–Это все или еще что–то ? – зевнул негодяй, пока я рассматривала себя в зеркало и тайно ужасалась. Да!

Начинай юлить! Вспомни про старого друга, который уже якобы мнется на пороге. Вспомни, что обещал покойной матушке отнести цветы. Вспомни еще тысячу разных придуманных дел, лишь бы не платить!

Впервые осмелев, я посмотрела на его лицо, обезображенное шрамом, и встретилась с внимательным взглядом пронзительных синих глаз. «Наверное, без шрама его можно было бы назвать красивым!», – промелькнуло у меня в голове.

– Мне кажется, что здесь чего-то не хватает? Наверное, вкуса! А в целом, если леди нравится, то мы берем! – послышалось, как гром среди ясного неба, разрушив все мои планы.

Он шутит? Это же такие деньжищи!

– Вот счет. Вот чек. Я вам чаевые оставил, – послышался абсолютно спокойный голос. Девушек можно было выносить вперед туфельками. – Старое платье и туфли можете выбросить! Или оставьте себе. А юная леди пойдет во всем этом!

– Что? – ужаснулась я, глядя на свой попугайский наряд. Он шутит?

– Ценники можете не срезать, чтобы ее хоть что-то утешало! – рассмеялся этот мерзавец. – И чтобы она чувствовала себя очень хитрой и дорогой женщиной.

– Я в таком виде на улицу… – дернулась я, но меня схватили за руку. Я уперлась, чуть не разбив вазу сумочкой. – Я покупала это для особых случаев! Ну никак не для прогулок! Для прогулок нужно что-то поскромнее!

– Считайте, что сегодня особый случай! Второй день рождения вашей няни! – улыбнулись мне, вытаскивая меня на оживленную улицу.

Я устремилась к карете, но не смогла вырвать руки из его хватки. Впору было кричать жандармам: «На помощь! Помогите!». Но я не знаю, есть ли наказание за то, что муж заставляет меня выйти на улицу в платье, которое мне не нравится. Но будь я королевой, то за такое вешала на главной площади! С позором!

– Чем больше вы вырываетесь, чем больше внимания привлекаете к себе, – спокойно и выдержано заметил голос, пока я смотрела на ненавистную руку. – На вас уже смотрят.

– Пустите, – прошипела я, пытаясь разжать его пальцы, видя, как на сцену оглядываются любопытные прохожие.

– Решила поиграть со мной в игру? Вот откуда такое чудесное настроение? Да? – прошептали мне, но хватку ослабили. – Ты сильно недооцениваешь мои возможности…

Это прозвучало почти как угроза! Но тут же голос стал мягче.

– Однако… Нужно отдать должное! План был гениален, но… – послышался смех. – Мы, наверное, прогуляемся! Вы не против? Вам же очень хочется выгулять новое платье! По глазам вижу, как сильно хочется!

Если мне и хотелось выгулять новое платье, то только на поводке!

– Мне для тебя ничего не жалко, – послышался голос, а поверх моей сжатой руки, легла его рука с перстнем, словно пытаясь скрыть следы собственной грубости лаской. – В этой маленькой войне ты проиграла. А теперь неси это платье с честью, как поверженное знамя. Рано или поздно нам придется выехать в свет. И тебе нужно учиться не обращать внимания на то, что шепчут за твоей спиной.

– Няня успокойтесь! Я чувствую, как вы пытаетесь мысленным топором снести мне голову, – обернулся негодяй на полыхающую от гнева нянюшку. – Но поберегите свой арсенал до прибытия домой. А пока можете подождать в карете!

Я сделала несколько шагов, замечая, как все на меня смотрят. То ли они меня узнали, то ли вызывающе безвкусный наряд привлекал столько внимания, но я мучительно сгорала от стыда, ненавидя этого негодяя еще сильнее.

И тут я вспомнила про одну женскую хитрость, которой пользовалась ровно в тот момент, когда мне надоедала прогулка.

– Ай! – выдохнула я, прихрамывая и морщась от мнимой боли. – Мне больно! Кажется, я натерла ножку! Ой!

Я нарочно прихрамывала, в надежде, что прогулка отменится, и мы поедем домой.

