– Ничего, поймут. Я, в конце концов, могу со своей агентурой встречаться где мне угодно, – Гринчук даже наклонился к машине, чтобы было видно его знаменитую улыбку. – Стукачи – народ переборчивый. Один хочет встречаться только на лоне природы, другому нравится гулять перед областным управлением.

– Хорошо, – сказал Мастер, – я выйду.

Не обиделся, оценил Гринчук. Молодец.

Мастер был значительно ниже Гринчука, но держался так привычно-властно, что разница в росте была почти незаметна. Во всяком случае – теряла значение.

– Я слушаю, – сказал Гринчук, когда они отошли на несколько шагов от «мерса».

Мастер потер ладонью правую щеку. Когда-то, на зоне, отморозил ее. Все давно прошло, а привычка осталась. И для знающих людей служила признаком волнения Мастера.

– Мне Атаман как сын был, – сказал Мастер.

Гринчук промолчал.

– Если б я нашел того, кто в его смерти виноват – замочил бы, падлу.

Гринчук снова промолчал. В конце концов, какое ему дело до таких вот неофициальных заявлений. Век воли не видать.

Мастер поднял воротник плаща.

– Неужели снова похолодает? – не обращаясь к Гринчуку, спросил Мастер.

Как к отцу, сказал Атаман. Либо здесь замочат, сказал Атаман. Подменили, сказал Атаман.

Гринчук мотнул головой, отгоняя наваждение.

– Ты зачем с Атаманом встречался? – спросил Мастер.

– Вы… – Гринчук надавил на «вы», – вы ничего сейчас не перепутали?

Мастер еле заметно усмехнулся. Вообще-то он редко улыбался. Но и люди, возражавшие ему, также встречались редко. Такая смелость забавляла.

– Вы зачем, уважаемый Юрий Иванович, встречались с Атаманом? – повторил свой вопрос Мастер.

– А почему это вас интересует? – спросил в ответ Гринчук.

– А потому что вы очень неудачно перебили всех стрелков, так что мне не у кого спрашивать больше.

– А вы спросите у Грыжи и его приятелей, – посоветовал Гринчук. – Прямо вот так возьмите и спросите. Я думаю, что они вам все расскажут.

– Спрошу, – медленно кивнул головой Мастер. – Они расскажут. Но ты мне все-таки скажи, о чем вы с Атаманом беседовали?

– А вам, извините, какая разница? Партию на бильярде сыграли. Пару киев друг о друга сломали. Договаривались, как он мне Мастера сдаст, а сам на его место станет.

– Он не говорил, кто мог его смерти хотеть? – спросил Мастер.

Его взгляд стал таким твердым, что Гринчук ощущал его почти физически.

– Не успел, – сказал Гринчук. – Мы только перетерли с ним на тему наезда, он извинился и сказал, что хотел просить у меня помощи…

– И ты?

– Я его послал, естественно. Я с конкретными пацанами в такие игры не играюсь.

– А он?

– А он возьми да и умри сразу после этого. Трудно не умереть, когда в тебя штук пятнадцать пуль влетело. Мог и меня с собой забрать, да я увернулся. Повезло.

– Повезло, – сказал без выражения Мастер. – Но только слух пошел, что это ты его…

– Замочил?

– Подставил, – Мастер рассматривал Гринчука в упор, словно перед расстрелом.

– Предъявляете? – спросил Гринчук, недобро улыбнувшись.

– Нет, предупреждаю.

– Быстро что-то у нас слухи ходят. И у нас, и у вас.

– Быстро, – согласился Мастер. – Но я в них не верю.

– Тогда мы можем прощаться, – подвел итог Гринчук. – Со своей стороны я заверяю вас, что не имею к этому расстрелу никакого отношения. И если я обнаружу, что слухи продолжают расширяться, да еще не без вашего участия…

– Угрожаешь? – спросил холодно Мастер.

– Предупреждаю. И если кто-то попытается что-нибудь предпринять в мой адрес или в адрес людей, мне близких, то я, уж не обессудьте, оставляю за собой право обидеться. Ву компране?

– Вполне, – кивнул Мастер.

– Я никого не обидел? – спросил Гринчук.

– Все в порядке. Только если решишь, что это я на тебя наезжаю, вначале свяжись со мной. На всякий случай.

