Света будто ждала презрения, отвращения, но об этом не могло быть и речи. Здесь я ощущала себя комфортнее, чем в том месте, что по ошибке называла домом.

– Ариш, я же понимаю, что ты привыкла к иному, – вздохнула она и поставила на колченогую табуретку, служившую журнальным столиком, две, явно праздничные, кружки и вазочку с сушками.

– Свет, ты меня спасла. Спасибо тебе ещё раз! Я не буду сидеть у тебя на шее, честное слово! Давай я буду оплачивать коммуналку, у меня есть небольшие сбережения, на несколько месяцев должно хватить.

– То есть ты остаешься? – с придыханием спросила моя единственная подруга. – Ещё не разочаровалась?

– Я остаюсь с тобой, Свет.

– Тогда пополам, – она обняла меня и завалила на диван. – Может, поспим? А потом ты всё подробно расскажешь?

– Давай…

Подруга взбила подушки, выдала мне ещё одно одеяло, выключила свет и под мерцание крошечного телевизора мы улеглись. Вот только сна не было ни в одном глазу. Света горько вздыхала, а я плакала. И через полчаса не выдержала и рассказала всё, что произошло со мной.

Как хорошо, что я не видела её глаз. Лежала спиной, глотала слёзы и описывала этот ужас, что свалился на меня.

Наверное, я в её глазах – избалованная сучка. И Свете, выросшей в этой небольшой квартире, меня совсем не понять, но она обняла, прижала к себе и стала гладить по волосам, нашептывая успокаивающие и такие нужные слова.

А ведь на её месте должны быть сестра, отец… ОНИ должны быть рядом и утешать меня. Именно их тепло должно исцелять, дарить уверенность, что завтра всё пройдёт, всё закончится. Но нет… Один жрёт водку, а вторая укатила знакомиться с новым женихом, лишь бы не верить в то, что отец потерял всё.

– Как он мог? Неужели бизнес дороже дочери? Отец у тебя вроде нормальный. Папа работал у него водителем много лет, помню щедрые подарки, продуктовые пакеты. Почему?

– Не знаю, Свет. Мне кажется, он в тупике. Не понимает, куда идти, что делать…

И я даже немного поняла его. Что говорить о масштабе его проблем, когда меня отказались просто приютить на ночь? Да эти люди только делают вид, что радуются тебе, твоим успехам, а за спиной ядом брызжут.

– Но это уже не мой путь, Свет. Я не вернусь в дом, который оказался магазином, торгующим душами дочерей…

Глава 8

Ястреб

– В смысле – ушла из дома и не вернулась?! – заорал так, что с подноса домработницы выпала чашка кофе. Клавдия взвизгнула и бросилась собирать осколки, шурша на коленях по ковролину.

– Пётр, найдите её! Я сбил все ноги, обзвонил всех её подруг, друзей, но никто ничего не знает! Я даже подумать не мог, что моя дочь может сбежать! Арина… Она же не приспособлена к жизни! Падает на ровном месте, у неё раз в квартал крадут телефон, а в том году с разницей в два месяца ломала руки. Как она? Пропадёт… Пропадёт же!

– Она что, без денег ушла? – сдавил голову, пытаясь усмирить бьющие молоточки ярости, но не помогало. А ведь с утра встал с хорошим настроением, впервые за долгое время. – Документы? Украшения? Ценные вещи?

– Документов нет, а украшения все выложила. Даже кольцо, которое я ей подарил на совершеннолетие, лежит на комоде, только крестик мамин забрала, – хрипел Куликов. По голосу было слышно, что он убит горем, но мне-то от этого что?

Эта своенравная девчонка сбежала, наплевав и на благополучие и на семью. Она всеми силами сопротивлялась, вот только не понимала одного… Что этим только дразнит меня, распаляет то, чему лучше бы дремать ещё лет сто, что ли.

Жадность, дьявольская ярость и желание бурлили в крови бесконтрольным потоком. Ещё никогда цель не была так желанна. Как помешанный или одержимый думал о ней с момента первой нашей встречи.

Брат буквально силой затащил меня на свадьбу дочери мэра моего родного города. И если бы не федеральная программа по инфраструктуре, в которой я выиграл тендер, то ещё столько же не появлялся бы в этом захолустье. А я пошёл, чтобы в морду его наглую посмотреть, чтобы за столом с ним посидеть и вкусить страааах… Обожаю этот пьянящий душу аромат! Это как топливо для меня.

