– Ты видела этот асфальт? Если я поеду быстрее, ты вылетишь из кресла при первой же трещине.

– Тогда развернись еще раз, как ты сделала на выходе.

– Ты с ума сошла, – но я слушаюсь, кручу ее в кресле и на максимально возможной скорости довожу до клумб.

Она в восторге, как школьник, которого отпустили с занятий пораньше, потрясает кулаком в воздухе, хватается за подлокотник снова и радостно кричит, когда из-за трещины на дороге ее подкидывает в кресле.

– Довольна? – Я смеюсь и притормаживаю, поворачивая Ба лицом к клумбам ярко-желтых нарциссов, склонившим головки будто в молении, и хору крокусов с лавандовыми шейками.

Я останавливаю кресло у скамейки и подпираю тормоз.

Ба тянется к моей руке, пока я сажусь.

– Да, довольна. – Она улыбается мне, не цветам.

Я легонько жму ее руку и пытаюсь отогнать подступающие слезы. Недолго осталось нашей маленькой семье. Да, расти с женщиной за шестьдесят и за семьдесят в роли матери было тяжело, но она всегда принимала меня полностью, как я есть. Кто будет так относиться ко мне, когда ее не станет? Лиза? Остин?

Может, это мой страх потери мутит воды моей фантазии и создает в голове радушную компанию мертвых писателей?

Я указываю на цветы.

– Похоже, и в таком месте жизнь не запретить.

– Хм. Да. – Ба смотрит на клумбы, в основном еще спящие под покровом прошлогодней смерти. Она протягивает хрупкую руку к ближайшему нарциссу. – Сады так себя и ведут, правда? Воплощают красоту в реальность, даже если на них никто не смотрит. Напоминают нам, что все наше человеческое искусство – только отражение чего-то большего. Все сады в мире, наверное, связаны с архетипическим изначальным садом. Осколки рая, разбросанные по миру.

– Красиво, Ба. Ты все еще хороший поэт.

Она еле слышно смеется.

– Может быть. – Ее взгляд обращается ко мне. – Ну а ты и твои истории?

Я отворачиваюсь, смотрю на серо-зеленые стебли ирисов, взрезающих темную землю. Слышно, как первая пчела вьется у цветка.

– Боюсь, у меня нет времени сейчас.

Ба снова выпрямляется, смотрит мне в глаза.

– Чушь несешь и сама это понимаешь, девочка моя. – Она поджимает губы в прямую линию.

– Все в порядке, Ба. Просто я этим баловалась в детстве…

– Не только!

– Ну да, но…

– Так когда она выходит? Вот что мне хотелось бы знать!

– Ба, не так все просто. – Хотя технически могло быть и просто. У меня есть роман, и ничего не мешает мне отправить его в большое плавание…

Только вот у дурацкого бестселлера «Звездный фолиант» сюжет невероятно похож на мой. Если я и опубликую книгу сейчас, меня высмеют за вторичность.

– Глупышка. Конечно, это непросто. Кто сказал, что будет легко? Ты все еще не поняла, что должна вступить в борьбу!

– Какую еще борьбу? – Я сразу же сожалею, что спросила. Она волнуется.

– Борьбу против коварства зла!

Окей, если я хочу что-то узнать сегодня, то нужно спрашивать быстро, прежде чем истощение ее доконает.

Ба смотрит в сторону дверей:

– Как думаешь, уже обед?

– Я хочу спросить кое-что, Ба. У нас в стеклянном шкафу есть старинные издания…

Она кивает:

– Ты хочешь их продать.

Я выдыхаю.

– Они стоят чуть больше, чем указано на ценниках. «Волшебник страны Оз»… нас бы очень выручил.

– «Выручил»? Нужны деньги?

Я прикусываю губу. Ненавижу беспокоить Ба. Или заставлять ее сомневаться в том, что я справляюсь с магазином.

– Да, нам нужны деньги. Мы немного не успеваем оплатить налог на недвижимость. И еще нужно было вызывать сантехника. Если продать книгу, то можно заплатить налоги и покрыть пару месяцев здесь.

– Ты сама виновата, что сдалась и больше не пишешь. Трусиха! – В голосе ее слышен гнев.

Я закрываю глаза.