Мастер протянул Гринчуку руку, и тому вначале показалось, что для рукопожатия. Но потом увидел визитку. Взял.

– Это мой прямой телефон. Если что-то понадобится – звони. Я не хочу ссорится с нормальными людьми, – Мастер повернулся, поморщившись от ветра, ударившего в лицо, и быстро пошел к машине.

Подменили его, сказал Атаман. Опоили.

Гринчук подождал, пока «мерседес» Мастера уедет.

И что теперь должен делать приличный человек? Нормальный. Рассказать кому-нибудь о страхе Атамана? Интересный вариант. Особенно забавно он прозвучал бы в кабинете генерала. Или вот сейчас нужно было сказануть это прямо в морщинистую, как у черепахи, рожу Мастера. И посмотреть, что он скажет. И скажет ли что-нибудь.

Гринчук подошел к «опелю».

– Что, Юрий Иванович? – спросил Михаил.

– Отдай мне мое родное табельное оружие и езжай, наверное, домой, – сказал Гринчук, – а я поеду к начальству. Заодно выясню, каких там дров наломал Браток.

«Опель» уехал.

Что с Михаилом, подумал Гринчук? То, что это не срыв – понятно. А как он вообще наступает этот срыв? Мгновенно? Вот только секунду назад это был добряк Михаил, симпатяга и всеобщий любимец, а через секунду изощренная машина для убийства?

Или все происходит исподволь?

Спросить у Полковника. Естественно, можно спросить у Полковника. Только что Полковник скажет. И скажет ли что-то вообще. Он в той программе, которая искалечила Мишку, был только завхозом. Финансовая служба вооруженных сил. И поэтому выжил тогда Полковник, когда все остальные, особо умные или слишком информированные погибали и пропадали без вести.

Полковнику повезло. Он не просто выжил, но и смог унести в клюве историю Михаила, который тогда Михаилом не был. Который был отбракован из той программы, потому, что органически не мог принять необходимость убийства. И который постоянно балансировал на грани срыва. И которого нужно было постоянно подстраховывать, чтобы успеть вывести его из боевого режима. Выключить.

Ты слово знаешь, сказал Атаман.

Прицепилось, зло подумал Гринчук. Он действительно знает код. Знает, что сможет вывести Михаила из состояния механического убийцы. Но как распознать, что Михаил идет к этому состоянию, как распознать, что через секунду может грянуть…

Гринчук достал из кармана телефон. Набрал номер.

– Доктор? – спросил Гринчук.

– Да, Юрий Иванович.

Усилившийся ветер швырнул в лицо Гринчуку старую газету.

– Вы сегодня не собирались в гости к Михаилу? – спросил Гринчук.

– Нет, а что случилось?

– Вы сегодня свободны с какого времени?

– В восемнадцать тридцать я принимаю Безумную Герцогиню, а потом – совершенно свободен. Тем более, для вас.

– Тогда я к вам заеду в половину восьмого, если не возражаете.

Доктор, естественно, не возражал. Доктор, понятное дело, готов был встретиться с Гринчуком в любое время, особенно, если это касалось Михаила.

Телефон Гринчук спрятать не успел.

Звонил Михаил и предупредил, что ночевать поехал к маме Ире. Давно обещал заехать в гости.

Плохой признак? Или просто совпадение? Ирина была рядом с Михаилом, когда он сорвался в последний раз. Это она вытянула его из этого безумия. Даже не вытянула, а удержала на самой грани. Она, тогда живой еще Тотошка – ее муж, и Доктор – уважаемые представители славного сообщества бомжей. В просторечии – Крыс.

Михаил поехал к Ирине. Это тоже нужно будет обсудить с Доктором. С Полковником и Владимиром Родионычем это пока обсуждать не стоит.

Кстати. Гринчук набрал номер Полковника и доложил, что уже освобожден и через пятнадцать минут планирует предстать перед начальством.

– Можете особо не торопиться, – сказал Полковник, – как оказалось, ваши подчиненные очень толково справляются с порученными заданиями. И даже принимают посильный вклад в деле планирования семьи некоторых новых дворян.

– Что-то намудрил Браток? – насторожился Гринчук.

– Ни в коем случае. Все совершенно в порядке. Проблема решена. В несколько своеобразной манере, но весьма эффективно.

– Я сейчас приеду, – тяжело вздохнул Гринчук.

