Я богат, мои власть и могущество не имеют равных. Я забочусь о сестрах и матери, потому что так мне диктуют честь и долг, а не потому, что они заслуживают этого. И потому, что я не хочу, чтобы они были слабыми звеньями, через которые другие могли бы подкосить меня.

Но в остальном у меня нет ни обязательств, ни привязанностей, и я посвятил все свои дни искусству преумножения денег.

Реальность такова, что Дермоту Фитцалану нужны мои богатства. И моя способность увеличивать их. Он нуждается в этом гораздо больше, чем я нуждаюсь в родословной его дочери.

Но я уже давно решил, что женюсь на наследнице Фитцалана, на одной из тех, чьи предки в тот или иной момент стояли за каждым троном в Европе. Я решил, что зачну своих детей на мягких, благовоспитанных бедрах, вскормлю их голубой кровью и выращу не просто богатыми, но и образованными.

Я был так молод, когда впервые увидел Селесту. Так неотесан и аморфен. Я был животным во всех смыслах.

Я никогда раньше не видел такой женщины. Чистой и красивой. Я никогда не думал, что человек может быть таким… безупречным.

Мне потребовалось гораздо больше времени, чем следовало, чтобы узнать правду о Селесте Фитцалан, ставшей графиней из-за низменных мечтаний и сердитых обещаний старика. Этого она хотела гораздо больше, чем меня.

Но моя жажда только усилилась.

– Если бы между нами был другой, – упрямо произнесла моя нареченная с возмущением во взоре, – вряд ли я бы призналась, верно?

– Ты можешь рассказать мне все, что захочешь, – сказал я твердо. – Сегодня. Советую воспользоваться этим предложением. Завтра я буду смотреть на все это гораздо более жестко.

– Не имеет значения, чего я хочу, – бросила она, высвободив подбородок из моих ладоней.

Но только потому, что я ей это позволил.

– Я этого не говорил. Это ты пришла сюда. Неужели только за тем, чтобы обзывать меня? Чтобы задать мне дерзкие вопросы? Или все же была другая цель?

– Я не знаю, зачем пришла, – сказала Имоджен, и по ее голосу я понял, что она говорит правду.

Но во мне горел огонь. Жажда, темная и требовательная. А я не имел привычки отказывать себе в том, чего хотел.

Более того, утром она станет моей женой.

– Не волнуйся, – сказал я ей. – Я точно знаю, зачем ты пришла.

Я обвил рукой ее шею, наслаждаясь теплом ее кожи. Притянул ее к себе, наблюдая, как ее зрачки расширились, а рот приоткрылся, словно она ничего не могла с собой поделать. Как будто она была такой наивной, такой невинной…

Я не мог понять, что мной движет. Я хотел взять ее, овладеть ею, зарыться в ее тело, при том что она совсем не похожа на женщин, с которыми я обычно развлекаюсь.

Но это не имеет значения.

Потому что она уже принадлежит мне. Мне остается только заявить свои права, и я отчаянно хочу этого.

И я приник к ее губам.

Глава 3

Имоджен

Монстр целовал меня.

И я не знала, что делать.

Его губы, мощные и жесткие, делали мне больно. Я должна была уйти. Хотя бы попытаться. Но вместо этого я поднялась на цыпочки и потянулась к нему…

Словно я хотела большего.

Он обхватил мой затылок рукой и прижался губами к моим губам.

А я хотела. Я хотела… всего.

Полжизни я мечтала о поцелуях. Я грезила о такой минуте. Возможно, о наказании поцелуями. Или о чем-то сладком и удивительном. О любом поцелуе, если честно. Но ничто не могло подготовить меня к встрече с Хавьером Дос Сантосом.

Я почувствовала его язык на своих губах и не смогла удержаться. Я приоткрыла губы и позволила ему проникнуть внутрь. А потом я подумала, что отдам ему все что угодно.

Я осознавала, что он делает со мной, и все, что я чувствовала, – это жар. Что-то жадное, дикое и невероятно горячее, пробуждающее жизнь внутри меня. Мой страх переплавился в нечто совершенно иное. Он скрутился в жгут у меня в груди, связался узлом в животе и капал медом еще ниже.