– Не пытайтесь, я вас рассекретил. Зато утешу вас. Ваша сумочка очень подходит вашему титулу Принцесса Алмазных Копей. Какая сегодня замечательная погода, миссис Аддерли? Не так ли? – послышался голос. На нас глазели со всех сторон, словно впервые видели.

– Да, прекрасная, если бы вы не были таким мерзавцем, – процедила я, понимая, что хитрость не сработала.

– Вам не кажется, что вечером будет дождь? – снова послышался светский голос.

– Да, пойдет, если бы вы не были бы таким негодяем! – выдохнула я, сгорая от стыда под перекрестным огнем красноречивых взглядов. Мне казалось, что они прожигают в нас дыры.

И тут я почувствовала, что туфли действительно натирают.

Видимо, они были чуточку меньше, чем нужно. К тому же алмазная вышивка слегка заправлялась внутрь. С каждым шагом я понимала, что с этими туфлями должен продаваться отдельный слуга, который носит тебя на руках.

– Простите, – сглотнула я, понимая, что до ужаса боюсь следующего шага. – Но я действительно натерла. Может, вернемся в карету?

– О, это получилось весьма правдоподобно. Но все же! Кружочек вокруг фонтана, – послышался голос рядом.

Каждый шаг причинял дикую боль. Я вздрагивала, опуская ногу и мысленно готовилась. Круг вокруг фонтана был сделан, а я уже ничего не видела от затмевающей глаза боли.

– Вы делаете успехи. И не надо делать такое лицо. Я вам все равно не поверю, – послышался насмешливый голос рядом, пока меня все еще крепко держали за руку. – Еще немного, и вы сможете быть выше сплетен. Как только они поймут, что вам все равно, сплетники потеряют интерес.

Я слышала его через слово, мучительно наступая на ногу и стискивая зубы. По щекам едва ли не катились слезы. Если левая туфелька была еще терпимой, то правая превращался в орудие пыток.

– Может, еще кружочек? – спросили меня, а от боли, я даже не сразу расслышала, что мне сказали.

– Я натерла ногу! Ноги! – прошептала я, кусая губы.

– Я это уже слышал, – вежливо заметили мне. – Придумайте что-то поинтересней. Например, что вам холодно! И вы забыли в карете шаль!

– Но я действительно натерла ногу! – выпалила я, умирая от боли. Слезы брызнули из глаз. И рука растеряно меня отпустила.

Со слезами я доковыляла до фонтана, присаживаясь рядом с табличкой «На фонтан не садиться!». Я приподняла платье, дрожащей рукой снимая туфлю, и видя кровь на розовой отделке. На ноге была кровавая мозоль. Я содрала второй туфель, видя, что там не лучше.

Фонтан шуршал, пели птички, слышался стук карет, а у меня из глаз катились слезы.

– Это что такое?! – ужаснулся голос.

Кончик отцовской трости поддел туфельку, на которой остался кровавый отпечаток.

Внезапно под его пальцами что-то вспыхнуло, а к нам на всех парах из кареты бежал слуга.

– Что случилось, господин? – запыхался он. Я не слышала, о чем они разговаривали. Но кончик трости указал на разбросанные по брусчатке туфли. Слуга коротко кивнул.

– Ну как? – спросила я, чувствуя, как порыв ветра унес шляпку в фонтан. Губы дрожали, а я чувствовала, ужасное облегчение. – Правдоподобно?

К нам со свистком через всю площадь бежал жандарм. Он дул щеки и размахивал руками. Его желтые нашивки слепили от яркого солнца. Я вздрогнула. Последние восемь месяцев я до ужаса боялась жандармов!

– Мисс! Вы что? Не видите надпись! На фонтане не сидеть! – выплюнул он свисток. – Поэтому прошу вас, встаньте немедленно! Или вам полагаются исправительные работы! То, что вы благородная барышня, еще не дает вам права сидеть на фонтане.

Жандарм уже шагнул ко мне, но его остановила отцовская трость, преградив ему путь.

– Я готов купить этот фонтан, чтобы она на нем сидела. Сколько это стоит? – послышался тихий голос. Из кареты уже бежала нянюшка, а я пыталась смыть кровь со своих ножек.

