Богатства тамплиеров стали предметом вожделения Филиппа Красивого. Кроме того, этот орден, добившийся фактической автономии, мешал укреплению королевской власти. Не шли на пользу ордену и слухи о невиданных богохульствах, которые тамплиеры якобы совершали во время тайных обрядов. И вот в 1304 году за одну ночь по приказу Филиппа Красивого были арестованы все тамплиеры, находившиеся во Франции, после чего их собственность конфисковали. Чтобы оправдать эту акцию, тамплиеров обвинили в тяжких грехах. Королевские прокуроры подкупали нужных людей, и те, выступив в качестве свидетелей, показывали, что тамплиеры отрицали церковные таинства, продали душу дьяволу и занимались скотоложством, педерастией и половыми сношениями с дьяволами и суккубами. Подкупленные свидетели рассказывали также о том, что люди при вступлении в орден отрекались от Христа и Девы Марии, мочились на крест, а затем целовали магистра ордена в губы, пенис и ягодицы.

В средневековье верили в колдовство и черную магию, и Филипп использовал эти народные верования, чтобы придать ереси тамплиеров зловещую, отвратительную окраску. Обвинения тамплиеров в занятии черной магией не казались надуманными. Инквизиция охотно использовала этот способ опорочивания неугодных людей, особенно состоятельных, чтобы присвоить их собственность. В последующие тридцать пять лет в Тулузе и Каркассоне инквизиция обвинила в ереси около тысячи человек, из которых около шестисот отправила на костер.

Средневековое правосудие формально старалось вершить суд объективно и не карать обвиняемых без доказательства их вины, но добивалось этих свидетельств не достоверными фактами, а признаниями самих подсудимых, сделанными под пытками, которые стали центральным пунктом следственного процесса.

Тамплиеров (а среди них было немало людей преклонного возраста) морили голодом и подвергали различным пыткам: им сдавливали тисками большие пальцы, вырывали зубы и ногти, ломали кости, поджаривали ноги раскаленными докрасна клещами или железом. Тридцать пять тамплиеров умерли, не выдержав пыток, некоторые покончили счеты с жизнью. Великий магистр ордена Жак де Моле и сто двадцать два тамплиера признались в оплевывании креста и иных преступлениях, которые им вложили в уста инквизиторы. «Де Моле сознался бы даже в том, что убил самого Господа Бога, если бы ему навязали это признание», – писал один из хронистов. Шестьдесят семь тамплиеров, нашедших мужество настаивать на своей невиновности, были объявлены закоренелыми еретиками и сожжены на костре. После мнимого публичного сожаления папы орден тамплиеров во Франции и все его отделения в Англии, Шотландии, Арагоне, Кастилии, Португалии, Германии и Неаполитанском королевстве были запрещены на Вьенском соборе 1311–1312 годов.

Собственность тамплиеров официально перешла к рыцарям ордена святого Иоанна Иерусалимского (госпитальерам), но на Вьенском соборе Филипп Красивый не зря сидел по правую руку папы и, несомненно, был причастен к принятому решению. И в самом деле, вскоре госпитальеры выплатили Филиппу огромную сумму денег, якобы в погашение долга ордена тамплиеров королевской казне.

Однако дело тамплиеров на этом не закончилось. В марте 1314 года великий магистр ордена Жак де Моле, бывший друг короля и крестный отец его дочери, вместе со своим ближайшим соратником поднялся на эшафот, возведенный на площади перед собором Парижской Богоматери. Предполагалось, что они подтвердят свои прегрешения, после чего их присудят к пожизненному тюремному заключению. Вышло иначе. Де Моле и его спутники на глазах тысяч зрителей – священнослужителей, аристократов и простолюдинов – заявили, что они, как и все тамплиеры, полностью невиновны. Тогда Филипп приговорил их к сожжению на костре. На следующий день, кода де Моле привязали к столбу, чтобы сжечь, он снова заявил о своей невиновности, добавил, что за него отомстит Господь, затем проклял короля и его потомков до тринадцатого колена и уверил собравшихся, что в течение ближайшего года он встретится с Филиппом и папой Климентом V на Божьем суде. И в самом деле, через месяц папа Климент скончался, а семью месяцами позднее, в возрасте сорока шести лет, умер и Филипп IV Красивый. Причина его смерти точно не установлена, хотя в некоторых источниках говорится, что она стала следствием неудачного падения с лошади. Из других источников можно понять, что Филиппа разбил паралич, но для богобоязненных современников причиной его кончины, несомненно, стало проклятие тамплиеров, смешавшееся с дымом костра, рассеявшимся над Францией в зловещем кровавом свете заходящего солнца.

