– Ты сильно ударилась головой, – снова обратилась женщина. – Возможно, у тебя потеря памяти? Эмма, давай поговорим. Сейчас придет отец и мы пошлем за доктором, тебе обязательно помогут.

Она говорила, не затыкаясь ни на минуту, будто пыталась успокоить. Проблема в том, что, к своему собственному удивлению, я не паниковала.

Мне хотелось разобраться, кто сходит с ума?

Я или мир вокруг.

Потому что мои руки не были похожи на мои, а эти царские палаты и одежда точно не подходили для сиротки из приюта.

Понимая абсурдность ситуации, принялась ощупывать собственное лицо, и женщина, называвшая меня доченькой, восприняла это по-своему:

– Твое личико не пострадало, милая, ты по-прежнему самая красивая девушка в графстве. Да, падение не прошло даром, но шишка на затылке до свадьбы заживет… – Она начала нести какую-то чушь про будущую свадьбу, а я только и могла, что трясти головой, пытаясь вспомнить произошедшее между вспышкой света и тем, как очутилась здесь.

– Зеркало! – потребовала я. – Тут есть зеркало?

Кажется, эти слова окончательно взбодрили собеседницу, она вспорхнула с места и бросилась к резному комоду, откуда извлекла зеркало на тонкой ручке.

– Конечно-конечно, милая. Вот, узнаю свою дочь, даже в такой ситуации всегда заботится о внешности. И какого лешего, спрашивается, ты полезла на эту лошадь? Вот, держи!

Зеркало в тонкой кованой оправе перекочевало в мои руки, кожу укололо холодом металла, а сердце пропустило удар, едва увидела свое отражение.

Замотала головой, попыталась зажмуриться.

– Я сплю… это все сон.

Даже ущипнула себя, ведь такого не бывает.

Из зеркальной глади на меня смотрела я, безусловно я. Но не та, которой была вчера, а как будто другой человек.

Кожа на лице стала ухоженной, идеально гладкой, алебастровой, как после фотошопа наяву, даже небольшой шрам над бровью, который отчетливо помню со вчерашнего дня, исчез.

Волосы – такие гладкие и блестящие, заплетенные в замысловатую прическу, с шаловливо свисающими локонами цвета золота. И все бы ничего, но два года назад я выкрасила свои в черный, а потом добавляла цветных прядей… Эти же локоны никогда не знали краски.

Пухлые губки – идеально очерченные природным цветом. Не искусаны, не обветрены, одним словом – ухожены.

И глаза… зеленые.

Вот тут самое время испугаться и закричать, однако еще крепче вцепилась в металлическую ручку зеркала.

– Почему мои глаза зеленые? – единственное, что смогла произнести, я точно знала: у меня были карие.

– Что значит почему? Эмма, солнышко, ты ударилась головой. Давай ты поспишь…

Но спать не представилось возможным, потому что двери комнаты распахнулись и внутрь ураганом влетел мужчина.

Высокий, худой, с проседью на некогда темных волосах, и в одежде все того же восемнадцатого века.

Следом за ним показался мальчишка, который и запер двери.

– Если об этом узнают слуги, Мишель, – первое, что услышала я от мужчины в сторону мальчишки, – если твои догадки верны! Это катастрофа! Наша семья не вынесет этого позора!

Мужчина бросился к кровати, будто коршун нависая надо мной.

Невольно вжалась в подушку и выставила вперед руки.

– Эй, вы что себе позволяете! Отойдите, немедленно!

– Помолчи! – рявкнул он, и я застыла. Вот теперь стало страшно.

Глаза этого взрослого мужчины, годящегося мне по всем прикидкам в отцы, были такими же, как у меня – зелеными.

– Что последнее ты помнишь? – прямо задал он вопрос.

С опаской заелозила по перине, очень хотелось провалиться сквозь нее. Взгляд заметался по комнате в поисках поддержки хоть откуда-то.

– Станислав! – К мужчине подлетела женщина, повисая на рукаве и пытаясь отвести подальше. – Эмма ударилась, зачем же ее пугать? Давай она отдохнет… а завтра вы спокойно поговорите…

Но тот даже слушать не стал, выдернул руку и ткнул тонким длинным пальцем в мой лоб.

