Он подходит ближе и быстро целует меня в щеку.

– Тоже рад тебя видеть.

Остин милый, как и обещала моя бывшая соседка по колледжу, Аманда, когда она нас познакомила. Сказала: «Вы хорошо подходите друг другу». Он немного меня выше, а его светлые волосы и голубые глаза полная противоположность моим.

– Прости. – Я принимаю предложенный стаканчик. – Просто я тебя не ожидала. У меня сегодня занятие…

– Какое занятие?

Я вздыхаю. Сколько раз я говорила, что у меня заняты вторники и четверги? Мы, правда, встречаемся всего около месяца, но он уже зовет меня «своей девушкой», а это накладывает определенные обязательства – внимание к деталям, например.

– Мои юные писатели. Я должна к ним вернуться. Что такое? – Я бросаю взгляд на шкаф.

– Очевидно, кофе.

– Почему ты меня не спросил? Я уже выпила кофе сегодня.

– Если ты его брала в той забегаловке…

– Кафе «Глазунья» – не забегаловка, Остин. И кофе Анамария варит замечательный.

Он пожимает плечами.

– Как скажешь. Но я эти стаканчики пять кварталов нес, потому что рядом ни одной приличной кофейни нет.

Я вздыхаю еще раз и делаю глоток. После долгого пути кофе едва теплый.

– Предпочитаю местный бизнес, Остин. Важно поддерживать соседей по району.

Мы оба оборачиваемся на звук Лизиного нескрываемого смеха. Она разводит руками.

– Для вашего сведения: кажется, поддерживать район – дохлый номер.

– Анамария согласилась предоставить кофе для нашей большой акции – КофеПятница! – В конце реплики мой голос съезжает в режим продавца. – При покупке книги по пятницам получаешь бесплатный кофе!

– Не думаю, что кофе тут чем-нибудь поможет, Келси. – Лиза переглядывается с Остином, как будто они сообщники по пессимизму, и говорит ему: – Блэкбёрн заходил сегодня.

– Келси, когда ты уже признаешь неизбежное? – Остин отпивает кофе, морща нос из-за температуры, и почему-то мне кажется, что это моя вина. Он машет рукой в сторону столов с рукоделием. – Даже если тебе удастся держать магазинчик на плаву, раздавая кофе и продавая хлам от местных ткачей и гончаров, отель все равно задушит это место.

Я с громким стуком ставлю стаканчик на стойку, отчего кофе проливается через маленькое отверстие в крышке. Медленно смахиваю каплю с поверхности.

Остин озвучил мой самый большой страх, будто бы я этого не понимаю. Словно сигнал, предупреждающий о том, что топливо заканчивается, когда ты уже много километров внимательно следишь за движением стрелки на датчике.

– Кроме того, тебе нужны деньги на дом престарелых для твоей бабушки.

– Она не моя… – Я проглатываю последние слова. Мы с ним еще не на этой стадии. – Разве можно сказать наверняка. Может быть, отель принесет нам новых покупателей, когда его достроят.

Тем не менее я понимаю, что хватаюсь за соломинку. Если я откажусь продавать магазин, роскошный отель «Белая орхидея» будет моим соседом с восточной стороны, но клиентура его будет проводить время по другую сторону отеля, в примыкающем к нему конференц-центре – отнюдь не в местных книжных.

– Кроме того, в чем смысл платить за уход за Ба деньгами от сделки с Блэкбёрном? Сам факт продажи ее убьет.

Остин тяжело вздыхает, как терпеливый родитель, поставленный в тупик, и проводит рукой по своим коротким волосам:

– Тогда вот тебе мой совет – совет человека, который пока что довольно хорошо справлялся, заметим – сделай из этого места высококлассную кофейню-пекарню с книжной тематикой. Сделай ставку на престиж и статус, разрекламируй богачам в отеле, которые не будут пить кофе из забегаловок.

Я повожу плечами: не в первый раз я слышу это предложение, и оно меня по-прежнему не привлекает. Знаю я, в какую кофейню он хочет превратить мой книжный: черно-белый интерьер, пафосное меню на меловых досках, гул кофемашин, дорогущие «кейк-попсы»^[2] на витринах, псевдовинтажные бочонки с комбучей^[3] – все освещено лампочками без абажуров, свисающими с голого потолка. Можете звать меня старомодной, но нет, спасибо.