Его руки были чудом. Тяжелые и сильные, они обвились вокруг меня, пробудив ощущения, которым я не знала названия. Я почувствовала себя маленькой, но защищенной.

Губы Хавьера продолжали терзать мои губы. Его грудь, вся из стали и гранита, крепко прижалась к моей, пока я не почувствовала, что моя грудь набухла. Это было похоже на лихорадку.

Боль была повсюду, жгучая и покалывающая, но я откуда-то знала, что не больна.

Он прижал меня к себе еще сильнее, и это было великолепно. Я чувствовала себя невесомой, слишком захваченной всем этим огнем и медом.

А потом его пальцы забрались под подол моего платья – постыдная ласка, от которой мое сердце пропустило удар. И он не остановился. Его ладонь скользила по всей длине моего бедра, поднимаясь все выше и выше.

В мозгу произошло короткое замыкание. Мир стал раскаленным добела, потом раскаленным докрасна, а потом я перестала чувствовать что-либо, кроме невыносимой жажды.

Его рука была чудом. Не мягкая и холеная, как у тех немногих мужчин, чьи руки я когда-то пожимала, а твердая и мозолистая. Большая и по-мужски жесткая.

Он нарисовал какой-то узор на моей коже и засмеялся, когда я вздрогнула в ответ.

Он был словно вино. Я раскраснелась, голова моя кружилась, будто я выпила.

А потом его пальцы начали играть с краем моих трусиков, пока я не перестала дышать.

Он склонил голову, и наш поцелуй стал глубже и жарче.

И в этот же момент его пальцы с дерзкой уверенностью направились прямо в центр меня.

К моему удивлению и стыду, он начал гладить меня там, внизу.

Его язык был у меня во рту. Его пальцы были глубоко между моих ног, и я не могла вспомнить, почему я считала его монстром.

В любом случае я капитулировала. Но не чувствовала себя проигравшей.

Это было похоже на танец. Его рот и его рука, то одна, то другая, или обе сразу.

Не успела я опомниться, как лихорадка начала охватывать все мое тело. Я вся дрожала. Тело напряглось в его руках, и я почувствовала, что приближаюсь к апогею.

Я бы оттолкнула его, если бы могла. Если бы я могла заставить свои руки сделать что-нибудь, кроме как схватить его за рубашку, когда я задрожала и стала извиваться все сильнее и сильнее в его руках.

Я потерялась где-то между горячими, твердыми губами Хавьера и его безжалостной рукой между моих ног. Я потеряла себя, я последовала за этой дрожью, и я едва понимала, почему я издавала эти жадные, постыдные звуки, рвавшиеся из глубины горла.

– Давай, Имоджен, – прорычал он. – Сейчас.

Во мне не осталось ничего, кроме жара и покорности.

Я взорвалась как по команде.

И я только смутно осознавала это, когда Хавьер отодвинул меня от себя. Он усадил меня на край стола, стоявшего позади нас, провел ладонями по моим рукам, словно напоминая о границах моего собственного тела, и даже поправил мне юбку.

Все в целом показалось мне… приятным, как бы странно это ни звучало по отношению к человеку, которого все считали чудовищем. И я о нем до сих пор думала так же и от этого чувствовала смятение.

У меня кружилась голова. Я не могла сосредоточиться. Не могла дышать. Я не могла понять, что произошло.

И когда мое дыхание наконец замедлилось настолько, что я смогла нормально думать, Хавьер все еще был рядом. Он стоял в той же позе, что и раньше, засунув руки в карманы брюк, которые, как я поняла с первого взгляда, были сшиты в ателье в Милане или Париже.

Теперь его мощь казалась еще более ошеломляющей. Мечтательные голубые глаза конюха поблекли на фоне неумолимой мужественности Хавьера. Он был словно шторм, который кружил меня, пока я сполна не почувствовала его силу.

Я сказала себе, что ненавижу его за это.

– Ты выглядишь удивленной, моя королева, – сказал Хавьер. Я окаменела от скрывавшейся в его словах насмешки. – Хотя, конечно, это не так. Я уверен, что кто-то подготовил тебя к тому, что происходит между мужчиной и женщиной, как бы усердно твой отец ни старался запереть тебя в башне.

