Север и юг (страница 18)

Страница 18

– Я верю в то, что вижу, не больше. Вот так, юная девушка. И я не верю всем словам, которые слышу. Помню, одна такая красавица захотела узнать, где мы живем. Сказала, что навестит нас с дочерью. Моя девочка покоя себе не находила. Все время вскакивала при звуках незнакомых шагов, не догадываясь, что я за ней наблюдаю. Ты наконец пришла, и тебе тут рады. Но только воздержись от проповедей, особенно о том, чего ты вообще не знаешь.

Бесси со страхом смотрела на гостью. Она уже немного оправилась и, положив ладонь на руку Маргарет, с мольбой произнесла:

– Не сердись на него. Здесь многие так думают. Очень многие. Если бы ты слышала, что они говорят, ты не удивлялась бы его словам. Мой отец – хороший человек, но иногда… – Она в отчаянии вскинула голову. – Иногда он богохульствует так, что я хочу смерти больше, чем когда-либо прежде. А меня действительно волнуют эти чудеса. Я хочу больше узнать о Царствии Небесном.

– Бедная девчушка… Моя доченька! Я часто обижал тебя, да! Но человек должен говорить правду, поэтому, когда я вижу, что мир катится в ад, когда люди беспокоятся о том, чего не знают, когда несделанные дела создают хаос в их жизни, мне хочется сказать: оставьте разговоры о религии, делайте работу, которую знаете. Это мое убеждение. Девиз простого человека.

Бесси продолжала уговаривать Маргарет:

– Не думай плохо о нем. Он хороший человек. Порой мне кажется, что буду печалиться даже в городе Бога, если не найду там своего отца.

Ее щеки окрасились лихорадочным румянцем. В глазах появился нездоровый блеск.

– Но ты будешь там, отец! Бог примет тебя! О, мое доброе сердце!

Прижав руку к груди, она вдруг побледнела. Маргарет подхватила ее, удержав от падения, затем приподняла мягкие волосы и смочила виски водой. Николас ловил каждый жест гостьи и быстро выполнял ее безмолвные указания. Даже в округлившихся глазах сестры дикий страх сменился нежностью. Вскоре спазм, предвещавший смерть, прошел и Бесси очнулась.

– Хочу в постель… Так будет лучше…

Потом она схватилась рукой за платье Маргарет.

– Ты придешь еще? Я знаю, что придешь… но все-таки скажи!

– Я навещу тебя завтра.

Николас взял дочь на руки, собираясь отнести ее наверх, в спальню. Бесси, совершенно обессиленная, прижалась к его груди. Когда Маргарет направилась к двери, мистер Хиггинс повернулся к ней и вымученно сказал:

– Я хотел бы, чтобы рядом был Бог. Но только для того, милая девушка, чтобы попросить Его благословить тебя.

Маргарет ушла от них печальная и задумчивая.

Она опоздала к чаепитию. В Хелстоне подобная непунктуальность была бы расценена ее матерью как большой проступок, но теперь такие мелкие нарушения распорядка не вызывали у миссис Хейл былого раздражения. Порою Маргарет немного скучала о ее прежнем выражении недовольства.

– Ты поговорила с той девушкой, которая хотела наняться к нам в служанки, дорогая?

– Да, мама. Но эта Энн Бакли никуда не годится.

– Нужно попробовать мне, – сказал мистер Хейл. – Все остальные уже использовали свой шанс и потерпели неудачу. Теперь настала моя очередь. Я сыграю роль Золушки и примерю эту туфельку.

Маргарет была такой подавленной после посещения Хиггинсов, что даже не улыбнулась милой шутке отца.

– И что ты будешь делать, папа? Как ты все устроишь?

– Я обращусь к какой-нибудь хорошей домохозяйке и попрошу рекомендовать мне прилежную служанку.

– Отлично! Осталось только найти доброжелательную домохозяйку.

– Считайте, что вы уже нашли ее. Точнее, она попала в мою западню, так что завтра вы встретитесь с ней.

– О чем ты говоришь? – оживившись, с интересом спросила его жена.

– Мой образцовый ученик, как Маргарет называет мистера Торнтона, сообщил мне, что его мать хотела бы завтра нанести вам визит. Обеим!

