– Эй, Тео, возьми, пожалуйста, сестренку за руку, – прошу я восьмилетнего брата, который немного отстал, потому что опять замечтался. – И можно немного побыстрее, приятель? Посмотри, как далеко вперед ушли Жасмин и Эбони!

Тео, перестав стучать палкой по тротуару, поднимает голову, а потом догоняет нас. Он протягивает руку Эстер, но та мотает головой и отворачивается.

– О боже, не веди себя как маленькая, – говорю я. – Ты ведь тоже хочешь на детскую площадку.

Недолго думая, Тео обхватывает Эстер руками и поднимает. Она для него слишком тяжелая, но ему удается пронести ее пару метров. Хотя «нести», наверное, слишком громко сказано. Скорее, он тащит ее. Эстер визжит от радости.

Когда мы доходим до дороги, я осторожно опускаю Элли на землю и сажаю Эстер себе на плечи. Из них двоих Элли определенно разумней. Она без возражений проходит последнюю сотню метров до площадки. От дома моих родителей досюда недалеко. Но если у тебя на буксире две трехлетки и восьмилетка, могут возникнуть трудности. На обратном пути возьму Эбони, которую намного легче держать под контролем… а Жасмин пускай разбирается с близнецами.

Уже несколько месяцев игровая площадка является центром притяжения для всего квартала. Ее построила одна некоммерческая организация. На внушительные пожертвования. Они хотели, чтобы у детей из южной части Перли – или Пурли ^[6], как его называем мы – появилось место для игр, где не будет размокших картонных коробок и мятых баков. Прежде наиболее захватывающим из всего, что мог предложить этот район, были загаженные задние дворы, грязные и кишащие крысами. Я не удивлен, почему никто из живущих здесь не видит никаких перспектив. Почему у половины молодых людей либо было тюремное прошлое, либо будет тюремное будущее. Посмотрим, как долго эта детская площадка останется аккуратной и чистой. По вечерам она уже стала местом встречи дилеров и наркоманов. Ма рассказывала, что пару недель назад Эстер нашла в песке шприц.

Элли и Эстер бегут к карусели. Эбони уже на ней сидит.

– Подтолкнешь нас? – просит Элли старшего брата. Тео останавливается на полпути. Что-то отвлекает его. Но потом он вспоминает, где находится. И помогает сестрам.

Я сажусь на скамейку к Жасмин.

– Фух, – вырывается у меня стон. – На обратном пути близнецы на тебе.

– Забудь, – отрезает Жасмин. Она стучит пальцами по экрану мобильника. – Со следующей недели я останусь с ними одна.

При мысли о завтрашнем дне я не могу сдержать улыбку. У меня начнется новая жизнь. Первый шаг на пути к мечте. Социальная работница Эми устроила меня на работу. Готовить я начал в тюрьме. И если бы не тюремная кухня, вероятно, не сидел бы сейчас, улыбаясь, здесь с сестрами и братом.

– Волнуешься? – спрашивает Жасмин.

– Немного. Но в хорошем смысле.

– Но ведь теперь у тебя станет меньше свободного времени? Наверняка ты больше не сможешь так часто заходить.

Одной рукой я обнимаю пятнадцатилетнюю сестру. Мы с Жасмин всегда хорошо ладили. И с тех пор как я вышел на свободу, она привязалась ко мне еще сильнее. А я к ней. Я люблю сестер и брата. Иногда мне становится грустно из-за того, что упустил много времени, которое мог провести с ними. Но поэтому очень важно, чтобы я, наконец, все сделал правильно. Нашел достойную работу. Эми называет это «наладить быт». И я собираюсь делать то, что она говорит, чтобы не потерять еще больше времени.

– Буду приходить к вам так часто, как смогу. – Но, конечно, Жасмин права. С работой мне реже будет удаваться приходить к ним.

– Как бы я хотела, чтобы ты снова жил с нами. Тогда мы бы виделись, когда ты возвращался вечером домой, – отвечает Жасмин и кладет голову мне на плечо.

Пока я находился в тюрьме, близнецы переселились к Тео, так что для меня там места не осталось. А Эбони и Жасмин давно делят одну комнату.