Вдруг я чувствую, что очень злюсь: тому виной и недавний разговор с Блэкбёрном, и этот разговор тоже. – Кто вообще сейчас читает, Келси. Хватит мечтать. Надо думать серьезно.

Представьте себе, что бы он сказал, знай, сколько я мечтаю на самом деле.

– Надо продавать то, что они хотят купить. А книги, – рукой он показывает на полки магазина, – оставь как декорации, если они так уж много значат для тебя.

Декорации? Значат для меня? Да, всего-навсего годы и годы, прожитые с Ба, то, как она знакомила меня с подающими надежды авторами, позволяла мне выбрать себе новый дневник из только что пришедшей канцелярии, разрешала сидеть между стеллажей и делать домашку, пока она обслуживала покупателей…

– У меня есть пара идей, Остин. Новая расстановка…

– Келс, если бы успех предприятия зависел от навыков папье-маше, ты бы в золоте купалась. Но это так не работает.

Лиза бурчит:

– Я ей то же самое говорю. Надо продавать бестселлеры. Типа той книжки, «Звездный фолиант»…

Я метаю острый, как нож, взгляд в сторону Лизы.

Она вскидывает руки вверх и качает головой.

– Остин, я должна вернуться к ученикам. Завтра в силе?

Он вздыхает, как будто я развалила его великий план обольстить меня холодным кофе.

– Я о тебе забочусь, Келси. Надо жить своей жизнью, иначе это место тебя доконает. – Он кивает Лизе на прощание и целует меня в щеку. – До завтра.

Всего за тридцать минут я дважды проигнорировала советы двух мужчин-всезнаек. Надо бы себя похвалить. Однако, возможно, моя защита – лишь упрямая гордыня, ведь я все еще чувствую слово НЕУДАЧНИЦА, большими буквами написанное у себя на лбу.

Да, я должна вернуться к занятию. А хочется только убежать.

Я отворачиваюсь от звенящих колокольчиков на двери к Лизе – она протягивает мне сегодняшнюю пачку конвертов.

– Он хоть и красавчик, – говорит она, – но ты не должна ему позволять так снисходительно разговаривать с собой. Ты заслуживаешь лучшего.

Забота Лизы смягчает мое раздражение. Я ценю ее верность. Ей доставалось от мужчин, возможно, поэтому она и эксперт в таких делах.

– Спасибо, Лиза. И прости, что рассердилась раньше, по поводу книги, – я не могу даже произнести название.

Лиза пожимает плечами:

– Надо чем-то платить, – она указывает на конверты у меня в руках.

Счета, неоплаченные счета, просроченные счета. И это еще вчерашний чек от сантехника не пришел – неизбежные расходы на починку мужского туалета.

Я засовываю конверты в папку под прилавком. Она давно трещит по швам.

Просто позвольте мне сбежать к ученикам. По крайней мере с ними я чувствую себя полезной. Мне лишь надо убедиться, что к концу года они напишут по произведению, если программа столько продержится.

Невеселый внутренний монолог прерывается старомодным дребезжанием винтажного телефона за кассой.

Лиза хватает трубку, будто давно ждет звонка, поэтому я направляюсь обратно к платяному шкафу.

– Книжный на Каштановой улице… Да, она здесь. – Она прикрывает ладонью трубку и громко шепчет: – Это из дома престарелых. Говорят, срочно.

Я сбиваюсь с шага и мешкаю, опуская руку. Срочно это «у Ба проблемы со здоровьем» или «у вас нечем платить»? Я всю неделю пропускаю их звонки. Но рисковать нельзя. Я возвращаюсь, беру помятую трубку, а другой рукой разматываю перекрученный провод.

– Слушаю. Что-то случилось?

– Келси, привет, это Дженни из регистратуры. Медсестры попросили позвонить тебе. У нее не лучший день. Не понимает, где находится, но зовет тебя.

Я переглядываюсь с Лизой, прикрыв трубку:

– Ты сможешь присмотреть за ребятами? И закрыться?

Она кивает.

– Спасибо, Дженни. Я скоро буду.

– Хорошо. И еще, Келси? Меган из бухгалтерии просила тебя заглянуть к ней, когда придешь.

