Осень, эту слякоть и морозы, да множество дождей, я пережидал в тёплых аудиториях, в казармах, что мне не могло, не нравится. Пережил три месяца вполне благополучно, даже сытно. Кормили хорошо. Училище-то столичное. Раз в неделю выезжали на полигон, отрабатывали практику, стреляли из миномётов и пулемётов. Хотя немного, мол, на фронте попрактикуетесь вдоволь. Главное знать матчасть. Чему не радоваться? Есть ещё один момент, я об этом знал и даже подталкивал к решению такого вопроса. Переводчики. Я хотел уйти в переводчики. Жить при крупном штабе, питаться со штабной кухни, вполне безопасно, есть немалые шансы дожить до конца войны. Во всех училищах, есть те, кто отслеживает таких знатоков, тут и особисты, и учителя по иностранным языкам. Они и подают информацию кому нужно. У нас в училище как раз немецкий был, ещё преподаватель меня и второго такого знатока, брал в помощники, других обучать. Хорошая практика. Таких спецов берут на заметку, и вот если есть надобность, оформляют направление не по той специальности что изучал, а как переводчика. У меня же что-то не сложилось, когда получил направление, там уже было указано, где буду служить. Командир миномётного взвода в Сто Пятьдесят Седьмую стрелковую дивизию, что состояла в списках Приморской армии. Слышал о ней, в Крыму воевала. Да и документы, дорожные, как раз и предписывают, отправится на юг. Удивили. Где Москва, а где Крым? Что, поближе училищ схожего назначения нет? Впрочем, я особо не возражал.

В коридоре спросил у Юрченко, что тоже получил направление:

– Куда тебя?

– Юго-Западный фронт. В Воронеж. Командиром миномётного взвода в Сорок Пятую стрелковую дивизию. Какой полк, пока не знаю.

– Я тоже не знаю. На месте назначение получу. Сто пятьдесят Седьмая, Приморская армия. Это у Крыма.

– Ого. Далеко.

– Знаю.

Оба мы были в новенькой форме, шинели новые, туго обтянутые скрипучими ремнями, шапки-ушанки уже ввели, ну и сапоги, всё новое. Да, мне не повезло с оружием, как многие думали, выдали «Наган». «ТТ» закончились, а их очень ценили. Хотя я этот револьвер, пусть и устаревшее оружие, тоже высоко ценил, поэтому не расстроился. Узнали, куда другие парни получили назначение. Не все в миномётчики, были и командиры пулемётного взвода. Вообще раньше в батальонах были миномётные роты, но их ещё летом упразднили, и сейчас в каждом батальоне миномётный взвод, в два орудия, и всё. Так что, скорее всего, и я в такой батальон получу назначение. Что важно, в большинстве случаев парней распределяли по фронтам, что недалеко, а вот чтобы в такую даль, то это редкость. Пусть не меня одного заслали, двух командиров пулемётных взводов, и я. И все трое в одну дивизию. Стоит ли говорить, что, отправиться решили вместе? Так что прощались с товарищами и друзьями, за три месяца успели подружиться, хотя я старался держать дистанцию. Да я просто взрослее, чем эти салаги, это курсанты чувствовали и обращались ко мне уважительно, по имени отчеству. Да и награды видели. Между прочим, мне с ними жутко повезло, редко награждали в сорок первом. Так что я редкий везунчик. На своих бойцов миномётного взвода я наградные раза четыре писал. На Юрченко тоже, тот в курсе, помогал, и что? Получили они что? Именно что нет. Так что это тоже на авторитет мой фронтовика влияло.

Попрощавшись, сразу на вокзал, ветка на Рязань, там немцы ещё не перерезали, придётся изрядно покрутиться, но доберёмся. Пайки в дорогу, выдали на пять дней, должны добраться. Военный комендант на вокзале обеспечил нам место в вагоне, отправление уже через час, хорошо с вещами были, вскоре погрузились, поезд, что странно, пассажирским был, не военный эшелон, и мы двинули на Рязань. Купе четырёхместное, на трёх полках мы, на четвертой семья из женщины с двумя детьми. Мы с ними припасами делились, пока ехали. Кубари обмыли, я достал бутылку водки. По стакану каждому, хряпнули, дальше продолжать не стали, спать. Во сне так и прошёл в основном путь. Играли в домино, питались, спали, отсыпались от тяжёлых будней учёбы. Я разве что делал зарядку в коридоре, тесно, а надо, кровь разогнать, дать мышцам потрудится. А на четвёртый день у нас вещмешок с припасами спёрли. Пришлось мне своими запасами попутчиков кормить. Трижды меняли поезда и эшелоны, пока не прибыли в Новороссийск, где стояла наша дивизия. Ничего, добрались, и дальше проследовали к месту дислокации штаба дивизии. Патруль подсказал куда нам, проверив документы, да и видно, что только из училища. Ну, меня понятно, в миномётчики, а вот двух других лейтенантов думаете в пулемётчики, как в предписании указано? Нет, тоже командирами миномётных взводов. Было кого ставить командовать пулемётными подразделениями, а миномётчиков остро не хватало.