Жандарм замялся, как вдруг его глаза округлились. Ему в руку того не ожидавшую, отправились золотые лартинги.

– Я не … очень … компетентен в этих вопросах, сэр… Я не продаю городские фонтаны… – выдохнул он, понимая, что здесь лучше не спорить. – Здесь написано «сидеть», но леди не сидит! Леди присела! Про «присела» здесь ничего нет… Так что все в порядке…

Покрасневший, слегка опешивший, он стал возвращаться обратно на свой пост.

– Нянюшка! – вцепилась я в няню, которая ужаснулась, видя туфли. Тут подоспел и слуга. Он взял туфли и снова бросился через площадь, поднимая стаи голубей.

– Вы только посмотрите, до чего вы довели ребенка! – возмутилась няня. – Она себе все ноги растерла! Уууу! Изверг! Да с вашими талантами только на королевскую службу в пыточную!

– Пойдем, – послышался неожиданно мягкий голос.

Мне протянули руку. Я мотнула головой, окончательно растрепав прическу. Заколка упала в фонтан, а я понимала, что и шагу не ступлю.

– Значит, так, – послышался голос, а меня против воли сгребли себе на руки, удерживая от побега. Мы двигались по площади. Няня щеголяла бриллиантовой сумочкой, ворча во всех тональностях. Но приличные слуги никогда не позволяли себе кричать на хозяина в присутствии посторонних. Поэтому няня кричала молча и копила яд до прибытия домой.

– Давайте я вам что-нибудь куплю? – послышался голос возле моего уха, а мои руки погладили.

– Купите себе совесть! – вспылила я, понимая, что сижу у него на коленях. – Я знаю, где она продается недорого!

– Так почему же вы ее там не купили? – язвительно ответили мне.

– У меня не было денег, потому что папу обанкротил его компаньон! – ответила я, видя, как к нам бежит слуга, размахивая моей туфелькой.

К магазину подъехала еще одна карета. Куда менее роскошная, чем наша. Оттуда вылетела пухленькая дама в мехах. Ей навстречу высыпала стайка девушек, что-то объясняя. Они стали рядком, напоминая ласточек на крыше.

Мы молча сели в нашу карету. Она тронулась. Сделав круг, я увидела, как шторы в магазине опускаются, а вместо радостной надписи: «Открыто! Добро пожаловать!», появляется другая: «Закрыто. Продается».

– Вы что? – удивилась я, провожая взглядом меркнущую вывеску. – Закрыли магазин? Из-за того, что их туфли натерли мне ноги?

Няня сама едва ли не высунулась из кареты, глядя на то, как подъезжают другие покупатели и разочарованно разворачиваются обратно.

– Больше они работать не будут, – послышался твердый голос. – Считайте это моей прихотью. Лучшее утешение – это видеть, когда другим хуже, чем тебе. Просто многие стесняются говорить об этом вслух. Но, согласитесь, боль и страдания других утешают лучше, чем сотня ласковых слов и десятки носовых платков? Ну как? Вам легче?

– Почему вы мне не поверили? – спросила я, пытаясь вернуться к нянюшке, у которой глаза были круглыми, как у совенка.

– После знакомства с твоим отцом, мне несвойственна вера в людей, – послышался ответ, которого я не ожидала.

Что это значит? Мой отец – самый честный и добрый человек!

Или я что-то о нем не знаю?

Глава четвертая

Нет, не хочу об этом думать! Что бы ни сказал этот мерзавец, я ему не верю!

Я встала, едва не ударившись о крышу, и пересела к няне, которая утешала меня. Трость отца упиралась в пол, сверкая набалдашником.

Мы приехали, а меня снова вынесли из кареты и понесли в дом.

– А теперь пошли прочь, мастер заплечных дел! – рявкнула няня так, что, казалось, люстра покачнулась. – Довели девушку!

Через пару минут послышался стук в дверь. В комнату вошел сухонький доктор в пенсне с черным чемоданом. Он внимательно осмотрел мои ноги, сделал несколько назначений, выставляя на стол мази. Пока он выставлял мази, из его чемодана выпала свежая газета.

– Можно сделать компресс! – послышался голос доктора, которого провожала нянюшка. – Уже через три часа все пройдет!