Подари мне семью (страница 3)
– Кир, санкции за просрочку оплаты включили?
– Нет. Ждали окончания твоих с «Дельтой» переговоров.
– Добавь завтра. Одну десятую процента за каждый день.
– Хорошо.
Перебрасываемся короткими фразами, пока я заканчиваю с бутербродами и расставляю тарелки. Обсуждать с Никитой сухие пункты контракта не так трудно, как спорить об увольнении Павловой, Соколовой, Терентьевой. Хоть грядущее сокращение до сих пор сильно меня коробит, я не могу не признать, что Лебедев прав.
Он действует во благо компании и других сотрудников, добросовестно выполняющих свои обязанности. Я не настолько глупа, чтобы этого не признавать.
– Марина не будет кушать с нами? – спрашиваю на автомате, усаживаясь на стул, и по привычке подгибаю под себя ногу.
– Нет. Я ее уже покормил, – перехватывая мой взгляд, смеется Никита и выдает мягкое спасибо. – Не бутербродами, не бойся.
Обхватывая кружку с кофе сильными пальцами, он смотрит на меня так тепло и открыто, что желудок ухает в пятки, и обрушивается болезненное осознание – надо бежать.
Пока я не забыла о той боли, что он мне причинил. Пока не нашла сотню причин, которые могли бы его оправдать…
– Мне ехать пора. Мы же все решили по договору? – отставив в сторону тарелку, кошусь на экран телефона и начинаю подниматься.
Лебедев встает следом за мной. Транслирует что-то непонятное. То ли досаду, то ли тоску, то ли разочарование.
Но я не пытаюсь анализировать эмоции, застывшие у него в глазах. Прикрываюсь броней и торопливо шагаю в коридор, где валяются мои туфли.
Обуваюсь поспешно и вздрагиваю от жара, опаляющего предплечье. Это Никита касается саднящей кожи. Блузка не справляется с функцией сколько-нибудь надежной преграды.
– До встречи в офисе.
– До встречи.
Сиплю рвано и устремляюсь к лифтам, чтобы вернуться к своему островку спокойствия, своей безопасной гавани. К Мите, к родителям и к обитающему у них малышу корги по кличке «Марти», как у известного путешественника во времени из американской кино-вселенной.
Глава 4
Кира
– Медвежонок, я приехала!
Паркуюсь во внутреннем дворике родительского дома рядом с цветущим деревом абрикосы, глушу двигатель и захожу в коридор. Разуться не успеваю.
Навстречу мне уже бежит Митя. Влетает в распахнутые объятья, прижимается щекой к животу. Следом за ним несется и неугомонный Марти. Смешно перебирает пушистыми короткими лапами, проскальзывает мохнатой задницей по сверкающему чистотой паркету, утыкается мокрым носом в лодыжку.
На душе становится немного светлее.
– Как дела в школе, мой хороший? – целую сына в макушку и любовно растрепываю его каштановые волосы.
– Норма-а-ально, – без особого энтузиазма тянет Митька, отчего ко мне в голову закрадываются нехорошие мысли.
– Опять с Ванькой подрались?
– Не-а.
– Тройку по пению получил?
– Нет, мам. Говорю же, нормально все.
– Честно-честно?
– Честно-честно.
Серьезно кивнув, сообщает сын и нетерпеливо перекатывается с пятки на носок, пока я сбрасываю туфли и вешаю пиджак на крючок. После чего хватается за мою ладонь и нетерпеливо тянет меня в сторону кухни.
– Чем с бабушкой занимались, пока меня не было?
– Вареники лепили. Пойдем скорей, там твоя порция остывает.
Энергичный, Митя превращается в самый настоящий маленький локомотив, а меня гордость берет за сына. Пусть он только посыпал тесто сахаром и укладывал сверху вишню, его вклад заслуживает похвалы. Мы приучаем его к труду с самого детства, и это приносит свои плоды.
Без лишних напоминаний Митя наводит порядок в своей комнате. Расставляет игрушки по местам, вытирает со стола и с подоконника пыль.
– Спасибо, сынок. Я очень голодная.
Вспоминаю нетронутые бутерброды в квартире Никиты и снова злюсь на себя, яростно прогоняя чересчур живые образы.