– Миссис Торнтон? – воскликнула миссис Хейл.

– Отважная мать, о которой он нам рассказывал? – переспросила Маргарет.

– Мне кажется, миссис Торнтон – это единственная мать, которая у него имеется, – с улыбкой ответил мистер Хейл.

– Я хотела бы взглянуть на нее, – произнесла миссис Хейл. – Наверное, она необычная женщина. Возможно, одна из ее родственниц могла бы устроить нас в качестве служанки. По словам ее сына, она очень заботливая и экономная хозяйка. Мне хотелось бы иметь прислугу из той же семьи.

– Дорогая, – встревоженно произнес мистер Хейл. – Умоляю тебя забыть об этой идее. Я полагаю, миссис Торнтон столь же надменная и гордая особа, как наша маленькая Маргарет. Наверняка она успела забыть о том прошлом времени, когда их семья переживала бедность и жесткие условия экономии, о которых нам рассказывал мистер Торнтон. Я думаю, ей не понравится, если мы, чужие люди, будем рассуждать об этом.

– Заметьте, папа, что высокомерие мне не свойственно, поэтому я не согласна с вашими обвинениями.

– Я не знаю, насколько надменна миссис Торнтон, но из тех малых сведений, которые мне удалось собрать, думаю, общаться с ней будет непросто.

Впрочем, их мало заботили качества миссис Торнтон, о которых рассказывал ее сын. Маргарет, понимая, что ей придется присутствовать при встрече гостьи, гадала, как это может помешать ее визиту к Бесси. Раннее утро все равно будет занято домашними делами, а если миссис Торнтон задержится у них до вечера, мать не сможет развлекать ее одна.

Глава 12. Утренняя встреча

Я полагаю, мы обязаны.

Друзья во время совета

Мистеру Торнтону пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить мать нанести визит вежливости. Она не часто ездила в гости и с трудом выносила светские формальности. Сын купил ей экипаж, но она отказалась держать лошадей. Их нанимали только в тех случаях, когда она посещала званые обеды и ужины. Например, две недели назад она наняла лошадей на три дня и объехала всех знакомых, чтобы те теперь беспокоились об ответных визитах. Но Крэмптон находился слишком далеко для пешей прогулки. Она решила еще раз спросить сына, насколько сильно он хочет ее встречи с Хейлами, – ведь ей предстояли траты на аренду кеба. Она была бы рада, если бы Джон передумал. Миссис Торнтон даже сказала ему, что «она не видит пользы от дружбы с учителями и бывшими священниками, потому что следующим шагом станет знакомство с женой вертлявого учителя танцев, который давал уроки их Фанни».

– Я обязательно познакомил бы тебя с мистером Мэсоном и его супругой, если бы, как в случае Хейлов, они оказались чужими в нашем городе и не имели друзей.

– Ладно, не говори лишнего. Завтра я поеду к ним. Мне только хочется, чтобы ты разобрался со своими ожиданиями от этого знакомства.

– Если ты поедешь к ним, я закажу лошадей.

– Перестань, Джон. Люди подумают, что ты сделан из денег.

– Еще не полностью. Но с лошадьми я все решил. Прошлый раз, поездив в кебе, ты вернулась домой с головной болью. Тряска плохо действует на тебя.

– Я же не жаловалась.

– Нет, – с гордостью согласился он. – Моя мать никогда не жалуется. Поэтому мне и нужно приглядывать за тобой. Что касается Фанни, небольшая поездка пойдет ей на пользу.

– Она сделана из другого сплава, Джон. Пожалей ее немного.

Миссис Торнтон замолчала, поскольку эта тема огорчала ее. Она испытывала презрение к слабохарактерным людям, а Фанни была лишена той силы духа, которой обладали остальные члены их семьи. Миссис Торнтон не любила долго думать. Быстрые суждения и твердая решимость не позволяли сомнениям разрастаться в ее душе. Она инстинктивно чувствовала, что природу Фанни уже ничем не изменить и что ее дочь не сможет терпеливо переносить испытания и храбро встречать жизненные трудности. Но хотя она морщилась, признавая недостатки Фанни, ее любовь к дочери всегда имела оттенок жалостливой нежности. Матери часто ведут себя подобным образом со слабыми и больными детьми.

