– Да собирайся, одевайся… – донеслось до Архиповой из шкафа.

Александра перестала жевать. «Господи, да он же стесняется на меня посмотреть! Халат короткий!» – вдруг догадалась Архипова. Действительно, халат открывал ее смуглые ноги, на груди он распахивался, потому что Александра все время забывала пришить верхнюю пуговицу. Справедливости ради надо сказать, что в халате она не ходила, предпочитала джинсы и шорты. И дома, и в отелях.

– Ладно, спасибо за гренки, пошла в душ, как велено, – вздохнула Архипова. Закрывая за собой дверь, она услышала, как Колесников покинул свое импровизированное убежище в шкафу.

Завтракали они под наставления Колесникова.

– Мне нравится этот твой свитер. – Сергей Мефодьевич указал на грубой вязки кофту с глухим воротом. – Вообще, я считаю, что одежда – это такая лакмусовая бумажка, это опознавательный знак, сигнал «свой – чужой».

– Друг Аркадий, не говори красиво, – рассмеялась Архипова. Колесников удивленно посмотрел на нее.

– Это «Отцы и дети». Базаров так говорит своему другу Аркадию. Неужели не помнишь? Выражение стало опять популярным. Одежда – это всего лишь одежда.

– Ну, не спорь, – начальственно произнес Колесников.

– Это еще почему? – удивилась Архипова. – Почему нельзя спорить?

– Отрицать очевидные вещи не стоит, – снисходительно начал Сергей Мефодьевич.

– Ах, очевидные… Что можно сказать о человеке, который носит такие ботинки, как у тебя? Что та самая лакмусовая бумажка показывает?

– Какие ботинки? – опешил Колесников.

– В которых ты был на вокзале, но которые ты – ура! – не надел в театр.

– А, – Колесников возмущенно посмотрел на нее, – а что с ними не так?

– Они страшные, немодные, грубые, некрасивые, неэлегантные… Такие ботинки раньше грузчики носили, но сейчас уже даже они не носят. Есть специальный вид обуви для таких профессий.

– Что за ерунда! – возмутился Сергей Мефодьевич. – Это прекрасные румынские ботинки. Их продавали на распродаже, еще талоны тогда были. Я две пары взял.

Архипова поставила чашку на стол и пристально посмотрела на Колесникова. Он отводил глаза, но наконец не выдержал:

– Ну что? Что?

Оба расхохотались.

– Да, согласен, дурацкие ботинки, – махнул рукой Сергей Мефодьевич. – Сам понимаю, но рука не поднимается выбросить. Новые же.

– Конечно, конечно, – серьезно подтвердила Александра, и они опять расхохотались.

«Славный такой, когда не пыжится, не пускает пыль в глаза и не строит из себя всезнайку», – подумала Архипова.

– Сережа, спасибо тебе, – сказала она и прикоснулась к его руке.

– Да не за что, не за что, брось… – забормотал Колесников и подскочил со стула.

В Кронштадт они ехали долго. Шоссе было пустым, но Колесников ехал чуть ли не шестьдесят километров в час, а то и медленнее. Ругался на прохожих, полицию, водителей и даже ворон.

– От них один вред, они отвлекают, – ворчал он. Архипова не знала, как реагировать. Всерьез ворчание воспринимать не хотелось – пришлось бы спорить и доказывать обратное, а потому она молчала, рассматривая пейзажи. Иногда восклицала:

– Смотри, усадьба! Ой, море близко! Как красиво!

Колесников косился на нее и упрямо продолжал ворчать.

Наконец они доехали до Кронштадта. Было решено машину оставить на большой стоянке у вокзала, город обойти пешком, перекусить и двинуться в обратный путь.

– Нам надо выехать не позднее шестнадцати часов, – сказал Сергей Мефодьевич. Архипова хотела спросить, куда так спешить, но передумала. «Сейчас пойдем гулять, и все станет на свои места – забудет он про свои шестнадцать часов!»

В этом городе она бывала и раньше. С людьми, которых любила сама и которые любили ее. Только давно это было – и вспоминания уже превратились лишь в призраки ощущений, запахов и настроений. Она не могла вспомнить детали тех поездок, но, проходя по знакомым улицам, как бы переживала все заново.

