Я взял пузатую кружку с шапкой пены и пробрался к тому краю стола, где для меня пригрели местечко. К той самой троице, которая международную политику обсуждала.

– Что-то ты смурной какой-то, Иван Лексеич, – критически оглядев меня, изрек растрепанный мужичок в вельветовом коричневом пиджаке и черной водолазке. Убей, не помню, где он у нас работает. Пересекались точно, но не общались. Иначе бы запомнил. Двое его друзей были, похоже, не с нашего завода.

– Наверняка баба что-то нахимичила! – авторитетно заявил второй. Сутулый, длинный и в плоской кепочке на затылке. Как у него уши не отваливаются с таким головным убором зимой?

– Все бы тебе про баб, Гриша! – хохотнул третий, кругленький и лоснящийся, как свежая булочка.

– Ты давай, Иван Лексеич, изливай душу, сразу легче станет, – «вельветовый пиджак» похлопал меня по плечу и приподнял кружку. Остальные поддержали. Ну и я тоже, зря что ли пришел? Стекло звякнуло о стекло, на пальцы плеснула пена. Я сделал глоток. Ну… Не так плохо, как могло бы. Разбавлено, но не до состояния подкрашенной водички. Слегка горчит. Впрочем, пивным гурманом я не был, просто темное как-то всегда больше любил, чем светлое. Светлое всегда было на мой вкус слишком жидким.

– Да к другу бывшему я заходил тут неподалеку, – сказал я. – И бывшей моей девушке, которая теперь его жена.

– Воооот, я же говорил, что в бабе все дело! – «кепочка» поднял узловатый палец.

– Так и что? – перебил его «булочка». – Чем закончилась встреча на высшем уровне?

– Да ничем, – буркнул я. – Их сыну семь месяцев. Хотел помириться вот, но не задалось.

– Это ничего, Ваня, – «вельветовый пиджак» вздохнул и приобнял меня за плечи. – Ты вон какой красавец. И девушку новую найдешь, и друзья еще будут получше, а не как этот. Верно я говорю?

– Это точно, – «булочка» поднял кружку и пропел. – Если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло. Верно, мужики?

Окружающие одобрительно залопотали. Кто-то даже напел смутно знакомый мотивчик. Эй, рула-те-рула-те-рула-те рула…

– Между прочим, у меня дочка недавно восемнадцать отпраздновала, – доверительно сообщил «булочка». – Девица – шик-блеск! Кровь с молоком, в сельхозе учится. А борщ такой варит, что весь квартал слюнки роняет. Хочешь, познакомлю? Махом забудешь про эту свою шаболду бесстыжую!

– Да погоди ты, Сеня, со своей Людкой! – засмеялся «вельветовый пиджак». – У них там в многотиражке знаешь какая фифа вертлявая работает? Ооо!

– И что твоя вертлявая фифа на кухне может?! – возмутился «булочка». – Попой крутить?! Нееет! Я тебе вот что скажу! Жениться надо не на вертлявых фифах, а на настоящих бабах! Чтобы и котлеты накрутить, и борща наварить, и сковородкой отоварить, если на бровях домой явился! Как Людка моя! Слушай, давай правда познакомлю, а? Будешь за ней, как за каменной стеной!

В голове слегка зашумело. То ли от нескольких глотков пива, то ли от дыма коромыслом, то ли потому что меня отпустило. Воспоминание о разговоре с Гариком и Оксаной как-то отодвинулись на второй план, подернулись дымкой. Ощущение тоскливой безысходности и нависшего над головой дамоклова меча неведомой опасности рассеялось. В конце концов, ну и что такого? Внезапно смертен любой человек, а не только отдельно взятый Иван Мельников, что-то не поделивший с коррупционированным столичным чиновником. Любому может на голову кирпич упасть. Или, там, Аннушка с пролитым подсолнечным маслом в самый неожиданный момент на дороге попадется. И что теперь? Забиться в угол и трепать себе нервы по этому поводу?

Прорвемся, Жан Михалыч! Ты уже справился с этими человеческими отбросами один раз, справишься и второй.

