«Такая любовь, как у воина, умереть не должна никогда…»

– Пап, высади нас, мы быстрее дойдем пешком, – сказала Роксана. – Я так в туалет хочу – ужас.

Ее родители заспорили, но наконец сеньора Фонг сказала:

– Все в порядке, Густаво, давай их высадим. Мне все равно надо заехать в магазин на Авелланеде, посмотреть кое-что.

– В таком случае, девочки, ваша остановка.

– Только будьте осторожны, chicas, девчата! – крикнула нам вдогонку сеньора Фонг, когда мы выбрались из машины.

– Обожаю твоих родителей, – призналась я Роксане. – Мой папаша бы начал ругаться со мной, даже если бы сам хотел, чтобы я шла домой пешком.

Роксана пожала плечами, но щеки ее порозовели.

– Да, они у меня ничего такие.

Мужской матч закончился, и со стадиона «Хиганте» потоком хлынули торжествующие болельщики. Они размахивали желто-синими полосатыми футболками и флагами, горланили церковные воскресные гимны, радовались победе «Сентраля», позабыв обо всем на свете.

Есть у футбола такое свойство: он заставляет забыть и о курсе доллара, и о грядущих выборах, и даже о личной жизни. На несколько часов жизнь становится прекрасна.

Мы с Роксаной стояли на перекрестке улиц Кордивиола и Хуана Б. Хусто, а перед нами компания парней и девушек распевала и прыгала на месте, ожидая, пока отъедет машина скорой. От лотка с горячими колбасками-чоризо поплыл аромат жареного мяса, и в животе у меня отчаянно заурчало. Улицу перекрывала цепочка дорожного патруля. Мы не успели и шагу сделать через дорогу, как поющая группка болельщиков оживилась. Какая-то девчонка подбежала к цепочке недовольных полицейских.

– Самого Титана увидела! – объявил один из парней. – Диего Феррари.

Как и все вокруг, я повернулась к бару, словно подсолнух к солнцу. Тут-то из бара и правда вышел Диего, и улица взорвалась аплодисментами и приветственными возгласами. В потертой, но явно новой кожаной куртке и белоснежной футболке с портретом Лионеля Месси в образе Христа с нимбом, Диего выглядел стопроцентной звездой, каковой он и был. Каштановые волосы, гладко зачесанные со лба и блестящие от геля, упрямо вились над ушами. А в ушах при малейшем движении сверкали сережки. Бриллиантовые сережки.

Вокруг Диего толпились журналисты, а он все подписывал и подписывал то, что ему совали поклонники: листки бумаги, футболки, детское одеяльце, голую руку.

Роксана развернулась ко мне.

– Ты знала, что он приехал?

Я не успела даже ответить «нет».

– Amore mío, fai l’amore con me!^[4] – звонко выкрикнула у меня за спиной девица лет двадцати с чем-то, и мы аж подскочили.

Роксана безудержно расхохоталась. И хотя я думала, что умру на месте от стыда за эту девицу, но на меня тоже напал смех.

Года два назад Роксана прямо помешалась на книге и фильме «Три метра над уровнем неба». Вроде классика, но Роксану здорово зацепило. Она везде ставила метки «3м_У_Н». Даже итальянский начала учить, чтобы прочитать роман в оригинале, и меня тоже заставила заниматься – за компанию. Я развлекалась – произносила по-итальянски всякие хулиганские фразочки, которые мы бы ни за что не рискнули сказать в жизни. Так вот фраза, которую выкрикнула девица, – она как раз была моя.

Девица выкрикнула ее еще раз, громче, и, похоже, Диего ее услышал. Я даже издалека увидела, как он покраснел. Прикусил нижнюю губу и помахал поклонникам. Мне захотелось кинуться к нему, позабыв обо всем. Я уже собиралась сказать Роксане, что нам надо домой, но тут Диего взглянул прямо на меня. И просиял ослепительной улыбкой. У меня от нее перехватило дыхание.

– Камила! – крикнул он и замахал, мол, давай сюда, давай ко мне.

Однако Роксана заслонила меня и поспешно напомнила: «Журналисты!» Правда, я уже и сама юркнула за спины девушек, которые заспорили, кого же это звал Диего. И каждая заявляла, будто она и есть Камила.

