А потом загадываю малышке шарады. Учу ее считалочкам. И внимательно рассматриваю красивую куклу, которую «вчера подарил дядя Никита». Может, это какая-то хитрая проверка, устроенная Лебедевым, но в обществе его племянницы мне уютно и хорошо.

Я не замечаю, как стремительно проносится пара часов. Пропускаю момент, когда Никита возвращается в гостиную, и вздрагиваю, стоит его подбородку упереться мне в ключицу.

От него пахнет ментолом и терпким сандалом. Несколько верхних пуговиц рубашки расстегнуто, рукава закатаны по локоть, галстука нет. Сейчас он не терминатор, не капитан Америка и не большой босс – просто обычный мужчина, на которого много всего свалилось.

Пока я изучаю случившиеся метаморфозы, он упирает ладони в диван и еще больше подается вперед, разглядывая сложенный нами с Маришкой карточный домик. Заинтересованно изгибает бровь и случайно задевает мое запястье, отчего предательские мурашки напоминают о своем существовании и устраивают кросс вдоль позвоночника.

– Поладили? – спрашивает Никита негромко и не дает ответить, опережая. – Вижу, что поладили. Я почему-то не сомневался.

– У тебя замечательная племянница. Ничего удивительного.

Отмахиваюсь, нивелируя свои заслуги, и молчу о том, что умею находить общий язык с детьми. Когда у тебя растет семилетний сын, поневоле становишься экспертом в тысяче самых неудобных вопросов, гуру в сотне лучших игр и врачом-самоучкой, у которого в сумочке все. Начиная от перекиси водорода и зеленки, заканчивая средством от аллергии.

– Не знаю, как вы, а я голодный. Обедать будем?

– Ужинать.

Поправляю Никиту, косясь на часы, и помогаю накрыть на стол. Борщ, действительно, оказывается выше всяких похвал. Утку по-пекински можно смело отправлять на выставку высокой кухни. А эклеры с заварным кремом нужно срочно удостоить звания «десерт года».

В общем, от еды, приготовленной Лебедевыми, я получаю самый настоящий гастрономический оргазм, о чем спешу сообщить только что вернувшейся Вере Аркадьевне. И если раньше она бы обязательно отчитала меня за такую фривольность, то сейчас робко улыбается и осторожно поглаживает меня по спине, когда мы обуваемся в коридоре.

– Надеюсь, это не последний твой визит к нам. Привози Киру почаще, сын.

Вера Аркадьевна продолжает возводить степень моего удивления в квадрат в то время, как Маришка просачивается между нами и прижимается щекой к моему бедру.

– До встречи, тетя Кира.

– До встречи, солнышко.

Целую кроху в макушку напоследок и выскальзываю из гостеприимной квартиры. Испытываю смешанные чувства. Благо Никита не подтрунивает и ничего не спрашивает. Молча возвращает нас на парковку, где стоит моя верная «Хонда», и первым выходит из машины, чтобы распахнуть для меня дверь.

– Спасибо, что помогла, и извини, что задержал. Я не буду часто злоупотреблять служебным положением.

Никитины пальцы снова непроизвольно касаются моего запястья. Опасная тьма в глубине глаз засасывает и грозит утопить. Так что я испуганной ланью срываюсь с места и тороплюсь спрятаться внутри железной ласточки – предпринимаю максимум, чтобы избавиться от чужого магнетического влияния.

С горем пополам достаю ключи из сумки, засовываю их в замок зажигания, проворачиваю и… ничего не происходит.

– Проблемы?

– Ага. Не заводится.

Выползаю наружу, чуть не плача, и вскидываю подбородок, изучая лицо Лебедева. Спокойное, непробиваемое. Боже, откуда в нем столько уверенности?

– Давай посмотрю.

Скорее ставит меня в известность, чем просит позволения Никита и решительно подкатывает рукава. А я с каким-то трепетом наблюдаю за тем, как этот невыносимый мужчина лезет под капот моей «Хонды».

Глава 10

Никита

– Не хочу это говорить, но, кажется, медицина тут бессильна.

Мне жаль признаваться в том, что я не Альбус Дамблдор и не могу решить проблему одним взмахом волшебной палочки. Но реанимировать дышащую на ладан машину сейчас вряд ли возможно. Железу, которое я предпочел сдать бы в утиль, нужна срочная диагностика и хороший мастер, способный сотворить чудо.