Я снова оглядел бар. «Булочка», размахивая руками, рассказывал историю из своей молодости, как он без памяти влюбился в актрису любительского театра, красивую, что даже глазам было больно. Ах, как она дышала духами и туманами! А он тогда был молодой совсем, глупый, только из деревни приехал. Поступил в политех, подрабатывал по ночам грузчиком на вокзале, и все деньги спускал на зазнобу свою. Женился даже. Счастлив был, как ребенок. И только потом прозрел, что его его дама сердца замуж за него выскочила, потому что ей двадцать семь стукнуло. Все обожатели стремительно стареющей звезды разбежались.

– И толку от нее оказался – один пшик! – откровенничал «булочка». – Это на сцене она блистала, а когда косметику с себя всю смыла, оказалась обычной бабой. Готовить она не умела, белоручка.

– Воспитывать пришлось, – вздохнул он. – Даже почти нормальная баба сейчас стала. Но столько крови у меня выпила, ужас!

Я посмотрел на дно своей кружки и задумался, не взять ли вторую. В этот момент интеллигент с бородкой с другого конца стола поднялся, сложил газету и принялся откапывать из-под кучи зимней одежды на вешалке свое пальто.

Пожалуй, и мне тоже пора.

– Спасибо, мужики! – совершенно искренне сказал я. – Поговорил с вами, и правда легче стало.

– Ну вот! – хохотнул «вельветовый пиджак». – А я что говорил?

Я пожал всем руки, натянул пальто, благо искать его долго не пришлось, потому что я зашел в бар одним из последних. И вышел на улицу. Запрыгнул в троллейбус, сунул в компостер билетик. Подумал, что надо бы проездной купить, дешевле выйдет. Да и билетики эти покупать постоянно надо, вот сейчас остался последний…

– Рула-те-рула-те-рула-те-рула… – мурлыкал я, открывая дверь в свою комнату. Щелкнул выключателем. Повесил пальто. Из-за ремня брюк выпала дермантиновая папка на молнии. Несколько секунд я смотрел на нее с изумлением, пытаясь вспомнить, что это такое и откуда у меня взялось.

Глава пятая. Это очень хорошо, даже очень хорошо

Я задумчиво крутил в руках перстенек, потом надел его на мизинец правой руки. Милая вещица. Черненое серебро, зеленый камень с мутными вкраплениями. На самом деле, было что-то знакомое в этой вещице. Смутно. Как те самые пятна внутри изумруда. Мне кажется, или я уже видел подобное украшение? Хотя может это из-за того сеанса гипноза. Слишком долго и старательно я представлял на себе это кольцо. А теперь, когда я вернул его на его привычное место, меня и накрыло ощущением «знакомости».

Еще там была тетрадка с моими записями. Я прочитал их все, от корки до корки. Но практически ничего нового не узнал. Ну, за исключением того, что я не очень хорошо умел вести наружнее наблюдение.

На последних страницах было что-то вроде письма-обращения на тот случай, если я, Иван Мельников, неожиданно и внезапно скончаюсь или исчезну без следа.

«Прохор Иванович Нестеров, родился в р.п. Закорске Новокиневской области, закончил экономический факультет Новокиневского Государственного Университета. С 1972 года – сотрудник Министерства внешней торговли СССР».

Бла-бла-бла, в служебное положение в целях личного обогащения…

В общем, суть письма в том, что я пока маленький и слабый, а он – могущественный и высокопоставленный. И если я не смогу довести дело до конца и вывести этого куркуля на чистую воду, то, надеюсь, найдется тот, кто подхватит этот упавший флаг и доведет дело до конца.

Доказательств нет. Одни подозрения. В основном основанные на личном наблюдении за образом жизни. Ну и хорошее знание имущества в его квартире, конечно. Хотя супруга Нестерова ни разу в этой тетрадке не упоминается. Хотя именно она явно и была источником информации.

Я снова принялся созерцать кольцо. Про него в тетрадке не было ни слова. Такое впечатление, что оно было частью совсем другой истории, никак с Прохором и его ветреной супругой не связанной.

Но вот какой?

Вспомнился почему-то новый год с семьей. Растерянная мама, взбешенный по началу отец. Наверняка моего предшественника в этом теле тоже занимала загадка его появления на свет. Может это кусочек от этого пазла?

Я покрутил кольцо на мизинце. Привычно так сидит. Как тут и должно.

