Чтобы люди и скот не страдали от бескормицы и недостатка воды, каждый тумен шел своей дорогой, проложенной такими же, как Ли-Хай, разведчиками-снабженцами. Войско шло по степи широкой полосой. От крыла до крыла всаднику надо было скакать во весь опор не меньше суток. Шли налегке, без обозов. Весь скарб везли на вьючных лошадях. Стада для пропитания воинов гнали с собой. Часто устраивали облавные охоты для пополнения запасов мяса и обучения воинов действовать как единое целое. Разведчики, идущие впереди, обозначали места привалов, дневок и водопоев, указывали местным покоренным племенам, куда свозить припасы для пропитания двигающегося войска.

Богдиец, чувствовалось, сам увлекся своим рассказом. То, что вокруг собрались послушать почти все русичи, придавало его речам еще большее вдохновение.

– Так монголов, получается, что-то около ста тысяч? – решил уточнить Ратислав, поняв, что Ли-Хай может говорить теперь очень долго, а отряду пора двигаться дальше.

Богдиец примолк, видно, не сразу сумев сообразить, о чем его спросили. Наморщил лоб. Потом покачал головой и заговорил уже медленнее, без прежней увлеченности.

– Еще восемь лет назад в низовья Итиля было послано войско под командованием Субедея-Богатура, – перевел Осалук. – Для войны с саксинами, буртасами, мокшей, чувашами, но, главное, с булгарами и башкирдами. Ему было выделено три тумена. Собственно монголов в войске имелось не более десяти тысяч, остальные набирались из покоренных племен.

Субедей сумел потеснить булгар и башкирдов, но этих сил для успешной войны оказалось мало. Потому через два года к нему отправился со всеми силами своего улуса Бату-хан. Надо сказать, сил тех спервоначалу было не так уж много. Великий Чингис выделил ему при дележе улусов четыре тысячи. То бишь четыре тысячи кибиток, которые могли выставить при крайнем напряжении сил не больше восьми тысяч воинов. С тех пор прошло полтора десятка лет, и Бату увеличил количество кибиток до десяти тысяч. И теперь может спокойно выставить полнокровный тумен. Только монголов. И еще столько же воинов из покоренных племен.

Получив приказ оказать помощь Субедею, он откочевал всем своим юртом в низовья Итиля и тоже вступил в войну с булгарами и башкирдами. Башкирдов в конце концов принудили заключить мир. В Булгарии сумели продвинуться далеко на север, в леса, коренные владения Булгарского царства. Но булгары и прочие поволжские народы сопротивлялись отчаянно. Потери монголов оказались очень велики. Пришлось отступить. И вот полтора года назад на большом курултае решили послать помощь из Монголии для сокрушения непокорных племен.

– Значит, – снова вмешался в речь богдийца Ратьша, – сто тысяч пришло из Монголии, тридцать тысяч имелось у Субедея, и двадцать ему на помощь привел Бату? Получается сто пятьдесят. Или ты еще кого-то забыл?

– Нет. Это все, – ответил Ли-Хай.

Воины, слушавшие рассказ пленника, загудели. Немудрено! Сто пятьдесят тысяч! Невиданное на Руси войско. На Калку русских собралось тысяч сорок. Да еще столько же было половцев. Хотя многие говорят, что русских было меньше. Не больше трех десятков тысяч. Да и половцев… Кто их там считал?

– Ну, сейчас-то их, наверное, стало основательно поменьше? – гася шум, спросил боярин. – Особенно тех, которые воюют уже восемь лет. После стольких-то боев.

Выслушав вопрос, богдиец покачал головой и заговорил. Осалук перевел.

Сами монголы, составляющие костяк татарского войска, потерь обычно несут совсем немного. Впереди себя в атаку они всегда посылают союзников, в первую очередь из только что покоренных племен. Они в основном и гибнут. Сами монголы участвуют в обстреле врага, заманивании его в засады, поскольку это очень сложное дело, а также наносят решающий удар тяжеловооруженными всадниками по уже дрогнувшему противнику. Ну или вступают в бой в самый решающий момент большого сражения. Потому потрепанные тумены очень быстро восстанавливаются за счет местных племен. Единственно, есть закон: самих монголов в тумене должно быть не меньше четырех тысяч, а союзников не больше, чем по тысяче от каждого племени, чтобы не могли сговориться и взбунтоваться. Так что тумены выступят на Русь в полном составе.