– Знаешь, в чем беда людей нашего возраста? – вдруг спросила она Колесникова.

– В чем? – он даже остановился.

– Мы никому не нужны. То есть как тела, как объекты жизни нужны. Но что внутри нас – никому не интересно.

– Я давно это понял. Еще когда Вера болела.

Архипова внимательно на него посмотрела.

– Это другое. Это горе. Горем поделиться нельзя. Что бы ни говорили. А я о прошлом. Оно нужно только нам. Да и настоящее – тоже. Как ты объяснишь, что для тебя весна?

Архипова вдруг хотела рассказать, как уходила ее мама. Тогда тоже была весна. Она уже было открыла рот, как вдруг опомнилась. «Я только-только сказала, что наши воспоминания никому не нужны, и тут же… – подумала она. И в это время раздался голос Сергея Мефодьевича:

– Так, надо точно прикинуть, сколько времени займет наш маршрут…

– Какой маршрут? – не поняла Архипова.

– Нашей прогулки. В Питер нужно выехать не позднее четырех часов.

– Да брось ты! Давай просто бродить. Здесь так хорошо!

– Что хорошего?

– Ты же морской человек, – рассмеялась Александра. – Разве здесь не твое место силы?

– Ах, оставь эти глупости! Место силы? Придумают же такое.

– Согласна. Я тоже слабо верю в подобные клише. И все же…

– Послушай, какая разница? Море, пустыня, небо… Человек не должен зацикливаться на одной точке. Он должен быть готов в любое время сняться и уехать.

– Куда?

– Да хоть куда. Если там ему будет лучше? Или обещают, что будет лучше.

– Но так же нельзя… А как же привязанности, привычка. Тоска…

– О, это для бездельников. Для тех, у кого нет ответственности. Я всегда рассуждал иначе. Мне было там хорошо, где я находил пользу для моей семьи. Например, деньги. Или условия, или возможный рост, который даст и первое, и второе.

– С одной стороны правильно, с другой стороны…

– А другой стороны нет, – заметил Колесников, – другой стороны нет. Если у тебя голова на плечах и ты ответственный человек – другой стороны нет.

Архипова задумалась. Она примерила услышанное на себя. Как она поступала всю жизнь? Так уж точно следовала интересам семьи? И не было ли отступлений от этого правила? Да и вообще, было ли такое правило?

– Ты о чем задумалась? – спросил Колесников.

– О твоих словах.

– Это правильно, – назидательно произнес он, – учиться никогда не поздно.

– Верно. А еще полезно вдруг понять, что, к счастью, жила не по бухгалтерским законам, а по человеческим.

– Это мои законы бухгалтерские?

– Да, – улыбнулась Александра. – Ты же никогда не интересовался, нужна ли твоим домочадцам та самая выгода, которую ты преследовал? Может, они были бы счастливы и без изменений.

– Сомневаюсь. Вот ты, например, работаешь. А моя дочь вообще могла не работать. Сдает свою квартиру и живет на эти деньги. Молодая, свободная, в достатке.

– Сойти с ума от безделья не побоялась бы? Или крестиком будет вышивать на скамеечке?

– Ну отчего же… Что-нибудь нашла бы себе…

Архипова рассмеялась:

– Судя по твоему тону, ты сам в это не веришь.

Сергей Мефодьевич оттопырил губу – верный признак, что не согласен и раздражен. Архипова вздохнула и предложила:

– Пошли куда глаза глядят. Просто погуляем по этому замечательному городу.

Она поняла, что посетить с этим человеком дорогие ей места не получится. Либо придется что-то долго объяснять, либо он одним словом уничтожит то важное настроение, которое сопутствует воспоминаниям. «Ладно, хорошо, что вообще выбрались сюда», – подумала она и с этой минуты не спорила, не ввязывалась в обсуждения, не восторгалась. Она просто шла рядом. Где-то через двадцать минут на перекрестке Колесников вдруг остановился:

– Ну и что? Что это за прогулка? И что здесь интересного? Чего мы сюда приехали, столько времени потеряв на дорогу?!

Архипова растерялась.

– Ну хочешь, поехали обратно.