Птица больше не поет, мир затих, как всегда бывает перед грозой. За деревьями гул машин становится все громче.

Я делаю глубокий вдох, нервно облизываю губы.

– У нас не так много покупателей сейчас.

– Просто спад. Скоро все наладится.

– Надеюсь. А пока… ты будешь против, если мы продадим книгу?

– Я не против. Но Бобби не говори, он на нее уже давно слюни пускает. Фрэнк мне ее сам подарил, хотя это было так давно, что он уже и не помнит, наверное. Я думаю, он бы понял.

Вот опять. Я почти отговорила себя поднимать эту тему. Но сейчас…

Игнорируя «Бобби», я спрашиваю про самое интересное упомянутое имя.

– Фрэнк сам ее тебе отдал? Фрэнк Баум, автор книги?

– Конечно, кто же еще?

– Но он… умер. Задолго до твоего рождения.

– Они так помогли мне, когда ты была маленькая. Тебе стоит спросить у них. Они наверняка нас выручат. Они знают, что мне больно видеть магазин на мели.

– Кто, Ба?

– В саду конечно же! Они помнят, что для меня значил тот день – день, когда ты появилась в моей жизни.

Мое сердце оседает под весом новой информации. Мое прошлое, мои родители тоже часть всего этого?

Нет, должно быть, стареющий мозг Ба выдумывает небылицы. Я не верю ей, но лучше подыграть, чтобы не расстраивать старушку.

– Расскажи мне о том дне.

Ба улыбается морщинками в уголках глаз и прикладывает палец к губам.

– У всех свои секреты, девочка моя.

Первые капли дождя падают из промокших облаков, раскрашивая бежевую дорожку в кружки размером с медную монетку.

Ба поднимает руку и рассматривает каплю на обвисшей коже.

– Дождь начинается, – почему-то она звучит так, будто боится.

– Да, пора возвращаться.

– Почему ты меня вытащила в дождь? Убить меня хочешь?

– Конечно нет. Я сейчас увезу тебя. – Я поворачиваю коляску к дому и аккуратно везу ее по потрескавшимся дорожкам.

– Мокро! – Она пытается повернуть кресло, в глазах огонь.

– Прости, Ба. – Я пытаюсь не заплакать. – Прости.

Все чаще появляются приступы – словно Ба заменил злой двойник. Меня предупреждали, что мозг подводит ее, как и тело.

– Теперь из-за тебя мы опоздали на обед! – ее ярость наступила быстрее, чем дождь.

– Еще не поздно. – Я ускоряю шаг. – Сейчас мы пообедаем.

За моей спиной сад занавешен пеленой дождя.

В голове моей больше вопросов, чем ответов, а в сердце больше трещин, чем в этом тротуаре.

Глава 10

Главная задача любого автора – рассказать историю о людских переживаниях, и я имею в виду универсальные, общие переживания: тревоги, заботы и дары человеческого сердца, которые не знают расы, времени, условий.

Уильям Фолкнер

Вторую половину дня я провела, разбирая счета, решая, какие расходы можно урезать, и обыскивая Интернет в поисках инструкций, как вести успешный бизнес; первый совет в списке: найдите место с большим потоком людей.

Отлично.

По крайней мере безрезультатные поиски отвлекают меня от фразы: «Они помнят, что для меня значил тот день – день, когда ты появилась в моей жизни».

Безумие, от начала и до конца. Только представьте себе, что Сад действительно существует, Фрэнк Баум подарил Ба первый экземпляр «Волшебника страны Оз», и самое главное, что люди, которых я увидела во сне в этом Саду – все мертвые писатели – могут что-то знать о том, кто я и как спасти Книжный магазин.

Даже если бы я правда верила, что поиск себя настоящей даст ответы на мои вопросы, почему я стала бы искать эту информацию в Саду, а не в частных или открытых архивах?

Приходят мои Писатели будущего, но как только я отсылаю их в шкаф, Лиза зовет меня обратно к прилавку.

Курьер на велосипеде просит расписаться за получение солидно выглядящего отправления.

– Что там? – Лиза за кассой встает на цыпочки.

Я вскрываю конверт. Хоть бы раз в почте оказалось что-то хорошее.

Пробегаюсь глазами по единственной страничке, отпечатанной на бланке городской администрации.