* * *

Всю дорогу до дома Мастер молчал. Не говоря ни слова, вышел из машины и молча прошел мимо охранников к себе в кабинет. Собственно, комната кабинет напоминала мало. Два кресла в углу, обеденный стол, шесть стульев вокруг него и диван возле стены.

Записей Мастер не вел. Память никогда его не подводила, а лишние писульки ни к чему хорошему никого не приводили.

Мастер, не снимая плаща, сел на диван. Потер ладонью правую щеку. Достал из кармана телефон, задумчиво посмотрел на него, словно прикидывая, стоит звонить, или нет. Набрал номер.

– Левчик, ты? – спросил Мастер.

– Я. Что-то случилось?

– Я тут подумал… – медленно произнес Мастер. – Чего мы решили, что это Атамана хотели замочить?

– Что? – удивился Левчик.

– Я говорю, почему это мочили Атамана? Я тут мозгами пораскинул… Может, Атамана грохнули случайно? А хотели мочкануть Зеленого? У него ведь знаешь сколько врагов?

– У Зеленого? – переспросил Левчик.

– У Зеленого, – подтвердил Мастер.

Левчик задумался. Наверное, у Зеленого действительно должны быть враги. Странно было бы, что такой резкий мент не нажил себе врагов. Только… Левчик никак не мог вспомнить конкретно хотя бы одного. Более того, до него вдруг дошло, что те, с кем Гринчук мог иметь конфликт, либо уже лежали в могиле, либо пребывали неизвестно где, явно пытаясь обрубить все концы.

– Ты, Левчик, прикинь, кто мог бы хотеть Зеленого замочить, – прервал молчание Мастер. – Подумай как следует.

– Да я думаю…

– Ты не торопись, Левчик, – сказал Мастер. – Но и не тяни. Придумай все часа через три.

– И что? – спросил Левчик.

– А то, что, может, нам стоит мента этого, Зеленого, прикрыть. Типа, отмазать. И найти этого беспредельщика, который мента заказал. Наших ментов мы сами мочим только в крайнем случае. И нечего чужим в это дело лезть. А если кто из наших… – Мастер не закончил.

Все было и так понятно.

– Хорошо, – сказал Левчик.

Хрен там хорошо, подумал Левчик, положив телефонную трубку.

Мастеру легко давать такие указания. Левчик – голова. Левчик все сможет придумать и спланировать. Левчик сможет договориться с газетами и вбросить нужный слух в оборот… А тут…

Левчик достал из серванта хрустальный графин и плеснул себе в хрустальный стакан коньяку. Ленчик любил красивую жизнь и не любил суеты и крови. Деньги свои он зарабатывал чисто, поставляя идеи, разрабатывая планы и выполняя обязанности пресс-службы Мастера. Последним шедевром Левчика была организация отставки районного прокурора. Козел зажрался и стал слишком жадным.

Кто-то хотел убить Зеленого. Левчик покачал головой. Кто? Такое решение мог принять Мастер. Покойный Мехтиев тоже мог бы, но… Али, взявший азербайджанские дела в свои руки после смерти Мехтиева, такого творить не стал бы. Али очень серьезный и спокойный человек. И у него, кажется, были свои отношения с Зеленым.

Кто-то из бригадиров?

Левчик допил коньяк. Слишком мелкие для того, чтобы зацепиться с самим Зеленым. Да и кроме этого, Левчик слишком хорошо знал, что Зеленый среди братвы приобрел славу почти мистическую. Стал фигурой, приносящей несчастья.

Мастер дал всего три часа.

Левчик аккуратно поставил графин в сервант, достал из портфеля записную книжку и набрал номер на телефоне. По этому поводу стоило проконсультироваться.

* * *

– Вы хоть бы проконсультировали своего прапорщика, – закончил нравоучение Владимир Родионыч.

Все время выступления шефа Полковник внимательно рассматривал подвернувшийся под руку журнал, а Гринчук молча сидел в кресле, глядя перед собой.

– Он ведь мог все испортить, – вывел мораль Владимир Родионыч.

– Но ведь не испортил, – сказал Гринчук. – Побоев не будет, конфликт исчерпан, о нем знают только они втроем и мы с вами. И Братку на это понадобилось десять минут. Я бы разговаривал дольше. И, подозреваю, в принципе, сделал бы все точно также.