Разумеется, обращался-то Диего ко мне, и подбежать к нему мне ой как хотелось. Но Роксана была права…

Теперь, когда Диего вернулся домой из Италии, безвестной девчачьей команде и ее победе в женской лиге просто не выделят эфирного времени. Значит, я смогу затаиться: не понадобится сразу же сообщать родителям о Южноамериканском кубке до того, как это прозвучит в новостях. Но вот если журналисты, которые хвостом ходят за Диего, заметят меня – тогда катастрофа. Тогда дома меня будут поджидать совсем иные неприятности, покруче.

Мы с Роксаной поспешили прочь из толпы. Как только мы оказались вне досягаемости камер, Роксана взяла меня под руку. Вымотанные матчем, мы в напряженном молчании заковыляли к ее дому.

– О чем он вообще думает? – наконец возмутилась Роксана, качая головой. – Выставить тебя на всеобщее обозрение… – Остаток фразы потонул в шуме: мимо прокатил автобус, с подножки свисали болельщики и горланили песню.

Но я поняла, о чем она. Мысли мои лихорадочно скакали, как ликующие фанаты. Диего меня заметил. И окликнул без колебаний.

Я плотнее прижала к груди медаль под футболкой. Напоминание о самом главном сегодняшнем событии: моя команда выиграла.

Теперь мне точно придется рассказать обо всем родителям.

5

К тому времени, как я приняла душ и переоделась в наряд послушной дочери, автобусы снова пустили, а мой семичасовой успел уйти. От Роксаны я вышла гораздо позже, когда на город уже опустилась сырая и темная ночь. Автобус высадил меня на углу улиц Хосе Инхеньероса и Коломбрес. Далековато от дома, но все лучше, чем топать пешком через Эмпальме и Окружную. Фонари не горели, только мерцали звезды, и мамины слова об убитой девушке теперь не шли у меня из головы и больше не казались пустой угрозой. Я ускорила шаг.

Вот наконец и фонарь перед нашим домом номер шесть, горит ярким желтым светом. Без четверти одиннадцать вечера. Чем дольше буду оттягивать неизбежное, тем сильнее мне влетит. Я заставляю свое лицо превратиться в маску и прячу все следы бунтарского дня – чтобы не выдать себя, чтобы по моему лицу невозможно было прочитать, как солнце прошило тучи, когда мы забили решающий гол, и как мы качали на руках сеньору Алисию, и как появился Диего в кожаной куртке и с уложенными волосами. Все эти картинки я спрятала поглубже в памяти, чтобы потом перебрать одну за другой, когда уйду к себе в комнату.

– Салютик, сестра Пабло! – весело крикнул мне какой-то шкет, прокативший мимо на велосипеде. – Передай Жеребцу от меня привет!

– Камила! – громко крикнула я в ответ. – У меня есть имя – Камила!

Но он даже не обернулся, и вскоре его поглотила уличная темнота. В нашем окраинном районе большинство жителей не то что не знают, как меня зовут, – они не знают о моем существовании. Для них я лишь сестра Пабло или дочка Андреса и портнихи – у моей мамы тоже нет имени. Но я была полна решимости добиться того, чтобы мое имя узнали и запомнили. А Южноамериканский кубок как раз даст мне такой шанс.

Никто в нашем районе и не подозревал, что я переродилась и стала Фурией, и этот жгучий, потрясающий секрет я хранила в душе как талисман.

Я миновала четыре наружных лестничных пролета и сразу услышала громовой хохот отца из-за металлической двери. Свет в холле погас, и меня окутала сырая темнота. Я поглубже вдохнула ночной зимний воздух и вошла в квартиру.

И увидела знакомую картину застолья – как всегда после матча. Брат успел расфуфыриться на тусовку и развалился в плетеном кресле вместе со своей подружкой Марисоль – этот неизменный аксессуар теперь всегда болтался при нем. По бокам от отца, тоже принаряженного, расселись его дружки – дядя Сезар и дядя Эктор. Вообще-то они были мне не родня, но с отцом дружили со времен юности.

В воздухе плыл аромат маминой домашней пиццы, и в животе у меня громко заурчало.

– Принцесса Камила пожаловала! – воскликнул Сезар, и я улыбнулась ему. У него всегда находилось для меня доброе слово.

