже самоутверждается, но по-другому: а именно не делая того, чего от него ждут. Окончив школу, Джервас исчез с горизонта примерно на год – путешествовал по свету, как теперь принято у молодежи. Насколько я понимаю, он добрался до самой Австралии и там открыл для себя серфинг. Когда он вернулся на родину… мне показалось, что он уже привык поступать как ему заблагорассудится. Джервас начал попадать в неприятности, рассказывать о которых – не мое дело… В общем, положение было безрадостное. Себастьян перестал даже упоминать о сыне. – Лейтон нахмурился.

– А что миссис Краун? – осторожно спросила Джесс, опасаясь, как бы не пересох неожиданный источник информации.

– Миссис Краун? А, вы имеете в виду жену Себастьяна. Она бросила мужа и ребенка, когда мальчик был еще очень мал, лет десяти – одиннадцати. Сбежала с любовником – во всяком случае, ходили такие слухи.

Джесс почувствовала, что доктору не терпится сменить неприятную тему.

– В следующем году я выхожу на пенсию, – продолжал он. – Как быстро летит время!

Джесс ненадолго задумалась и спросила:

– Сколько сейчас лет Джервасу Крауну?

Врач ответил не сразу:

– За тридцать, наверное… Он живет где-то за границей. Не знаю, почему он не продал дом, раз не хочет в нем жить. Пустующий дом так и манит к себе бродяг и подонков, как будто приглашает: «Залезайте и устраивайтесь!»

– Дом был обставлен? В теперешнем состоянии уже не поймешь… – Джесс ободряюще улыбнулась.

Лейтон снова замялся. Судя по всему, его тревожило направление, которое принял их разговор. Он не собирался задерживаться здесь и болтать, и, уж конечно, ему не хотелось откровенничать, вспоминая о Себастьяне Крауне, своем пациенте, пусть даже и бывшем. Он с самого начала подчеркнул, что Джерваса Крауна он не лечил. Вместе с тем доктор прекрасно понимал, сколь неопределенна грань, разделяющая профессиональную сдержанность и обязанность помогать стражам порядка. В сгоревшем доме нашли труп, тут уж ничего не поделаешь. На вопрос о том, как покойник попал в здание, предстоит ответить следствию. Его вызвали сюда только для того, чтобы засвидетельствовать смерть, и ему совсем не хотелось принимать участие в следствии.

– Понятия не имею! Нет, наверное… Если в доме и оставалась какая-нибудь мебель, за столько времени ее наверняка давно разворовали! Скорее всего, молодой Джервас вывез мебель или продал ее. Антиквариат, наверное, продал с аукциона. Смутно припоминаю: что-то когда-то здесь действительно продавалось. Но я не слышал, чтобы Джервас продал и сам фамильный особняк, а ведь слухи о такой сделке наверняка пошли бы по округе. Такого рода вести распространяются быстро. Соседи не любят, когда поблизости селятся новички.

Лейтон многозначительно распахнул дверцу машины, давая понять, что и так слишком заговорился. Джесс поблагодарила доктора за то, что он приехал.

– Не стоит благодарности, это мой долг. – Поняв, что его больше не задерживают, Лейтон просветлел. – Жаль, что беднягу не убили, я бы повысил свой гонорар.

Джесс смотрела доктору вслед. Подобно Лейтону, она тоже обычно не появлялась на месте преступления на данном этапе – во всяком случае, пока не установлено, что речь идет о преступлении. Но констеблей, которые первыми должны были явиться сюда, срочно отозвали на шоссе: там произошла авария. Когда позвонили и сообщили, что в сгоревшем доме нашли труп, Джесс как раз была свободна, тут же села в машину и приехала.

Она повернулась к зевакам. Их заметно поубавилось. Предчувствуя ненужные вопросы, пара туристов поспешила скрыться. Остались высокий тощий мужчина и женщина с мопсом.

Сначала Джесс направилась к мужчине, потому что он, как ей показалось, этого ждал, и представилась. Прежде чем сообщить, что его зовут Роджер Трентон, мужчина внимательно осмотрел ее с ног до головы. Затем он заявил, что живет примерно в полумиле отсюда, в коттедже под названием «Плющ». Около полуночи, подойдя к окну спальни, он заметил на ночном небе зарево.

– Оно освещало комнату, как свеча, – продолжал Трентон и пояснил: он сразу понял, что горит «Ключ».

– Почему? – спросила Джесс.

Трентона ее вопрос как будто возмутил:

– Да потому, что дом брошенный! Он постепенно разваливался. Мы только и ждали, когда туда вселятся сквоттеры. Или они, или какой-нибудь молокосос, от которого только и жди беды. Я сам сколько раз обращался в муниципалитет! Два раза писал владельцу, Джервасу Крауну.

– У вас есть адрес мистера Крауна? – с надеждой спросила Джесс.

– Нет, у меня есть адрес его адвоката, я могу вам продиктовать. Я написал, чтобы адвокат известил Крауна, переправил ему мое письмо. Наверное, он так и поступил, но ответа я не дождался. Я спрашивал Крауна, что он намерен делать с домом. Когда «Ключ» достался ему по наследству, он был в отличном состоянии и стоил немалых денег. Джервас Краун прожил здесь меньше полугода, потом распродал все, что было в доме. Помню, на распродажу съехалась половина графства! Краун взял денежки и скрылся в неизвестном направлении, а дом бросил. Он просто сумасшедший!

– Вы говорили о сквоттерах, незаконно занимающих пустующие дома, – напомнила Джесс. – В последнее время они здесь появлялись?

– Н-нет, – нехотя ответил Трентон. – Не мое дело присматривать за домом, если уж сам владелец не может… или не хочет этого делать.

Последнее утверждение расходилось с предыдущими – что он дважды писал владельцу о состоянии «Ключа» и забросал муниципалитет жалобами.

– Не думайте… – продолжал Трентон, выпрямляясь в полный рост, – не думайте, что я пришел сюда, потому что люблю поглазеть на чужое горе и позлорадствовать! Просто я каждое утро гуляю для моциона и часто поворачиваю сюда.

Владелица мопса бросила на Трентона многозначительный взгляд, исполненный презрения.

– Мистер Трентон, если вы не против, попозже к вам кто-нибудь придет и побеседует с вами, – сказала Джесс. – Говорите, вы живете в «Плюще»?

– Вон там. – Трентон показал рукой. – Вы наш дом ни с каким другим не спутаете. За ним растет великолепный старый дуб.