Выяснилось, что дивизия ещё только передислоцируется в Новороссийск. Нас, оказывается, должны были морем в Крым доставить и там мы бы вошли в состав дивизии, но за время пути планы поменялись. Молодец командир патруля, знал, что часть штаба дивизии уже тут, в городе, хотя сама дивизия ещё в Крыму, перевозят её судами и баржами, правильно направил. Мы приняли свои взвода. По сути их с нуля пришлось формировать, потери не слабые. Я попал в Триста Восемьдесят Четвёртый стрелковый полк, командовал взводом, усиливая третий батальон. Двое моих попутчиков попали в другой полк, там сформировали взвода. Времени хватило, после чего мы участвовали в Керчинско-Феодосийской десантной операции. Начали неплохо, но немцы с румынами быстро оправились, и дальше уже начали давить. Мой взвод со своими обязанностями справлялся на пять с плюсом, если бы не недостаток мин, вообще красота. Впрочем, румыны, а против нас они действовали, оценили точность, с которой их поражали. Наш батальон как раз и оказался на острие удара противника, первый выдержали, второй уже нет, да и я всё выпустил до железки. Как раз меняли позицию, отходили, когда на нас пехота вышла. Не румыны, немцы. Не отбились, их тупо больше, и поддерживало два бронетранспортёра, оба я подбил из противотанкового ружья, но это не изменило ситуации, смели мой взвод, и досталось санвзводу, что был за нами. Ещё и румыны второй линией шли, а эти вообще нелюди.

Нет, в плен я не попал, мы вырвались из полуокружения, раскидывая ручные гранаты, мои личные запасы, просто три ранения у меня, одно проникающее в грудь, а вывел всего четырёх бойцов, тоже раненых. Как перевязывали у наших, помнил смутно, потом вроде качка на волнах, рёв мотора грузовика, потряхивание на колдобинах, и яркий свет операционной в госпитале. Это уже в Новороссийске было. Выжил, и это радует. В плечо осколок влетел, в грудь пуля и ещё осколок по боку глубокую царапину пробороздил, вот и все мои ранения. Отправили дальше, на моторном катере, и лечился я в госпитале Туапсе. Такие вот у меня приключения. Наград не заработал, зато звание дали, действия моего взвода были замечены и высоко оценены, трижды благодарность получал от командования дивизии, за накрытие важных целей. Так что я уже лейтенант. Вполне неплохо. Из попутчиков, один погиб, ещё при высадке десанта, а второй воюет, и говорят неплохо. Лечится скучно, хотя раны заживали так, что врачи дивились, а высокое восстановление видимо мне, с обортничеством досталось. Поэтому два месяца всего в госпитале пролежал, когда медицинская комиссия решила, что хватит мне на белых простынях лежать и с медперсоналом шуры-муры устраивать. Дважды чуть с поличным не взяли. Собрался, уже конец марта, и обратно в дивизию. А та ещё в Крыму, держалась. Ночью переправили, миномётный взвод мне нашли, из двух в один свели, и людей, и орудия, и пошла работа. Ох, и скучал я по ней. Хорошо воевали, мне к апрелю новая награда упала. Подтвердили награждение на орден «Боевого Красного Знамени». Вот только получить я его не успел. Накрыли нас всё же при отходе немцы, гаубицами работали. А очнулся в плену. Дивизия отходила, на Тамань переправлялись ночами, а мы прикрывали, но как видите, сами уйти не смогли.