– У тебя есть единственный шанс рассказать сейчас все, дрянная девчонка. Если решила разыграть отца и мать, прикинувшись переселенкой, – процедил он, глядя в глаза, – то советую не ломать комедию и прекратить эту игру. Мне плевать, хочешь ты замуж или нет, это твой долг. А иначе…

Нервно сглотнула.

– Что иначе? – зачем-то переспросила, по-прежнему ничего не понимая до конца, впрочем, что бы там ни было, ни в какой «замуж» я точно не собиралась. – А вообще, хватит в меня тыкать. Я вас впервые в жизни вижу, мужчина!

Найдя в себе силы и смелость, скинула палец со своего лба и попыталась сесть ровнее.

Лицо мужчины вытянулось, будто не руку его убрала, а пощечиной треснула.

Женщина рядом с ним тоже притихла, а через мгновение принялась рыдать.

– Нет, Станислав. Это же наша Эмма, быть такого не может… ну сам посуди… Разве молния бьет дважды в одно и тоже место?

– Мам, давай выйдем. – Мальчишка, стоявший до сих пор молча, взял женщину за руку и настойчиво повел к двери.

Стоило остаться в комнате наедине со странным типом, как ощутила себя кроликом на разделочном столе у мясника. А именно – в очень большой опасности.

– Только подойдите ко мне, – зачем-то пригрозила я. – Буду кричать!

Но мужчина не шелохнулся.

Стоял, так же уничтожая взглядом, поджимал губы, пока не спросил:

– Как тебя зовут? – И спустя долгую паузу добавил: – По-настоящему. И не смей врать, я знаю, когда моя дочь врет, а когда говорит правду. Ты Эмма?

Я помотала головой, понимая, что отпираться глупо. Уже и так наговорила достаточно для подозрений.

– Ника, – ответила ему. – Точнее Вероника.

– Откуда ты? У тебя есть семья? Что помнишь последнее? – вопросы посыпались один за другим, и по какой-то причине я отвечала на них.

– Сирота, выросла в приюте, последнее, что помню, как отработала смену в магазине, а потом меня… – Тут сглотнула, воспоминания о вчерашнем нахлынули со всеми подробностями… Затрясло.

– А потом? – продолжал вопрошать мужчина. – Ты умерла?

Я подняла на него взгляд, не понимая, откуда он может знать это.

– Как вы узнали?

– Догадался, – мрачно ответил он и бессильно рухнул в свободное кресло. – Это катастрофа… Эмма… добилась своего… упрямая девчонка. Глупая, избалованная девчонка. Или… – Станислав резко замолчал, в комнате повисло тягучее молчание, а в следующий миг он подскочил к кровати и взмолился, заглядывая в мои глаза: – Эмма, девочка! Скажи, что пошутила. Прекрасная шутка, понимаю, ты пошла на этот шаг, лишь бы сорвать помолвку, но это слишком далеко зашло. Не иначе как ты специально придумала историю с переселенкой. Очень правдоподобно… Я почти поверил, но подумай о матери! Не разбивай ей сердце!

Станислав явно ожидал какого-то ответа, будто признаюсь, что происходящее шутка, мы вместе посмеемся, и на этом все закончится.

Вот только мне было не смешно, я не могла сказать то, чего он ожидал.

– Может, объясните, какого черта здесь происходит? – все же спросила его.

В зеленых глазах мужчины сверкнула слеза, которую тот резко смахнул.

Он выпрямился, поправил чуть съехавший камзол и, поджав губы, не давая никаких разъяснений, покинул комнату.

Я осталась одна.

– Эй! – крикнула в сторону двери. – Это невежливо!

Но меня если и слышали, то не спешили показывать хорошие манеры.

Понимая, что предоставлена сама себе, попыталась встать с кровати.

Очень медленно переползла к краю, опустила ступни и вначале села. Тело слушалось плохо, все вокруг кружилось.

С опорой на старинный комод я все же встала на ноги.

Двигаясь очень медленно, буквально по стеночке добралась до окна. Нужно взглянуть на мир снаружи, прежде чем окончательно осознать…

– Кажется, я видела такое в фильме, – пробормотала вслух. – Там перевоспитывали мажора, сделали холопом.