Ладно, уже полночь почти, а мне с утра опять на работу.

Я забрался под одеяло и ткнулся носом в подушку. Она все еще хранила терпкий запах дашиных духов. Губы сами собой растянулись в мечтательной улыбке, и я отрубился.

Я разложил на столе пять писем, вышедших среди меня в «финал». Написаны грамотно, истории не то, чтобы банальные. Ну и не очень тоскливые, что тоже важно. Если начать публиковать чернуху и безысходность, то я моментально растеряю очки, набранные тем выступлением в парткоме. Значит рубрика «про личную жизнь» должна быть жизнеутверждающей, а не расписывающей ужасы советского быта в красках, с прологом и эпилогом. Погрыз колпачок ручки, посмотрел на потолок – стандартные методы призыва вздохновения. Набросал три варианта подводки. Вздохнул. Посмотрел наискосок через кабинет нашей редакции. На Дашу. Которая склонилась над столом и азартно и быстро записывала что-то в своем блокноте. Кончик ее розового языка то и дело скользил по губам. Мысли сами собой свернули в игривую сторону…

Так, стоп. Вернемся к проблемам наших женщин. Третья рабочая смена, дети и кухня.

Такие разные и такие одинаковые истории.

Комментарий психолога тут был бы неплох, но… Узок круг этих специалистов и страшно далеки они от народа…

Я снова посмотрел на Дашу.

«Почему не надо заниматься сексом на Красной площади? – подумал я. – Советами замучают!»

О, точно!

Советы!

Нафиг психолога, тем более, что я понятия не имею, насколько спец окажется интересным для публикаций. Надо просто вовлечь читателей!

Я снова схватился за ручку, перечеркнул прошлые варианты подводки и написал пламенный призыв про дружеское плечо, поддержку и ценные советы от людей с более богатым жизненным опытом.

Вот теперь хорошо! Можно занимать очередь на печатную машинку. Эдик как раз с жужжанием вынул из нее лист и с чувством глубокого удовлетворения на лице перечитывал.

– Кстати, Эдик, а что там с новым цехом? – спросил я, откинувшись на спинку стула.

– А про новый цех нам намекнули, что он не нашего ума дело, – скривился Эдик. – Закрытый и засекреченный. И не для болтливых и сующих всюду свой нос журналистов.

– Так он же сразу планировался каким-то военным, разве нет? – нахмурилась Даша. – Я недавно в курилке слышала, что среди рабочих целая баталия развернулась за места в нем. Там надбавка и переработки вдвое против обычного оплачиваются.

– Да не военные там шины, – сказала Вера Андреевна. – Минвнешторг там. На экспорт будут делать, валюту для страны зарабатывать.

– А еще там столовая у них собственная, – сказал Эдик.

– А нам-то почему туда нельзя? – спросил я. – Государственные тайны по незнанию разболтать можем?

– Да там все наперекосяк просто с самого начала, – Эдик махнул рукой. – Сначала поставили одного начальника цеха, потом быстро сместили, назначили нового. А потом приехал этот Нестеров, влез во все дела и вроде как теперь поставили третьего, а предыдущего вообще под суд отдали. Цех еще работать не начал, а там уже сплошные махинации вокруг. Помнишь, милиция приезжала позавчера?

– Ну… – с сомнением кивнул я. Кажется, момент с милицией я пропустил, потому что был занят чем-то более важным.

– Короче, Антонина Иосифовна сказала не соваться пока, – подытожил Эдик. – Когда будет можно, нам отдадут команду и пропуски выпишут. А пока занимаемся другими делами. Вот, например, медаль всесоюзной выставки наши шины получили. И план наш завод перевыполнил. Ты что-то напечатать хотел, смотришь так загадочно?

– Ага, хотел, – я кивнул.

– Ну так чего молчишь-то? – Эдик выбрался из-за своего стола. – Я на сегодня закончил, пойду покурю. И в столовку загляну, может там еще пирожки с обеда остались. Даша, компанию не составишь?

– Не могу, у меня интервью горит, – Даша помотала головой. – Еще вчера надо было закончить…

– Эх, ладно, – вздохнул Эдик. – Пойду один, мне не привыкать…

Когда дверь за ним захлопнулась, Даша тут же подняла голову.