Повзрослевшего Лебедева, кажется, еще больше раздавшегося в плечах с нашей последней встречи. Кудрявую девчушку с огромными серо-голубыми глазами. Стерильную плиту и кухонный комбайн.
– Привет, дочь.
– Привет, мам. Пап.
Оставив все лишнее за порогом, проскальзываю в кухню с вполне искренней улыбкой на лице. По очереди целую родителей, мою руки и усаживаюсь за стол, где на тарелке под стеклянной крышкой дымятся мои вареники.
– М-м-м, объеденье!
Вгрызаюсь с аппетитом в нежнейшее тесто, и в это же мгновение рот заполняет вишневый сок. Пахучий, кисло-сладкий, терпкий. Он пачкает пальцы, губы и заставляет блаженно мычать.
– Вкусно, мамочка?
– Очень, спасибо, сынок.
Отвечаю, толком не прожевав, и тут же встречаю мамин предупредительный взгляд и строгое родом из детства.
– Когда я ем, я глух и нем.
Киваю мягко и доедаю в послушном молчании, пока родители обсуждают, какие розы лучше посадить на заднем дворе, а Митя убегает играть с Марти.
Неспешно пью заваренный мамой липовый чай и вслушиваюсь в мерный шелест дождя за окном, ощущая, как медленно расплетается узел, опутавший грудь.
– Кира, детка, оставайтесь у нас с ночевкой. Нечего ехать в потемках по такой погоде.
Оценив обстановку, предлагает отец, а я понимаю, что, действительно, не хочу никуда гнать по вечерней трассе. Всматриваться в огни проносящихся мимо автомобилей и стоять в пробке где-нибудь на «нулевом километре».
– Хорошо.
Соглашаюсь с удовольствием, перемываю посуду и ухожу в свою комнату. Ныряю в постель, переодевшись в приготовленную для таких случаев фланелевую пижаму. А спустя пару минут в спальню проскальзывает мама, садится на край кровати, запутывается пальцами в моих волосах.
– Как дела на работе, дочь?
– Норма-а-ально, – тяну, как совсем недавно тянул Митя, и немного нервно стискиваю край одеяла.
– Это правда, что Никита возглавил твою компанию вместо отца?
И откуда она все знает?
– Временно. Правда, – выдыхаю рвано и зажмуриваю веки, хоть мама вряд ли способна разглядеть что-то в этой чернильной темноте.
– И как ты будешь с ним работать?
Тревожится за меня, конечно.
– Нормально. Как с любым другим начальником.
Убеждаю ее, хоть сама в это не верю.
Вопреки опасениям, я засыпаю быстро и сплю крепко. Сумбурные сны не тревожат сознание, меня окутывает тихая спокойная пустота. Из которой так сильно не хочется выбираться поутру.
Но безжалостный будильник настойчиво долбится в барабанные перепонки. Прокручивает мозги в мясорубке и вынуждает откинуть одеяло, просунуть ступни в пушистые тапочки и идти в смежную с моей комнатой детскую.
– Вставай, медвежонок.
– Ну, еще пять минут, мамочка.
– Хорошо. Только пять, не больше.
Вспоминаю, как так же тяжело поднималась в школу когда-то, и невольно улыбаюсь. Пять минут в шесть утра кажутся целой вечностью.
Тихо прикрыв за собой дверь, я старательно чищу зубы, сооружаю на голове некое подобие прически и проверяю, что сын все-таки вылез из постели и начал одеваться.
– Опять каша?
– Сегодня омлет. И твои любимые гренки.
Радую Митю, когда он сонно вваливается на кухню, и сажусь завтракать под щебетание птиц, доносящееся из распахнутого окна, и бодрый топот мохнатых лап Марти. Вот кто полон энергии и совершенно точно рад новому дню.
– Мы заберем Митю после уроков и поедем гулять в Измайлово. А вы с Пашей присоединитесь попозже, да?
С Пашей мы встречаемся около пяти месяцев. Иногда посещаем выставки современного искусства, ходим в театр или кино, катаемся на велосипедах по воскресеньям. Правда, с его родителями я до сих пор отказывалась знакомиться. Не чувствую себя готовой. Он же в присутствии моих ощущает себя раскованно и вольготно.
Да и наличие у меня взрослого семилетнего сына ни капли его не смущает.