Пророчество тамплиеров, казалось, стало сбываться, и три сына Филиппа Красивого – Людовик X, Филипп V и Карл IV, последовательно всходившие на французский престол, – не только правили всего по несколько лет, но и умерли в молодом возрасте: двадцати семи, двадцати восьми и тридцати трех лет от роду соответственно. У них не было сыновей, и династия Капетингов прекратила существование. Правда, у Людовика X была дочь по имени Иоанна, которой было четыре года, когда король-отец умер, но ее дядя, средний сын Филиппа Красивого, сославшись на малолетство принцессы, сам стал королем. Добившись цели, Филипп V собрал ассамблею из представителей всех трех сословий и Парижского университета, которая подтвердила его права на престол и во избежание возможных разногласий в дальнейшем постановила, что «женщина не может претендовать на трон Франции», установив тем самым салический порядок престолонаследия, закрывший женщинам доступ к верховной власти во Франции.

В 1328 году после смерти Карла IV и окончания династии Капетингов началась борьба за французский престол, вылившаяся в самую продолжительную войну в истории Запада. На трон претендовали три человека: внук и два племянника Филиппа Красивого. Внуком Филиппа являлся шестнадцатилетний Эдуард III, английский король и сын дочери Филиппа Красивого Изабеллы, вышедшей замуж за Эдуарда II. Ходили слухи, что Изабелла вместе со своим фаворитом причастна к смерти мужа.

Подстрекаемый своей матерью, Эдуард III предъявил права на французский престол, сославшись на то, что он наследник Филиппа Красивого по прямой линии. Во Франции к его притязаниям отнеслись неблагоприятно и не только по той причине, что он был внуком по женской линии, но также и потому, что его мать Изабелла пользовалась дурной репутацией. Кроме того, никто не хотел видеть на французском престоле английского короля.

Двумя другими претендентами на французский престол являлись племянники Филиппа Красивого – Филипп Валуа и Филипп д’Эвре. Филипп Валуа принадлежал к одной из знатнейших фамилий Франции. При поддержке аристократии он и стал королем, почти не встретив противодействия. Его противники формально смирились с восшествием Валуа на престол. Эдуард III даже приехал во Францию, чтобы его поприветствовать, и получил в ленное владение герцогство Гиень. Филиппу д’Эвре передали в управление Наваррское королевство и дали в жены дочь Людовика X Иоанну.

Однако Филипп VI не чувствовал себя уверенно на престоле. Он воспитывался, не готовясь стать королем, и не обладал необходимой твердостью характера. Казалось, он чувствовал, что взошел на престол не по праву, к тому же это чувство усугублялось прохладным отношением к нему современников, считавших его le roi trouve («найденным королем»), словно Филиппа нашли в капусте. Кроме того, он был под каблуком у своей жены Иоанны Бургундской, вздорной и сварливой женщины, не пользовавшейся не только любовью, но и уважением окружающих, хотя она покровительствовала искусству и приезжавшим в Париж ученым мужам.