– Может, мне спать с тобой в одной кровати? Или освободишь для меня немного места на полу? Честно говоря, я невероятно рад, что у меня есть своя комната.

– Я бы не отказалась от отдельной комнаты. Наверное, мне тоже стоит ограбить заправку.

От ее слов меня бросает в жар. Бога ради!

– Скажи так еще раз, и я за себя не отвечаю! – В моем голосе слышится паника. Больше всего я боюсь, что кому-то из них придется пройти через то же, что и мне. Надеюсь, мой пример многому их научил. – И ты прекрасно знаешь, что я не грабил хренову заправку, – цежу сквозь зубы.

– Да расслабься ты. Это шутка.

– Не хочу, чтобы ты шутила на эту тему. Тем более перед малышами. Серьезно, Жас, это важно.

– Да, да, хорошо.

Я замечаю, что ей стыдно за это глупое высказывание. Но она должна понять, к чему могут привести эти слова.

– Мне чертовски повезло, что я попал в программу Эми и получил еще один шанс. Я и правда очень ей благодарен. Но даже одна секунда в тюрьме – это слишком много. Я урок усвоил. И надеюсь, вы тоже. Держитесь подальше от людей, которые могут втянуть вас в дерьмовые ситуации. – Я так и вижу перед собой кузена Дариуса и его приятелей, Андре и Ксавьера. Эти обкурившиеся дури недогангстеры. Плохие образцы для подражания во всех смыслах. Знай я это в те времена, когда был глупым подростком, избавил бы себя и семью от множества проблем.

Я пристально смотрю на Жасмин, и она закатывает глаза. Ведет себя кошмарно.

– Ты заговорил, как па. Не строй из себя взрослого. Я же пошутила.

Пошутила, может быть. Но смеяться над этим я не могу. Возможно, она и права. Я не такой взрослый, как мне хотелось бы. Но главная причина этого заключается в том, что после освобождения я не подпускаю близко негативных мыслей. Я раз и навсегда избавился от темного тумана, который не давал мне дышать и чуть не убил после второго ареста.

– Я и есть взрослый, – поучаю сестру несмотря на сомнения, и легко шлепаю ее по затылку. Разговор окончен, я это знаю. И еще знаю, что она поняла: для меня это не шутки.

Когда мы возвращаемся в дом родителей, Жасмин укладывает близнецов спать. На обратном пути они ныли, а за кухонным столом едва не уснули над сэндвичами. У них даже не осталось сил жаловаться, что ма не срезала корочку с белого хлеба.

Родители сидят, обнявшись, на диване. Я опускаюсь в старое вельветовое кресло напротив.

– Спасибо, что сводили малышей погулять, – благодарит ма. – Нам и правда нужно было немного отдохнуть.

Па целует ее в волосы. Мои родители начали встречаться еще в старшей школе. Ма было семнадцать, когда она забеременела мной, а через пару месяцев они поженились. Они вместе уже двадцать один год и так же счастливы, как в первый день.

– У тебя есть все, что нужно на завтра? – спрашивает па.

– Думаю, да. – У меня покалывает в животе от волнения и предвкушения.

– Уверен, ты без проблем со всем справишься. Я горжусь тобой и тем, что ты так далеко пошел, сын, – говорит он.

– Не преувеличивай. Не то чтобы у меня образцовая карьера. – Я потираю затылок. Знаю, что из-за меня родителям пришлось через многое пройти. Поэтому сейчас я стараюсь стать лучшей версией себя. Версией, которая больше не лажает и не упускает один шанс за другим. Было бы тяжело узнать, что ма опять плачет из-за меня. Я бы не вынес разочарованного взгляда па. Образ родителей, когда меня второй раз увозили в полицейской машине, навсегда врезался в мою память. Больше никогда. Не поступлю так с семьей.

– Ты же знаешь, мы никогда тебя ни в чем не упрекали, Малик. И это не изменится. Что бы ты ни делал со своей жизнью, ты останешься нашим сыном, – отвечает ма.

Я тяжело сглатываю. В горле встал ком. Мы никогда не говорили о том, что пошло не так в моем прошлом.