Я закрываю глаза, повесив голову.

– Окей, спасибо, Дженни.

Я будто стараюсь балансировать на качелях. С одной стороны – здоровье Ба, с другой – магазин. Как только я сосредотачиваюсь на чем-то одном, второй конец доски взлетает в небо.

Мне хотелось бы самой заботиться о Ба, но в моей студии на втором этаже это невозможно.

Я c силой кладу трубку, разрывая звонок с глубоким удовлетворением, которого не получишь от кнопки на тачскрине.

Ба не знает о Блэкбёрне, об отеле, об упадке Каштановой улицы. Мне тошно рассказывать ей. Боюсь, она не переживет известий.

Но небольшой приток денег можно направлять только в одну сторону: или на помощь Ба, или в магазин. И как выбрать?

И даже если я пожертвую магазином, потеряв при этом работу и жилье, в конце концов, Ба тоже канет в Лету.

Та, кто меня вырастила, единственная моя родственница.

Собираю кошелек, телефон, куртку. Весенний полдень скоро уступит место прохладному вечеру.

– До четверга тогда? – Лиза двигает бровями.

– Что? А, да. Хорошо. – По средам у меня выходной, и Лиза всегда третирует меня, если я не могу с собой совладать и оказываюсь в магазине.

Подхватываю ключи с крючка у двери и выхожу на улицу. Смогу ли я сегодня успокоить Ба? Это нелегко.

Недавно я чуть не шагнула на проезжую часть перед такси. Остин тогда пошутил: «Никто не вечен». Мы посмеялись, хоть и немного нервно. Но этот штамп не безобиден. Скорее, он кажется безобидным, а потом становится несмешным. Как будто цирковой клоун, жонглирующий булавами, вдруг смотрит на тебя мертвыми глазами, улыбается нарисованной улыбкой, и у тебя волосы встают дыбом.

Никто не вечен.

Глава 3

Задача поэта – рассказать не что произошло, но что происходит: не что случилось, но что случается постоянно.

Нортроп Фрай

– Чепуха. Медсестра такая же рассказчица, как и ты, Келси.

Я поправляю смятые подушки под головой у Ба.

– То есть ты не требовала навестить мистера Переса в сто седьмой комнате? Не говорила, что уволишь его, если он к четвергу не выучит текст?

Ба ворчит:

– Этот старый хрен? Он не может запомнить ни строчки, даже если они вышиты на его носовом платке.

Я смеюсь и двигаю потрепанное кресло с потрескавшейся виниловой обивкой цвета старых монеток поближе к кровати, морщась, когда ножки скрипят по плитке.

Инцидент, из-за которого меня вызвали из книжного, исчерпал сам себя. Ба спокойна и в сознании, выглядит, как всегда, прекрасно. На ней ее любимая рубашка: белая с большими красными сердцами, выцветшими до розоватых.

Бросив взгляд на часы, я закрываю дверь в ее комнату, оставляя в коридоре отупляющий беспрестанный динь-динь-динь, раздающийся со стола медсестер. Без двадцати пять – через двадцать минут уйдет бухгалтерия, и я в безопасности.

Зарегистрировавшись на входе в дом престарелых «АдвантаМед», я, словно ниндзя, проскользнула мимо офиса бухгалтерии, и Меган не заметила меня. Если я не буду показываться ей на глаза еще двадцать минут, я смогу избежать неудобных вопросов.

Я возвращаюсь и сажусь в кресло.

– Как прошел твой день?

– Ну, пока простыней не накрыли, не так ли?

Сияние ее голубых глаз подчеркнуто короткими седыми кудрями, которые она носит уже на протяжении тридцати лет. Мы совсем не похожи. Ее светлые пружинки совершенно не напоминают мои прямые волосы до пояса цвета черного кофе. Она невысокая, когда мой рост – выше среднего, и кожа у нее – белая, а у меня – оливкового оттенка, который на солнце загорает до бронзы. Без сомнения, любой, кто встречает нас, недоумевает, что случилось за поколение между нами.

Я сама часто гадала, что же произошло.

– Нет, простыни не вижу. Выглядишь, будто не даешь житья медсестрам.

– О, они меня любят. Добавляю немножко разнообразия в их скучную жизнь.

– Как скажешь.