Затем возвращаюсь к началу письма со слезами на глазах и комом в горле.

– Что там? Что такое? – Лиза выходит из-за стойки и заглядывает мне через плечо.

– Администрация забирает книжный. – Слова едва слышно, будто я не могу говорить.

– Как они… – Она смотрит на лист, который я прочла уже трижды. – Рекви…

– Реквизиция. Проще говоря, они могут забрать частную собственность для городского использования. Конечно, они должны выплатить компенсацию, но имущество они забирают.

– Зачем городу понадобился Книжный?

Я снова читаю письмо, будто в этот раз буквы скажут мне что-то приятнее.

– Они его продадут застройщикам, потому что отель обещает больше выгоды для города. Судя по всему, этого достаточно.

– Это…

– Ужасно.

Должно быть, вот в чем Блэкбёрн угрожал мне пару дней назад. Последний шанс, а не то будет хуже.

Когда ты не знаешь, кто ты на самом деле, другие люди могут забрать у тебя. Забрать то, что является твоим.

Так, сейчас не об этом. Слишком странно, что Л. Фрэнк Баум тоже мог меня предупреждать.

– Нельзя сдаваться, Келси. Что-то же можно сделать…

– Конечно. И денег на адвоката у меня в избытке.

Я засовываю письмо обратно в конверт и кладу его за кассу.

Хочется углубиться в Интернет и начать искать информацию о нашей последней катастрофе, но меня ждут ученики.

Иду обратно мимо стены с плакатами, поддаваясь неверной фантазии лишь на миг, пока пробегаюсь пальцами по силуэту египетских пирамид, итальянского побережья, голубых куполов Греции, византийским башням Стамбула. Они так красивы, что зовут за собой, по ту сторону реальности.

Ученики не пишут.

Хаос затихает, когда я вхожу в детский отдел и прочищаю горло на манер недовольной библиотекарши.

– Как идут дела?

Дети разбегаются по местам, берутся за ручки.

Я ухмыляюсь, чтобы сбросить напряжение. В конце концов, наши занятия должны быть веселыми.

– Ну же, вы знаете, я рассчитываю на вас. Хотя бы один должен стать будущим Фицджеральдом или Хемингуэем. За вычетом алкоголизма, конечно.

Саанви Мета, девятиклассница, поднимает руку.

Я улыбаюсь и присаживаюсь за деревянный стул во главе стола.

– Можешь не поднимать руку, Саанви. Мы все здесь друзья и коллеги по перу.

Она нервно проводит рукой по волосам, мягким, как вороное крыло.

– Хорошо. Я просто подумала – вы не рассказали нам, о чем ваша история.

Безобидный вопрос наносит мне тяжелый удар прямо в сердце, выбивает воздух из легких. Группа по вторникам и четвергам должна радовать меня, а не напоминать об ушедших возможностях.

– Я здесь, чтобы помочь вам развить творческие способности. – Я осматриваю скрытый потенциал, сидящий со мной за столом. Милые дети, встраивающиеся в иерархию средней школы ничуть не лучше, чем я в свое время. Надеюсь, что никому не довелось пережить тех же ран. – Я здесь, чтобы помочь вам стать гениями, потому что я уверена, что внутри каждого из вас живет шедевр, и очень важно, чтобы вы его написали.

– Почему? – Лили дергает спиральный корешок на своей тетрадке. – Почему это важно? Случится что-то плохое?

Хороший вопрос.

В конце стола Алехандро наклоняется и кричит:

– Конец светаааа…

Я смеюсь.

– Может, не настолько плохое.

– Мисс Келси, а у вас внутри есть шедевр? – спрашивает Джэ, мальчик с растрепанными волосами и толстыми очками – и те, и те кажутся слишком большими для его головы.

Может быть. Наверное, нет.

Жизнь научила меня, что мои истории скорее всего слишком оптимистичны, слишком по-детски наивны, это не те безнадежно-депрессивные книжки, что сейчас становятся бестселлерами. Одна из причин, по которой я за последние два года не написала ни слова.

Без таланта к коммерциализации творчество и истории быстро превратились в трату времени, попытку эскапизма. Но я не собираюсь расстраивать детей правдой, ведь вдруг кто-то из них этот талант имеет?

– Мисс Келси? Алло?