Сторонний человек, понаблюдав за миссис Торнтон, решил бы, что Фанни куда милее ей, чем Джон. И тут он грубо ошибся бы. Та бесцеремонность, с которой мать и сын высказывали друг другу неприятные истины, выражала огромную степень обоюдного доверия. В то же время нетипичная для миссис Торнтон нежность к своей дочери скрывала стыд, испытываемый ею, оттого что ее девочка не имела тех высоких качеств, которыми обладала она сама и которые ценила в других людях. Этот стыд выявлял недостаточную привязанность к дочери. Она никогда не называла сына иначе, чем Джон. Слова «любимая» и «дорогая» были предназначены только для Фанни. Но в своем сердце она день и ночь благодарила сына за его дела, которые позволяли ей ходить с гордо поднятой головой.

– Фанни, дорогая, сегодня я собираюсь съездить к этим Хейлам. Надо познакомиться с ними. Может, присоединишься ко мне и повидаешься с няней? Это в том же направлении. Она будет рада встрече с тобой. Я оставлю тебя у нее на то время, пока буду у Хейлов.

– Ах, мама, это очень далеко. Я чувствую себя такой уставшей.

– Уставшей от чего? – слегка нахмурившись, спросила миссис Торнтон.

– Не знаю… Наверное, от погоды. Она расслабляет меня. Лучше привези няню к нам! Заедешь к ней на обратном пути, и она сможет провести со мной остаток дня. Я знаю, ей понравится.

Миссис Торнтон опустила рукоделие на стол и о чем-то задумалась.

– Значит, домой твоя няня будет возвращаться поздним вечером? – наконец заметила она. – Пешком через весь город?

– Мы наймем для нее кеб. Я и не думала отправлять ее домой пешком.

В комнату вошел мистер Торнтон.

– Мама, хочу попросить тебя об одной услуге. Миссис Хейл больна, и, если при вашей встрече выяснится, что мы как-то можем поддержать ее, предложи ей эту помощь.

– Если выясню, то предложу. Сама-то я никогда не хворала, поэтому слабо разбираюсь в капризах больных людей.

– Но ты можешь посоветоваться с Фанни. Сестра часто болеет. Она знаток в этом деле. Верно, Фан?

– Я болею не так уж и часто, – с обидой в голосе сказала Фанни. – И я не поеду с мамой. У меня сегодня болит голова.

Мистер Торнтон выглядел недовольным. Их мать потупила взор и с усердием занялась своим рукоделием.

– Фанни, я хочу, чтобы ты сопровождала маму, – властно произнес брат. – Поездка пойдет на пользу твоей головной боли. И ты сильно угодишь мне, если не будешь больше спорить.

После этих слов он вышел из комнаты. Если бы мистер Торнтон задержался на минуту дольше, Фанни заплакала бы, протестуя против его командного тона. Ее даже не остановили бы его слова: «Ты сильно угодишь мне».

– По мнению Джона, я только и делаю, что притворяюсь больной, – проворчала она. – А я всегда веду себя честно. Кто эти Хейлы, что он так беспокоится о них?

– Фанни, не осуждай своего брата. Если он хочет, чтобы мы поехали к ним, значит, у него имеются особые причины. Поторопись и приведи себя в порядок.

Маленькая перебранка между сыном и дочерью не сделала миссис Торнтон более благожелательной к «этим Хейлам». Ее ревнивое сердце повторяло вопрос дочери: «Кто они такие, чтобы он беспокоился и требовал от своей семьи уделять им столько внимания?» Эти слова засели в ее голове, словно навязчивый припев, хотя Фанни давно уже забыла о сказанном, примеряя перед зеркалом новую шляпку.

Миссис Торнтон была немного нелюдимой. В последние годы у нее появилось достаточно свободного времени, чтобы выходить в общество, но оно, это общество, ей совершенно не нравилось. Впрочем, приемы гостей и обсуждение званых обедов, проведенных другими людьми, вполне устраивали ее. Однако этот визит к незнакомцам был совершенно иным делом. Вот почему, входя в маленькую гостиную Хейлов, она чувствовала себя некомфортно и выглядела сверх меры суровой и мрачной.