Мне же остается разогнуться и неопределенно пожать плечами, пока Кира вытаскивает влажную салфетку из пачки и тянется к моей щеке, чтобы оттереть буро-коричневое пятно.

От этого нехитрого контакта снова замыкает. Заклинивает. Мыслительные процессы резко стопорятся в то время, как мотор начинает усиленно разгонять кровь. Кислорода катастрофически не хватает. Речевых функций едва хватает на то, чтобы выцарапать из горло сиплое.

– Пойдем, отвезу. Эвакуатор вызовем уже завтра.

Теперь настает черед Киры судорожно хватать ртом воздух и полировать взглядом асфальт в надежде найти на сером полотне какую-то подсказку.

– Не надо. Я закажу такси.

Помедлив пару секунд, качает головой Ильина, как будто я предложил ей что-то непристойное, и отступает на пару шагов назад, рисуя между нами невидимую черту.

Правда, мне ничего не стоит ее пересечь. Нарушить чужое личное пространство. Сковать изящные запястья сильными пальцами. Запустить по венам высоковольтный ток.

– Зачем ты упрямишься? Мне ведь не сложно.

Спрашиваю на пониженных и уничтожаю еще несколько сантиметров разделяющего нас расстояния. Никакого ответа не получаю. Слышу лишь шумное дыхание Киры, сплетающееся с таким же рваным – моим.

Ее длинные пушистые ресницы испуганно трепещут. Грудь высоко вздымается и медленно опадает. Щеки алеют так, словно кто-то натер их кайенским перцем.

Картина такая трогательная и соблазнительная одновременно, что я теряю рассудок. Сминаю ладонями ткань полупрозрачной блузки, сжимаю хрупкие плечи, таскаю ноздрями едва уловимый аромат кокоса и ванили.

Еще мгновение – слечу с катушек и переверну все вверх дном.

Не успеваю. Спасает дождь. Сначала одна большая капля приземляется мне на лоб. Потом небеса низвергаются и обрушивают на нас мощные струи воды. Влага в два счета пропитывает нашу одежду, и вот мы несемся к моей «Ауди» наперегонки.

– Как не вовремя это все.

Выпаливает Кира, приземляясь на пассажирское сиденье, и отжимает промокшие насквозь волосы. Хмурится и с тоской прижимается к стеклу, ругая вышедшую из строя «Хонду». Дрожит от холода, хоть я и включаю печку. Покусывает посиневшие губы.

Я же перегибаюсь назад и цепляю сложенную вчетверо толстовку.

– Возьми. Переоденься.

Ильина мешкается. Ухватывается нерешительно за край ткани и застывает.

Секунда. Другая. Третья. Напряжение снова разливается между нами. Воздух искрит.

– Переодевайся. Я не буду смотреть.

Угадываю причину Кириной растерянности. Подтверждаю слова действиями. Отворачиваюсь к окну. Только все равно ловлю на прозрачной поверхности размытые очертания.

Кожу, обсыпанную мурашками. Выпирающие ключицы. Острый подбородок.

Чертова нимфа. Призрачная. Нереальная.

– Я все. Спасибо.

Кира сигнализирует о том, что закончила. Ну а я гулко сглатываю скопившуюся слюну и возвращаюсь в прежнее положение, когда так некстати звонит телефон и разрубает пространство дребезжащей трелью.

«Даша» высвечивается на экране бортового компьютера, и Кира, конечно, это видит.

– Твою ж мать.

Бормочу негромко и в прострации пялюсь на дисплей. Звонок не принимаю. Мне нечего сейчас сказать Дарье. Разговор о разводе нужно заводить в другой обстановке. Наедине. Без лишних свидетелей. Без опасения вывернуть грязное белье наружу и искупаться в потоке взаимных претензий.

Я – единственный, кто виноват в том, что мы с супругой дошли до критической точки. Мне и распутывать этот невообразимый клубок.

– Ответь, Никита. Тебе жена звонит.

Пропитывая каждое слово горечью, выпаливает Кира. Промораживает сантиметры между нами, отчего колючие иголки секут кончики пальцев. Превращается в непроницаемую статую.

Я же отрицательно качаю головой.

– Не хочу.

Тарабаню отрывисто и хватаюсь за руль, как за спасательный круг. Плавно трогаюсь с места, хоть внутренний зверь призывает газовать и палить шины, и медленно выезжаю с парковки.