– Ты оказался не в то время не в том месте, – продолжает ма. – И был лишь подростком.

Пусть так. Я прекрасно понимаю, что должен был свалить, когда гребаному Дариусу и остальным пришла идея ограбить заправку. Даже подростком я знал, что это неправильно. И все же посчитал, что помогу семье, если сяду за руль машины, на которой Дариус сбежит. Все же в самом ограблении я не участвовал. И Дариус до сих пор сидит.

– А во второй раз, конечно, глупо вышло, – добавляет па и смеется.

Второй раз. Он имеет в виду магазинную кражу. В день рождения Жасмин я хотел исполнить ее мечту, но денег у меня не было. И тогда на мгновение мой мозг будто полностью отключился. Парикмахерский набор исчез под моим свитером. И вскоре после этого я почти на год исчез в тюрьме для несовершеннолетних, Перли, потому что нарушил правила условно-досрочного освобождения. Будучи бедным афроамериканцем, я особенно рисковал. Так что слово «глупо» и близко не описывает суть ситуации.

– Но ты хороший сын, Малик. Знай это.

– Вы что, накурились? – спрашиваю, стараясь скрыть легкую дрожь в голосе.

В этот момент спускаются Эбони и Тео в пижамах, чтобы пожелать нам спокойной ночи. Оба трут глаза.

– Ты сегодня останешься, Малик? – спрашивает Эбони высоким голоском. Три косички, которые ей заплела Жасмин, торчат почти под прямым углом к голове.

– Не получится, зайка. Мне надо хорошо выспаться, чтобы утром перед работой быть в форме.

– О’кей, – откликается она и залезает мне на колени. Потом сворачивается калачиком и закрывает глаза.

Тео садится к родителям и укутывается в плед. Малыши по вечерам часто засыпают на диване, пока мы болтаем. Позже па отнесет их в кровати. Я обнимаю Эбони. Она пахнет безопасностью и семьей. Проходит совсем немного времени, и ее дыхание выравнивается.

Спустившись, Жасмин приносит с кухни лимонад и садится на пол передо мной. Головой она прижимается к моей коленке и открывает банку газировки, которая громко пшикает.

– Близнецы опять уснули в моей постели, – объявляет она. – Я хочу иметь свою комнату, в конце концов. Если бы вы разрешили мне…

Па ее перебивает, за последние несколько недель родители сыты по горло нытьем Жасмин.

– Этого не будет. Ты окончишь школу. Потом можешь работать, где пожелаешь. Даже в том маникюрном салоне, я не против. Но пока за тебя отвечаем мы, ты будешь ходить в школу.

У нас не очень строгие родители. Но в этом пункте они непреклонны. К счастью. Иногда я жалею, что они и мне не давали меньше свободы. Я никогда их в этом не упрекну. Но когда начал все реже приходить домой после школы, зависая в парках с Дариусом, Андре и Ксавьером и чувствуя себя гангстером, им стоило забеспокоиться. Порой я спрашиваю себя, могло ли тогда все пойти иначе.

Жасмин издает раздраженный стон:

– Это подло.

– Жизнь – подлая штука, – парирует ма.

Я сдерживаю смех, чтобы не разбудить Эбони.

Это один из моментов, которых мне больше всего не хватало в тюрьме и которые я не хочу упускать. Видеть, как растут сестры и брат, являться частью семьи – вот что для меня главное. Я всегда хочу быть для них веселым старшим братом. Пусть смотрят на меня и знают, что у них все получится. Ради них я добьюсь большего.

3
Зельда

Потратив выходные на решение таких животрепещущих вопросов, как «Выйду ли я замуж за этого незнакомца?» и «Считается ли сорбет десертом?» (ответ: нет и нет), сегодня я уже два часа сижу в библиотеке и пишу эссе по моральной философии. Или, если точнее: сижу в библиотеке и пытаюсь писать эссе. Но мысли где-то блуждают. Последнее предложение я написала примерно двадцать минут назад и, перечитав его, вынуждена признать, что это полная чушь. Но я все же его оставляю, чтобы притвориться, будто что-то сделала.