Эктор обшарил меня взглядом с ног до головы, потом его глаза остановились на моей груди.

– Поздновато для прогулочек, особенно приличной девушке, а? Поди сюда, поцелуй дядюшку, негритосочка^[5]!

Он чмокнул меня мокрыми губами в щеку, я поморщилась и плотнее запахнула куртку, хотя под ней все равно ни черта не разглядишь, кроме черной футболки. Съязвить в ответ я не успела, потому что мама спросила из кухни:

– Где ты была, Камила? Мы тебя ждали еще несколько часов назад. Почему на звонки не отвечала?

Я прикинула, что будет, если выложить всю правду: мол, опоздала, потому что моя команда выиграла чемпионат и я отметила это дело тем, что поехала полюбоваться на Диего. Они решат, будто я шучу. И все равно раскрывать свои тайны пока что слишком рискованно.

– Прости, мам. Деньги на телефоне кончились.

Я скинула с плеча рюкзак и поставила поближе к темной прихожей – авось там его никто не заметит.

Но не тут-то было.

– Что там у тебя в рюкзаке? – спросил отец притворно-будничным тоном.

Сезар и Эктор прилипли к телику – там показывали повтор дневных матчей. Громкость была убавлена до минимума, и я знала – безразличие на их лицах обманчиво, на самом деле оба ловят каждое папашино слово. Они тоже знали его как облупленного и понимали, что надвигается скандал.

Я глянула отцу прямо в лицо, набралась храбрости, которой у меня не было, и ответила:

– Учебники по математике. – И, не моргнув, добавила: – Я ходила заниматься.

– Куда?

– К Роксане.

Папаша заулыбался как сытый кот.

– Роксана – это та смазливая китаёзочка из твоей школы?

– А ты знаешь еще каких-то Роксан, пап?

Уголком глаза я заметила, как Пабло с застывшей улыбкой жестами показывает мне, чтобы я угомонилась. К счастью, папаша уже переключился обратно на телевизор: там как раз показывали в записи гол Пабло.

– Вот увидите, национальная команда в этом году пригласит Паблито на чемпионат мира среди молодежных команд, – сказал он.

– Кого точно пригласят – так это Диего. – Сезар знал, как ударить приятеля Андреса по больному. – Для буэнос-айресских боссов двое из Росарио – многовато, Андрес. Диего теперь уже воспитанник «Ювентуса». Пабло с ним не тягаться.

– Может, он и приехал к нам, чтобы встретиться с Ассоциацией футбола? – добавил Эктор. – Он ведь сегодня был на трибуне, я видел его собственными глазами. А ты, Паблито?

Мой брат пожал плечами, но глянул на меня, словно опасаясь, не ляпну ли я какую глупость.

Если бы.

– Подумаешь, велика важность, приехал и приехал. – Отец скрипуче хохотнул. – Играет Диего хорошо, но Пабло произведет лучшее впечатление. Вот попомните мои слова. А тогда уж ему светит Европа. Но не Италия, а сразу «Барселона» или «Манчестер Юнайтед». Слышала, Камила? Поможешь нам подучить английский. Собирайте чемоданы!

– На меня не рассчитывайте, – ответила я, многозначительно глядя на Пабло, чтобы брат уяснил и запомнил: ссорюсь я с отцом, а не с ним. – Я с вами никуда ехать не намерена.

Я бы свалила из этого дома при первой же возможности, только не за парнем, в том числе и не за своим братцем. Я уйду на своих условиях, за своей мечтой, а не за чужой. И главное – никто не будет сидеть у меня на шее. Никто.

А папаша разливался, будто и не услышал моего возражения.

– Мы за нашим Жеребцом поедем повидать мир. Наконец-то выберемся из этой крысиной норы и заживем как подобает. Как подобало бы мне, если бы тот чертов парагваец не сломал мне ногу.

– Парагвайский сукин сын, – буркнул Эктор.

– Ты был лучшим, Андрес. Лучшим из всех, – привычно подхватил Сезар.

– Пабло лучше. – Папаша подпустил в голос мелодраматического надрыва, который меня не брал. – Он спасет нас всех.

– Точно, – поддакнул Эктор. – Благодаря ему мы разбогатеем.