Мэр меня ничуть не удивил, ломался и так отчаянно пытался ставить палки в колёса, зная, что любая модернизация вскрывает бреши в освоенных бюджетах. Бережёт Савельев своё кресло, боится опозориться, но ничего… Ничего, скоро я ему покажу, где его место, шкура продажная. Интересно, а как он заскачет, когда Куликов узнает, что именно мэр помог утопить его детище. Хотя… Что этот старик теперь может? Ничего…

– А что вы от меня сейчас, собственно, хотите? У меня было одно единственное условие, Дамир Ренатович, всего одно, но и с этим вы не справились… Знаете, во сколько оценивается совокупность ваших долгов? Или после восьмого нуля вы устаёте считать и начинаете жрать транквилизаторы? Я привык говорить правду в лицо, так что не обижайтесь, но просто так вы ничего не получите.

Эта семейка меня начинала жутко напрягать. С виду приличная, вполне патриархальная, наполненная семейными традициями, но стоило только копнуть чуть глубже, как полезло дерьмище…

Куликов владеет заводом, доставшимся ему от деда, знаменитого местного мануфактурщика, вот только за последние пять лет старик не сумел приспособиться к стремительно меняющимся правилам и угробил огромное производство. Стал стучаться по банкам, знакомым, нахапал долгов, чем ещё больше закопал и себя, и свою семью. Ну, кстати, это меня напрягало меньше всего. Успех семейного дела – подрастающее поколение. Молодняк чувствует тенденции и, приходя к власти, перестраивает производство, но Куликову не повезло. У него было две дочери. Он явно делал ставку на старшую, вот только её мозги с возрастом перетекли в щёлку, которой она пыталась завлечь богатого муженька.

На той свадьбе Лариса разве что в штаны мне не залезла, пытаясь продемонстрировать всю себя до глубины «души», вот только аллергия у меня на «давалок». Но старшая из Куликовых точно так же, как и я, не переносит отказов. С таким рвением стала обрывать телефон, пытаясь узнать причину… Однако смелости в ней было с гулькин нос. Она так аккуратно обходила формулировки, боясь спросить в лоб: «Почему не я?», но на самом деле её подкосила информация о банкротстве. Не вынесет эта золотая девочка лишений, не умеет плыть против течения, ей бы на матрасике, да с «маргариткой» под жарким солнцем Мальдив.

А вот младшая… Она с таким пренебрежением смотрела в мою сторону, отворачивалась, шугалась и чуть ли в обморок не падала, когда приближался. А на ужине с нерушимой твёрдостью заявила, что никогда не станет моей. НИКОГДА!

Это что за новости? Отказ? Вызов? Приглашение к войне? Дурочка. Какая же ты дурочка!

А я, как придурок, тянулся к ней, как к магниту. Надышаться не мог строптивостью, холодностью. Дикость какая…

И вроде остановиться бы, но никак… Кулаки сжимаются, челюсти скрежещут, а перед глазами круги красные расплываются. Никогда ещё ни одна баба так под кожу не западала! Её же хочется связать, а язык мылом промыть, чтобы колкости стереть навсегда!

Но ничего, милая, ничего… Ты ещё приползёшь ко мне. Сама придёшь, умолять о помощи будешь, потому что в этом городе от тебя отвернутся ВСЕ! Не останется ни одной души, кто сможет тебя спрятать. Обещаю, Арина. Обещаю!

– Пётр… – обессиленно выдохнул Куликов в трубку. – Скажите, что Арина у вас!

– Нет, Дамир Ренатович. Арины у меня нет…

– И где она? – взвыл старик одновременно с взрывом бьющейся посуды.

– А что вы знаете о своих дочерях, кроме как цены? – я рассмеялся и сел в кресло, раздвигая с пульта плотные портьеры, чтобы впустить в спальню солнечный свет. Грубо? Определённо. Но с такими людьми только так. Он недостоин называться отцом. Лишился, когда со спокойствием удава наблюдал, как его старшая дочь продаёт себя. Очевидно, не выдержала этого и Арина. – Давайте поговорим о старшей? Лариса с такой лёгкостью согласилась выйти за человека, которого ни разу в жизни не видела. Как считаете, это нормально?