– Приедем, как освобожусь. Спасибо, мамуль.
Целую маму в щеку и совершаю привычный утренний ритуал. Лавирую в потоке автомобилей, мчащихся по трассе, отвожу Митю в школу и оставляю верную «Хонду» на служебной парковке.
Здороваюсь с охранником, минуя турникет, только обычно улыбчивый Виталик как-то странно на меня косится. Девчонки на этаже при виде меня и вовсе подозрительно замолкают и разбегаются по разным углам, словно столкнулись с Цербером. Отчего нехорошее предчувствие растекается вдоль позвоночника.
Позитивный настрой стремительно улетучивается.
– Ну, рассказывай.
Высовываю нос из вчерашнего договора с «Дельтой», когда на пороге моего кабинета появляется Аля, и неосознанно подбираюсь. На лбу у приятельницы крупными буквами написано «вот это ты встряла, подруга».
– Не томи, Аль.
– Весь офис обсуждает, что ты спишь с Лебедевым.
Спала. Семь лет назад.
– Прекрасно. Степанова удружила?
– Ага.
Я выразительно закатываю глаза и отпускаю пару нелестных эпитетов в адрес бывшей начальницы. Теперь все мои заслуги, все достижения, даже самые маленькие победы будут носить клеймо «любовница генерального».
И, чем сильнее я буду доказывать обратное, тем сильнее люди будут верить в нашу связь.
– Это все «хорошие» новости на сегодня?
– Нет, – мнется обычно болтливая Аля и понижает голос до заговорщического шепота. – Тебя Лебедев вызывает.
– Иду.
Проглотив пару отборных ругательств, я резко поднимаюсь, подхватываю бумаги и вываливаюсь в коридор. Норовлю раскрошить пол каблуками своих туфель и сквозь зубы здороваюсь с Никитиным секретарем.
Похожу на кипящий чайник, не снятый с плиты, и влетаю к новому боссу воинственной амазонкой. Изучаю безупречную белоснежную рубашку и темно-синий идеально повязанный галстук и еще больше злюсь при мысли, что его завязывали Дашины руки.
Сколько бы времени ни утекло, жену Лебедева я ненавижу до Луны и обратно.
– Если ты о контракте с «Дельтой», я отправила его тебе на почту еще вчера. С домашнего компьютера.
– И тебе доброе утро, Кира, – улыбается уголками губ Никита и указывает на кресло, мягко добавляя. – Присаживайся. Выдыхай.
– Доброе.
Бурчу недовольно, но место напротив Лебедева все-таки занимаю. Дышу так глубоко, что натягиваются пуговицы на рубашке. Мрак.
– Прочти. Здесь изменения в твой трудовой договор. Кофе будешь? – подталкивает в мою сторону пару листков он и, не дожидаясь ответа, включает селектор. – Жанн, сделай нам два капучино. Без сахара. С корицей, да.
Отмечаю, что Никита не забыл, какой кофе я люблю, и пытаюсь сосредоточиться на расплывающихся буквах. На самом деле, только две вещи различаю.
Космическую, по моим меркам, зарплату. И пугающее «в режиме ненормированного рабочего дня».
Застываю. Кручу ручку в руке и не могу отделаться от мысли, что один росчерк перевернет все с ног на голову. Что стоит отказаться, встать и уйти? И пусть Лебедев ищет себе другого юриста.
– Все в порядке, Кир?
– Да.
– Врешь, – снова читает меня, как открытую книгу, Никита и морщится, ослабляя галстук. – Что смущает?
– Ненормированный график. У меня, в конце концов, есть личная жизнь, – выпаливаю опрометчиво и тут же прикусываю язык.
Взгляд моего временного босса чернеет и становится грозовым. Или это небо застилает тучами, и в кабинете темнеет?
– Я не собираюсь держать тебя на работе каждый день до полуночи. Все в рамках разумного. Если того потребует ситуация.
Заверяет Никита и длинно выдыхает, стягивая галстук шеи. Расстегивает пару верхних пуговиц своей безупречной рубашки и что-то бормочет про никому не нужный отвратительный дресс-код.
Я же действую, как под гипнозом. Ставлю внизу листка подпись и с удивлением смотрю на уверенные размашистые линии.