Весь крохотный успех по восстановлению доверия Киры перечеркиваю и злюсь на самого себя. Что предпринять? Признаться в том, что мы с Дашей давно живем как чужие люди? Поведать о выкидыше и получить унизительную жалость и снисходительное поглаживание по руке?

Бред.

– Тебе стоит сдать твой металлолом в утиль.

– Никита!

Меняю тему на более безобидную. Притворяюсь, что не было никакого звонка, и призрак прошлого не висит между нами.

– Ты же понимаешь, что ездить на неисправном автомобиле опасно?

– Не преувеличивай.

– Давай смотаемся завтра в салон. Выберем нормальную машину. Оформим тебе беспроцентный кредит от фирмы.

Продолжаю гнуть свою линию, только Кира зябко ведет плечами. Полосует зубами губы.

– Не надо. Про нас и так сплетни ходят.

– Сплетни?

Притормаживаю перед светофором, мигающим желтым, и вцепляюсь взглядом в Кирин подбородок. Туго соображаю.

– Брось, Никита. Не делай вид, что ты не в курсе. Разве ленивый еще не обсудил, что я получила должность через постель. Не усугубляй.

С осязаемой злобой выдыхает Кира и отворачивается, недвусмысленно намекая на то, что спор можно считать оконченным. Мне же до одури хочется вызвать каждого второго сотрудника и как следует его пропесочить.

Нельзя. Опрометчивый поступок вряд ли поможет – вызовет новую волну домыслов.

– Не спеши отказываться. Я ведь из благих побуждений предлагаю.

– Верю.

Холодно откликается Кира и замолкает теперь уже надолго. Остаток пути проделываем в кромешной тишине. Все это время дождь хлещет с нещадной силой и начинает слабеть, когда мы приближаемся к знакомым воротам.

Там же стоит неприметная «Субару» мышиного цвета. Фары выключены, двигатель заглушен, капли воды застыли на стекле – не разобрать, кто за рулем.

– Спасибо, что подвез.

Безукоризненно вежливо благодарит Кира и порывается выйти. Но я успеваю ее опередить. Распахиваю пассажирскую дверь, подаю по привычке ладонь – не принимает.

Сама отталкивается от сиденья, выскальзывает наружу, выпрямляется. Одной рукой растрепывает влажные волосы, другой стискивает мокрую блузку. Делает несколько шагов навстречу выбирающемуся из машины Павлу.

– Привет, Паш. А ты чего не позвонил? Мы задержались на работе, разгребали завалы. Моя «Хонда» сломалась, так что Никите пришлось меня подбросить.

Частит Кира и привстает на цыпочки, чтобы прижаться щекой к щеке Григорьева. Я же открываю для себя две истины. Во-первых, Ильина умеет врать, не краснея. Во-вторых, я ревную женщину, которая мне не принадлежит.

Паршивое, честно признаться, чувство. И резь под ребрами тоже паршивая.

Глава 11

Кира

Сотни иголок впиваются в спину. Распарывают кожу. Пускают кровь.

Жар лавой спускается от шеи и до самой поясницы. Поражаюсь, почему небеса до сих пор не ударяют в меня молнией, ведь врать нехорошо. Так учила всегда мама. Так говорил и отец.

Выдыхаю резко и не решаюсь поднять подбородок. Смотрю куда угодно – только не в Пашины глаза. Сначала упираюсь взглядом в его белые кроссовки с коричневой полосой сбоку. Цепляюсь за кожаный ремень стильных брюк с идеальной стрелкой. Утыкаюсь в судорожно дернувшийся кадык. Сама тоже сглатываю.

– Я звонил.

Взрывает ненадолго опустившуюся тишину Паша, а я принимаюсь лихорадочно рыться в сумке. Выуживаю из ее недр телефон, неловко тапаю по дисплею и лично убеждаюсь – четыре пропущенных.

В очередной раз за вечер заливаюсь краской. Прохлады, опустившейся на землю, вовсе не замечаю. Так сильно печет.

– Забыла включить звук.

Жалко оправдываюсь, ковыряя носком туфель почву. Понимаю, что звучу ужасно. Выгляжу тоже отвратительно.

В толстовке с чужого плеча. С мокрой помятой блузкой в руке. С взъерошенными волосами. С лихорадочно горящими глазами, пожалуй, я больше похожа на героиню из дурацких анекдотов, чем на излишне старательного работника.