– Это так же ненормально, как и выбрать себе в жены молоденькую девочку, которую вы совершенно не знаете, – рявкнул Куликов и отключился.

Справедливо. И прав он, конечно… Вот только я мужчина. И в этом мире нам прощаются многие ошибки. Или преступления… Сам пока не решил. Это мужской мир, и правила писаны мужской рукой.

– Зайцев! – рявкнул я, зная, что в это время мой начбез стоит в коридоре.

– Петр Алексеевич, доброе утро, – здоровяк быстро кивнул и встал на своё привычное место. – Какие указания? Машину готовить?

– Готовь, Зайцев, готовь, и поезжай искать девку, – залпом выпил кофе. – У тебя есть сутки, чтобы найти её. Всего сутки…

– Ясно, – снова кивнул он и потупил взгляд.

– Информацию принёс?

– Принёс, – он аккуратно положил на стол папку. – Друзей особо нет, с однокурсниками почти не общается. Домоседка, это стало понятно по детализации её банковских операций. Если Лариса Куликова спускала всё на драгоценности, то младшая коробками скупала книги.

– Ты серьёзно? – гоготнул я, вспоминая Арину. Её образ ну никак не соответствовал тому, что говорит Зайцев. Она такая знойная, сочная, с аппетитными формами. Да меня ж чуть кондратий не забрал, когда девчонка рухнула мне в руки. Такие, как она, из хобби имеют лишь коллекционирование мужских сердец, ну и прыжки по разномастным членам, пока не усядутся поудобнее. Но никак не чтение запойное.

– Да. И ещё, с её номера вечером было совершено сорок семь звонков, в папке список. В основном дети местной элиты. Разговоры короткие, меньше трёх минут. Может, прощалась?

– Не может, Зайцев… Не может. Кров искала, чтобы уйти. А раз ушла, значит, нашла. Начни с них, – я сфотографировал все списки и вновь толкнул папку начбезу. – Дальше что?

– Такси по адресу не вызывалось, камеры с главных ворот перестают бить сразу за поворотом. Она просто растворилась. У парней не было команды следить за ней, Пётр Алексеевич, поэтому они остались у дома.

– Ладно, делай своё дело, – я встал и начал собираться.

Знал, что девчонка ночью вышла из дома. Когда выяснилось, что, отвергнув моё предложение подвезти, она пешком прошла полгорода, а потом тряслась на метро и электричке, приставил к дому Куликовых охрану. Дура строптивая!

Но я был уверен, что побродит, испугает папку до отключки и вернётся. Но недооценил я её. Недооценил…

Не знал, что придётся задержаться в городе, поэтому по глупости приехал в родительское гнездо. Этот огромный дом всегда пугал меня эхом коридоров, массой обслуги, длинной вереницей дверей в комнаты, в некоторых из которых я даже не бывал.

Десять лет меня тут не было. Десять…

Правое крыло было моим, центральную часть занимал Ярослав, мой старший брат, а левое крыло забрал Давид. Кстати, он единственный, кто сдержал слово, данное отцу, и не бросает родовое поместье. Зелень газонов пробивается сквозь тонкий пласт вычищенного снега, фасад отреконструирован, даже подъездная дорожка новая, вместо разрушенной брусчатки.

Занимается, Давидик, занимается… Чего-чего, а вот благодарности в нём побольше, чем у остальных, причём вместе взятых, несмотря на то, что он сводный брат. Отец просто однажды привёл двенадцатилетнего подростка, швырнул его сумку нянечке и сказал, что это наш брат, мы должны его любить, и жить он, естественно, будет с нами.

Мама долго отходила от этой новости. Собственно, как и мы…

– О! Купечество пожаловало, – Давид, как всегда, был одет с иголочки и восседал во главе стола, где раньше сидел отец. По левую руку от него было накрыто и для меня. Хм… Забавно.

На ходу затягивая петлю галстука, сел с другого конца стола и махнул опешившей от шока прислуге. Всех сменил… Никого не оставил, кто мог помнить, кто именно хозяин в этом доме. Себя короновал, хотя ни прав, ни оснований для этого нет. Живет и шикует на те крохи, что я перечисляю ему каждый месяц. Зато шелковый платок за воротом. Царь-скоморох, бля.