Она хотела добавить, что его дурное настроение буквально уничтожает все живое вокруг, но не стала. К любопытству прибавилась жалость. «Интересно, что сделало его таким? Таким… таким…» – Александра пыталась подобрать определение, но не могла.

Обратная дорога была копией их предыдущих поездок: машина тащилась со скоростью телеги, Колесников ворчал. К причинам недовольства мужчины добавилась и сама Архипова.

– Вот зря я тебя послушался. Знал, что в этот Кронштадт ехать не надо. Ничего там нет хорошего.

– Сережа, там мои воспоминания, – мягко улыбнулась Архипова, – история моей семьи. Поездки с дочерью, дорогими людьми. И несмотря на скомканность прогулки, мне было хорошо.

Сергей Мефодьевич ничего не ответил.

Питер встретил их пробками. Но, к удивлению Архиповой, Колесников больше не ворчал и не злился. И даже не отпускал злых реплик в адрес водителей.

– Ты устала? Ты хочешь переодеться? Или, может, отдохнуть? – вдруг спросил он. В голосе звучала забота.

– Я? – растерялась Архипова. – Да нет, я не устала. В Питере готова носиться без отдыха, без сна.

– Серьезно? – Колесников повернулся к ней. – Понимаешь, я тут билеты в одно место купил. Хотел сюрприз тебе сделать. Но ты так загорелась Кронштадтом…

– Сюрприз!

– Да, поэтому я тебя оттуда и увез так быстро. Думал, опоздаем.

– А что это за место?

– В Русском музее иногда устраивают концерты. Сегодня там играют «Виртуозы Москвы». Спиваков. Билетов мало. Зал камерный. Представляешь? Среди картин, за окном Михайловский сад, узорная решетка, освещенная фонарями. Думаю, это тебе понравится!

– Ох, Сергей. – Архиповой стало стыдно за то, что она так плохо думала о своем спутнике.

– Что «ох»? Ты не любишь Спивакова?

– Господи, я люблю Спивакова. И сюрпризы люблю. И когда обо мне заботятся, тоже люблю.

Колесникову было приятно это все слышать, но виду он не подал, нахмурился, глядя, как поворачивает впередиидущая машина.

– Так ты переодеваться будешь? Отдыхать будешь?

– А время еще есть?

– Конечно. Эти концерты начинаются в девять часов. Они недолгие.

– Конечно, мне бы хотелось переодеться. В такое место идти надо нарядной.

– Ну, ты во всем выглядишь отлично, – великодушно произнес Сергей Мефодьевич.

Архипова погладила его по руке – она бы поцеловала Сергея в щеку, но уже знала, что он не любит нежностей и терпеть не может, когда его отвлекают во время вождения.

Дома Александра быстро приняла душ, волосы уложила как можно приличней – без вихров и хохолков. Надела удлиненную черную юбку, тонкий джемпер и повесила на шею много цепочек. Пока она переодевалась, Колесников возился на кухне.

– Ужинать пойдем после концерта! – прокричал он сквозь закрытую дверь. – Это тоже маленький сюрприз. Но перекусить надо. Легко и полезно.

Архипова вышла из своей комнаты, и Сергей Мефодьевич покачал головой:

– Выглядишь просто супер. И как же тебе идет такая прическа!

– Какая?

– Такая. Спокойная, тихая…

– Гладкая, ты хотел сказать.

– Именно. Ты просто богиня с ней.

Александра глянула на себя в зеркало – смотрелась она и правда хорошо, но была похожа на какую-нибудь примерную ведущую теленовостей. Ни волосинки лишней, ни прядки.

– Я рада, что нравится.

– Очень, – закивал Колесников, – но садись перекусить.

– Ого, – произнесла Александра, глядя на тарелки с большими и нарядными бутербродами.

– Авокадо, половинка яйца, кусочек рыбки – и все это на рисовом хлебце. Второй бутерброд – масло, сыр, капля меда, виноградный джем, сушеный финик. Хлебец из ржаной муки. Чай с мятой.

– Слушай, ты где-нибудь этому учился? – совершенно серьезно спросила Архипова.

– Нет. Сам себя развлекал, когда остался один. Да и дочь хотелось побаловать.

– Ты молодец!

– Спасибо, – было видно, что похвала приятна Колесникову. – Извини еще раз, что выдернул из Кронштадта.