Не сказал бы, что я подобное предполагал, но готовился. Все награды и документы в хранилище, личное оружие тоже, бегал с трофейным «Люгером», так что когда разоружали моё бессознательное тело, мало что нашли. Часы разве что наручные пропали. Шинель всё та же, моя. Только петлицы с формы и шинели срезаны, и звёздочки на фуражке нет. Быстро они. Очнулся я на месте боя, думаю, если бы там лежал, так и добили бы. Однако, встать смог, в общую колонну пленных, и погнали куда-то в сторону Феодосии. Три дня гнали, раненых, полуголодных, у меня помимо контузии средней тяжести, что довольно быстро проходила, ещё было два осколочных ранения. От того снаряда, что контузило. Под кожей, они чувствовались. Во время одной из стоянок, ночь была, я достал инструменты и извлёк их, обработав раны и перевязав бок. Румыны, что нас гнали, на раненых не обращали внимания, добивая всех, кто не мог идти. Помог с ранами один из командиров, медик. Дальше к Джанкою, тут уже разделили командиров и бойцов, командиров в вагоны и куда-то увозили, прочь от Крыма. Мне дорога с трудом далась, шёл шатаясь, если бы не помогали бойцы моего взвода, потом другие командиры, когда нас разделили, там бы и упал. А в вагоне уже отлеживался. Честно признаюсь, немного потерял счёт дням, но зато чувствовал себя неплохо. Был четвёртый или пятый день пути, часто стояли на станциях, везли куда-то в сторону Польши, то ли Румынии. В общем, я убрал щеколду в хранилище, и отворил створки в сторону. Крикнув своим соседям:

– Ребята, уходим!

И первый сиганул в темноту. Эшелон шёл ночью, насыпь крутая, но перекрутившись, я остановил падение, ничего не поломав. Как я видел, вагон покидали фигурки одна за другой, кто бежал прочь, кто пытался встать, и падал, видимо травмированы. Нужно помочь. Сам хромая, колено отбил, я поспешил к ближайшим командирам.

* * *

– Одинцов! – окликнули меня. – На выход.

Зевнув, был поздний вечер, спать хотелось, я встал с нар и направился к выходу. Тянуло бок, там швы на днях сняли, но пока ничего, терпимо. Я не арестован, идёт проверка Особого отдела армии, где мы вышли к своим, это Юго-Западный фронт, перейдя передовую. Подозрение конечно вызвало многое, попали в плен, дальше до Джанкоя вели, в вагонах четыре дня перевозили, и бежали у Винницы. Там я собрал восьмерых травмированных командиров, от майора до младшего лейтенанта, некоторые ранены до этого были, угнал автомобиль у немцев, и мы за три ночи огромный путь преодолели, что считалось невозможным. И доехали до своих. Причём, на машине. Благо у наших было наступление, линию фронта выравнивали. Плюс я сохранил награды и документы, мол, спрятал под бинтами. Это тоже подозрительно, поэтому шла углублённая проверка. А спешил я по той причине, что меня наградили, чтобы не зарубили. Да и личное дело чистым было. Вроде всё. Орден уже считай мой, нужно только получить. Надо сказать, допросы шли, без мордобоев, я часто к медикам ходил, там встречал других спасённых. Все мы проходили проверку, хотя пристальный интерес в основном ко мне был. Две недели уже проверяли. В госпитале не держали меня, раны признаны не таким опасными, но проверка шла.

Сейчас же вызвали, на ночь глядя, в Особый отдел, и сообщили, это сделал следователь, что вёл всё это дело:

– Мы проверку закончили. Состава преступления не выявлено, более того, была высокого оценена ваша удача, и этот рейд из глубокого тыла к передовой. Однако тщательная проверка показала, что никакого Германа Одинцова не существует. То место жительства, что вы указали, не подтвердило ваше существование.

– Это где это? – удивился я.

– В Сыктывкаре. Сегодня пришёл ответ телеграммой.

– Так я там родился, меня двухмесячного увезли на Поволжье.

– Допустим. Это вы тоже сообщили, но и там о вас не слышали. Что вы на это скажите?

Я пожал плечами. Не думал, что так будут глубоко копать, да и время не то чтобы архивы серьёзные и базы с информацией были, однако всё же нашли моё слабое место, прошлое своё я действительно не могу подтвердить.

– Мы часто переезжали.

– Вы лжёте. Впрочем, вами уже будут заниматься не мы, с нашей стороны к вам претензий нет. Вас отправляют в Москву, там разберутся.

Конвой действительно ожидал, городок, где находился штаб армии, имел свою железную дорогу, и вот попутным составом меня в тыл, в Москву. Интересно даже чем это всё закончится. Да и что за преступление? Ну, неверную информацию дал, но звание и награды честно заработаны. Пока еду, стоит внимательно обдумать, что говорить. В Москве сразу на Лубянку, там пока вещи принимал дежурный командир, я покосился на ещё одного, молодого лейтенанта, и сказал:

– А я тебя знаю. Ты из немецких диверсантов, тогда в нашей форме были, пограничниками рядились. Встречались…