Безусловно, я не была жертвенной девой из прошлых веков. Возможно, я и вела уединенную жизнь, но эта жизнь сопровождалась обильным доступом в Интернет.

Тем не менее я последовала за внутренним голосом, которому не могла сопротивляться.

– Разумеется, – ответила я. – Запертые башни оберегают от запретных знаний только в сказках.

Его мрачный взгляд прожигал меня насквозь, но я выдержала. И ответила ему полуулыбкой, которую раньше видела на лице своей сестры.

– Полагаю, ты имеешь в виду, что подготовка к браку проходила под тщательной опекой монахинь, обсуждавших с тобой биологию.

– Думай, что хочешь.

После этих слов Хавьер изменился прямо на моих глазах. Я и раньше думала, что он каменный, но теперь он стал еще тверже. Кремень и гранит.

Я не могла сказать, было ли ускоренное биение моего пульса – на запястьях, в ушах, в груди и между ног – вызвано страхом или чем-то еще, гораздо более опасным.

Хотела бы я быть уверенной в себе, как Селеста. И даже такой же самодовольной.

Мне казалось, в этом и есть сила.

Я не хотела быть той, кем меня считали. Неудачной сестрой Фитцалан. Только не сейчас. Я не хотела, чтобы этот человек знал, насколько я неопытна. Я не хотела отдавать ему свою невинность, особенно если он считал ее своей по праву.

Хоть раз я хотела почувствовать себя искушенной.

Хоть раз я хотела быть изящной и грациозной.

Я не была уверена, что смогла изобразить непринужденность сестры. Но я знала, что моя ухмылка достигла цели. Я видела это по его суровому лицу.

– Тем лучше, – пробормотал Хавьер. – Ты должна знать, Имоджен, что у меня очень много желаний. И очень хорошо, что мне не придется учить тебя, как лучше всего их удовлетворить.

Я ему не поверила. Что-то подсказывало мне, что ему это нравится гораздо меньше, чем он говорит.

«Или ты просто хочешь как-то задеть его, после того как он снес тебе крышу», – прошептал мой внутренний голос.

Это мне не понравилось, и я нахмурилась.

– Но сейчас, – сказал Хавьер с мягкой угрозой, – если ты не хочешь узнать на деле, что именно я имею в виду, я бы посоветовал тебе вернуться к себе. Утром свадьба. У нас впереди целая жизнь. Обещаю, у тебя будет достаточно времени, чтобы понять, чего я хочу и чего ожидаю. В постели и вне ее.

Меня задело то, что он так легко отпустил меня, хотя, наверное, я должна быть благодарна за отсрочку.

Я всего лишь притворялась, что похожа на Селесту, а суровое лицо Хавьера говорило о том, что у меня не очень хорошо получается. Я была уверена, что, если он прикоснется ко мне снова, я не смогу продолжать в том же духе.

И не важно, что какая-то часть меня дрожала от желания. Больше всего на свете мне хотелось снова ощутить его руки на своих плечах.

Я должна воспользоваться спасательным кругом, который он мне предложил, – или окончательно потерять себя.

Я соскользнула со стола, встала на ноги и постаралась, чтобы выражение моего лица не выдало, как приятно мне было то, что произошло между нами. Мне казалось, что мои трусики стали слишком тесными, будто я распухла и едва могла ходить самостоятельно.

Подспудно я ждала, что он снова схватит меня, но он этого не сделал. И когда я добежала до винтовой лестницы и помчалась вверх так быстро, как только могла, стук сердца в груди был таким громким, что я удивилась, что Хавьер не услышал его.

Я прошла по галерее второго этажа, чувствуя на себе его взгляд, словно тяжелый груз или цепь, уже связывающую меня с ним, но не обернулась. Какая-то часть меня боялась, что если я это сделаю, то снова побегу к нему. Что я сгорю в его огне заживо, пока от меня не останется ничего, кроме пепла.

Когда я проскользнула под гобелен и оказалась в коридоре для слуг, легче мне не стало. Как будто я несла Хавьера с собой – во всех местах, где он прикасался ко мне, и, что еще хуже, во всех местах, о которых я только мечтала.

Как будто я уже наполовину была поглощена этим огнем, которого боялась и желала одновременно.