– Правда, в походе, я слышал, будет участвовать не все войско, – продолжал переводить Осалук. – Три тумена под командованием царевича Менгу продолжают теснить половцев на запад, не давая им прийти в себя, объединиться и дать отпор монголам. Два тумена царевича Гуюка воюют на Северном Кавказе с аланами, черкесами и прочими тамошними племенами. Два тумена под предводительством царевича Бучека останутся в Булгарии и Поволжье – там неспокойно, то и дело вспыхивают восстания. Может быть, ближе к зиме они присоединятся к силам вторжения, ударив по Владимирскому княжеству со стороны устья Оки. Один тумен останется охранять коренной юрт Бату в низовьях Волги. Так что на Рязань ударят только семь туменов.

Ли-Хай замолчал, видно, притомившись от долгой речи. Ратислав и его воины тоже молчали. Семьдесят тысяч против не самого могучего в Русской земле Рязанского княжества… Хорошо, если Владимир и Чернигов помогут, хотя против такой силищи и этой помощи будет мало. А если не помогут? Ладно, пусть о том думают князья. Задача Ратьши – скорей доставить добытые сведения и языка в Рязань. А путь предстоит еще долгий.

– На конь! – приказал пребывающим в мрачной задумчивости воинам боярин.

Глава 6

Погоню обнаружили на второй день пути. Ближе к полудню Ратислав заметил скачущего галопом сакмогона из пятерки, прикрывавшей хвост отряда. Боярин и его ближник, придержав коней, приотстали и дождались гонца. Как и ожидалось, вести оказались недобрыми: за ними увязалась погоня. Отряд не менее трех сотен всадников. По виду не половцы. Наверное, сами монголы. Пока еще далеко, верст десять. Дозорные их засекли с вершины высокого кургана-могилы. Идут по следам русского отряда. Немудрено, что ради такой крупной птицы эдак всполошились: слишком много знает богдиец. Ну что же, попытаем, чьи кони резвей и выносливее.

Ратислав протрубил в рог, созывая дозоры, идущие впереди и по бокам. Пришпорил лошадь, догоняя остановившийся отряд. Дождался дозорных, рассказал о погоне. Погоня так погоня. Сакмогонам такое не впервой. Быстро проверили крепеж вьюков, чтобы не отвязались при скачке, подтянули подпруги. Готовы.

– С Богом! Вперед! – махнул рукой Ратислав. – Богдийца берегите!

Повернулся к Могуте.

– Давай с ними, я задержусь. Веди пока вдоль Дона, а дальше – посмотрим.

Ближник понятливо кивнул и дал шпоры скакуну. Остальные рванули следом. С места вскачь, выбрасывая из-под копыт куски черной земли с пучками ковыля. Степная гонка началась.

Сам боярин остался на месте вместе с сакмогоном-дозорным, поджидая пятерку, прикрывающую хвост отряда. Кони верховые и заводные, отошедшие от скачки, наклонив головы, начали выбирать в пожелтевшей, выбитой лошадиными копытами траве побеги посвежее и позеленее. Вскоре из-за увала показалось четверо всадников, несшихся во весь опор. Ратьша поднял руку, подзывая дозорных. Подскакав, те резко осадили коней в нескольких шагах. Разгоряченные скакуны, роняя пену с удил, плясали, норовя подняться на дыбы. Старший, немного успокоив своего жеребца, подъехал вплотную, стремя в стремя.

– Рассказывай, – велел Ратислав.

Тот провел пятерней по лицу, размазывая пыль, смешанную с потом, откашлялся, рассказал, переводя дыхание:

– Мы подпустили их поближе, чтобы рассмотреть и счесть. Это татары, не половцы или кто еще. Не меньше трех сотен. У каждого по четыре заводных коня. Тяжеленько будет уйти от них.

Да, и в самом деле. У русичей только по одному заводному. Пусть еще по паре, если взять из угнанного табуна побитых татар. Все равно мало для такого расстояния: три коня выдохнутся быстрее, чем пять.

– Сейчас они далеко? – задал следующий вопрос боярин.

– Мы их подпустили совсем близко. Меньше чем на версту. Чтобы рассмотреть и посчитать. Потом уходили вскачь. А они идут рысью. Мыслю, оторвались верст на пять.

– Не заметили вас?

– Не должны. Уходили по балке, потом промеж холмов.

– Значит, пока идут по следу. Это хорошо, особо не разгонятся.