Вот только если в фильме была логика и цель, то в происходящем со мной ее не наблюдалось.

Перевоспитывать сироту вряд ли нужно, тем более помещая в практически царские условия.

Я не идиотка и успела понять: эти люди – мужчина, женщина и мальчик – точно не крестьяне, и комната с расписным интерьером находилась явно не в захудалом домишке на краю деревни.

Добравшись до окна, отдернула тяжелую портьеру, чтобы выглянуть наружу.

Беглый осмотр округи дал понять только то, что я находилась на втором этаже достаточно большого дома с очень ухоженным садом.

Об этом своим видом намекали аккуратные кустики роз и яркие клумбы.

Все уличное великолепие окружал кованый забор, за которым виднелись другие постройки: конюшня, скотный двор, какие-то сараи. В той части суетились люди в простых одеждах, видимо работники.

– Прекрасно, есть два варианта: либо я действительно в средневековье, – саркастично выдала я себе под нос, – либо, что более вероятно, сошла с ума и брежу где-то в больничной палате.

Причем последнее многое бы объяснило. Например, даже то, почему я так плохо передвигаюсь – наверняка меня держат в смирительной рубашке и под препаратами…

В этот миг двери вновь открылись.

Я вздрогнула и обернулась.

Теперь на пороге стояли трое.

Станислав, мальчишка и незнакомый старик. Он напомнил древнего мудреца, сошедшего со страниц сказок о звездочетах. Разительно отличалась и его одежда – походный плащ до пят, почему-то мокрый. Можно подумать, гость стоял под проливным ливнем, однако за окном светило яркое солнышко и до самого горизонта не виднелось ни одной тучки.

– Это она? – спросил старик скрипучим голосом, делая шаг в комнату.

– Да, – скупо ответил Станислав. – Но уверен, вы зря прибыли, магистр Стефаниус. Эмма всегда отличалась фантазией в своих выходках. Эта очередная из них, поиграет в «переселенку» и прекратит. Вам ли не знать девичью строптивость, она просто не хочет замуж. Уверен, вы можете возвращаться обратно.

Старик остановил его жестом.

– Я сам разберусь, – отрезал он. Станислав умолк и грозно зыркнул на мальчишку. Старик же медленно продолжал приближаться, но разговаривая при этом не со мной. – Мишель, ты верно сделал, что вызвал меня. Очень отрадно понимать, что ты осознаешь все последствия, в отличие от отца и матери. Спрятать переселенку – может стать смертельно опасной затеей.

Старик остановился в метре.

Не спешил садиться в кресло и не спешил говорить.

Мне же становилось все труднее держаться на ногах, пришлось крепко вцепиться руками в подоконник, чтобы не рухнуть.

– Значит, ты Вероника, так сказал Мишель, – наконец произнес он. – Рад познакомиться. Я – магистр Стефаниус, глава академии магических наук и технологий.

Не сдержала нервный смешок.

Вот теперь точно без сомнений. Я сошла с ума!

– Понимаю, все, что расскажу, покажется тебе странным, – продолжал старик. – Но я не шучу, и все произнесенное будет чистой правдой.

– Ну да, ну да, – не стала спорить с ним. – Кто ж врет психам, с нами только правду и ничего, кроме правды.

– Знаю, ты растеряна, – старик протянул руку, на которую я с опаской покосилась, – и сейчас упадешь, если не дашь себе помочь.

Замотала головой, но зря. Комната поплыла сильнее, и протянутая рука пришлась кстати.

Я вцепилась в не по-стариковски сильные пальцы, невольно принимая помощь, от которой мгновение назад желала отказаться. С другой стороны на помощь подбежал мальчишка.

Вдвоем, под осуждающим взглядом Станислава, они отвели меня обратно к кровати, где вновь усадили на перину.

– Вы разве не видите, она притворяется! – громко произнес Станислав. – Эмма, еще раз взываю к твоему разуму. Одумайся! Понимаю, у тебя был перед глазами пример старшего брата, и ты решила поломать комедию… но!

Тут уже мое терпение лопнуло.

– Я не Эмма, сколько можно повторять! Что мне сделать, чтобы меня перестали так называть?

Прозвучало резко, но, кажется, окружающие наконец решили услышать и внять.