Такой же набожный, как Людовик Святой, но не обладавший его волей и интеллектом, Филипп VI более всего интересовался вопросами богословия и, в частности, Блаженным видением, стараясь уразуметь, видят ли души усопших праведников лик Господа сразу же, как только попадают на небеса, или им приходится дожидаться Судного дня. Вопрос казался Филиппу насущным, ибо, как он считал, заступничество святых за людей эффективно только в том случае, если они допускаются к Богу. Люди верят в помощь святых и недаром жертвуют деньги, опуская их в ящички рядом с раками, содержащими мощи заступников. Филипп дважды обсуждал этот вопрос с богословами и пришел в «великое возмущение», когда папский легат в Париже сообщил ему, что папа Иоанн XXII сомневается в реальности Блаженного видения. Хронист по этому поводу сообщал: «Король пригрозил легату костром, если тот не отречется от своих слов, а затем велел оповестить папу, что если тот продолжит сомневаться в Блаженном видении, то будет объявлен еретиком». Затем Филипп написал Иоанну XXII, что отрицание Блаженного видения подорвет веру людей в заступничество святых и Девы Марии. К удовлетворению Филиппа VI, созданная папой комиссия, исследовав насущный вопрос, пришла к заключению, что святые, оказавшись на небесах, видятся со Всевышним.

Правление Филиппа VI началось в благоприятных условиях: Франция процветала. Голод и эпидемии ушли в прошлое, и даже проклятие тамплиеров стерлось из памяти. Спорная Фландрия вернулась под французский контроль в результате победоносной военной кампании, предпринятой королем. Отношения с ней наладились и стали столь же устойчивыми, как и с четырьмя другими крупнейшими ленами: Бургундией, Бретанью, Фуа и Арманьяком. Только Гиень (Аквитания), отданная Филиппом VI в лен английскому королю, оставалась источником нескончаемого конфликта.

Когда в 1338 году этот конфликт обострился, семейство Куси породнилось с австрийскими Габсбургами, в результате чего появился на свет Ангерран VII, герой этой книги. Этому союзу посодействовал сам Филипп, искавший союзников для борьбы с Англией. Годом раньше Филипп заявил, что Гиень является собственностью французской короны, а Эдуард III ответил тем, что объявил себя законным королем Франции и стал готовиться к войне. Когда английские войска высадились во Фландрии, намереваясь предпринять дальнейшее продвижение, обе враждующие стороны принялись лихорадочно искать союзников в Нидерландах и по другую сторону Рейна.

Филипп VI не только подбирал союзников, но и хотел увериться в том, что могущественные Куси выступят на его стороне в борьбе с англичанами. Филипп добился для Ангеррана VI руки Екатерины Австрийской, дочери герцога Леопольда I и правнучки Амадея V, графа Савойского. Савойя, находившаяся между Францией и Италией, являлась в XIV столетии графством с автономным правлением и в то время была центром матримониальной сети, охватившей почти все европейские страны. Так, одна из семи теток Екатерины приходилась супругой византийскому императору Андронику III Палеологу.

В средневековье выгодная женитьба помогала налаживанию международных и межаристократических отношений, служила рычагом дипломатии. Отношения между европейскими странами и их властелинами зачастую зависели не от общих границ и высоких государственных интересов, а от династических связей и родственных отношений, что позволяло, например, венгерскому принцу претендовать на неаполитанский престол, а английскому – на кастильский. Французские Валуа, английские Плантагенеты, богемские Люксембурги, баварские Виттельсбахи, австрийские Габсбурги, миланские Висконти, правители Арагона, Кастилии и Наварры, герцоги Бретани, графы Фландрии и Савойи – все они плели матримониальную сеть, при создании которой никогда не учитывались два фактора – чувства брачующихся и интересы народа.

Хотя для заключения брака требовалась добрая воля жениха и невесты, высказанная ими священнику, на практике это требование порой нарушалась. Так, император Священной Римской империи Людвиг Баварский объявил о помолвке своей малолетней дочери, даже еще не научившейся говорить, что и привело, как некоторые посчитали, к тому, что она на всю жизнь осталась немой, и за это ее отцу предстояло ответить на Божьем суде.

При женитьбе своего сына или замужестве дочери правители, руководствуясь личными интересами, не обращали внимания на единокровность жениха и невесты, хотя церковь, понимая физиологическую опасность таких союзов, запрещала браки между родственниками по крови до четвертого колена включительно. О таком запрете вспоминали только тогда, когда появлялась необходимость разорвать объявленную помолвку, ставшую по какой-то причине невыгодной. Для получения материальной или политической выгоды церковь неизменно соглашалась на брак родственников по крови, закрывая глаза на запрет, или, исходя из тех же соображений, вспоминала о нем, когда возникала необходимость в разводе.