Сакмогон согласно кивнул. Шли выбитой степной дорогой. На ней не враз отличишь одни следы от других. Вот только свежий лошадиный навоз со старым не спутаешь, а его две с лишним сотни лошадей отряда оставляют за собой изрядно. Пока доберутся до этого места, все равно будут идти не слишком быстро, а тут, увидев по следам, что русичи начали гнать коней, тоже прибавят ходу: догонять-то надо.

– Ладно, двинулись, – приказал Ратислав. И шестерка всадников поскакала вслед за ушедшим далеко вперед отрядом.

К полудню следующего дня татары сократили расстояние между собой и русичами до четырех верст – сказалось преимущество в заводных лошадях. Да еще Ратислав пытался запутать след. Степная дорога здесь, у излучины Дона, была широка. Вернее, здесь сливалось несколько дорог, и шли они одна возле другой в версте-двух. Дороги раздваивались, ветвились. Некоторые сворачивали в сторону. Вот на такие ответвления русичи и сворачивали. Не вышло. Преследователи оказались поднаторевшими в таких играх и на уловки Ратьши не поддавались. Только коней притомили да дали приблизиться к себе татарам. Теперь их догоняли не по следу – навзрячь.

К вечеру русский отряд прекратил петлять и понесся по прямой на закат, куда вела основная дорога. Большую часть ночи гнали коней, стараясь оторваться подальше, благо погода стояла ясная, а ночь была лунная. Но татары тоже встали на ночлег только под утро, видно, когда уж начали валиться из седел.

Увидев у окоема загоревшиеся огоньки костров ставших на привал преследователей, остановил своих людей и Ратислав. Расседлали лошадей. Развели костры, сварили и быстро, обжигаясь, выхлебали кулеш. Напились студеной воды из родника, бьющего на дне заболоченной балки. Потом попадали на потники и провалились в сон. Двое дозорных, сменяясь каждый час, караулили татар со стороны их стана. Три пары стерегли подступы к лагерю еще с трех сторон на расстоянии трех верст: мало ли что могут придумать татары. Их много, часть может попробовать по-тихому обойти и вырезать спящих.

Ратьша поднял людей, едва солнце показалось над дальней грядой холмов. Татары, судя по тому, что дозорные сигналов не подавали, пока оставались на месте. Воины раздули тлеющие под пеплом угли, разогрели вчерашний кулеш. Поели. Татары пока не двигались, тоже не железные, видать. Не торопясь оседлали лошадей. Кряхтя – одеревеневшие от вчерашней скачки ноги болели и плохо гнулись, – забрались в седла. Тронулись рысью. Вскоре после начала движения один из дозорных, карауливших татар, выскочил на холм верстах в двух позади отряда и замахал снятой с головы половецкой шапкой: татары возобновили погоню. Русичи снова пустили коней вскачь. А Ратислав опять поотстал: за татарами надо присматривать самому: кто знает, что они могут придумать, волки, видать, те еще.

Еще один день непрерывной, изматывающей скачки. Выжимающий слезу ветер, хлещущие по ногам метелки ковыля, бьющее по ягодицам жесткое седло. Ноги можно было размять только во время переседловки, когда пересаживались на заводных лошадей. На ходу грызли сушеное мясо и окаменевшие лепешки – запас, прихваченный в Онузле. На нормальных привалах эти лепешки держали над парящим котлом с варевом, после чего те становились податливыми для зубов. Где теперь эти котлы?

При переседловке видно, как пот тонкой прозрачной струйкой стекает с брюха лошади. Потники набрякли влагой, хоть выжимай. Сапоги и штаны отволгли, кожа нестерпимо зудит. Коней поили из попадающихся на пути степных, не успевших пересохнуть за лето речушек и болотцев, зеленеющих ряской в глубоких балках. Поили понемногу, чтобы не остудить лошадей, и сразу возобновляли скачку.

В этот раз татары встали на ночевку раньше – как только окончательно стемнело. Ратислав увел отряд еще версты на три вперед до небольшой речки и тоже приказал спешиться и готовить ужин. Снова дозоры всю ночь сторожили покой отряда русичей. Чуть свет – завтрак вчерашним кулешом. Потом по-быстрому ополоснулись в речке, смывая с тела едучий лошадиный пот, и в седла. Татары, видно, тоже следили за уходящими от погони, потому как почти сразу пустились вдогон.