В этот раз дверь была открыта. Василиса облегченно улыбнулась и поскорее нырнула в спасительный покой сердца дома. Что бы ни происходило снаружи, в кабинете Кощея царили порядок и здравомыслие, столь почитаемые его хозяином. Вдоль стен тянулись шкафы, уставленные научными трудами по мифологии, антологиями сказок и преданий разных народов, томиками по философии и истории, сочинениями на греческом и на латыни, медицинскими энциклопедиями, шедеврами мировой литературы и никому не известными изданиями. Возле окна на высокой колченогой тумбочке примостился патефон, под ним расположилась коллекция пластинок. Кощей любил струнные, скрипку и контрабас в особенности. На стене между двумя узкими окнами, задрапированными тяжелыми, не пропускающими свет шторами, мирно тикали часы в количестве двух штук: одни показывали общепринятое местное время, другие – местное астрономическое, ибо ни один уважающий себя колдун не стал бы ориентироваться при проведении ритуалов на время постоянно меняющееся, узаконенное непонятно кем и как. В углу стояло кресло, в котором Василиса провела немало часов, составляя компанию заработавшемуся мужу. Тут же было напольное зеркало, прикрытое покрывалом. Толстый ковер на полу отлично справлялся со своей ролью, гася все лишние звуки. Сам хозяин кабинета стоял за массивным столом из черного дерева и складывал документы в портфель.

– Я выдохлась, – призналась Василиса Кощею.

– Что ж, чужие дети – лучшее средство контрацепции, – мрачно усмехнулся он, убрал последний файл с бумагами, щелкнул замками и сел в кресло. – Где они?

– Пошли спать.

– Тогда иди сюда.

Василиса устало забралась мужу на колени и свернулась клубочком, прижавшись к его груди.

– О чем ты хотела поговорить?

– Минуту… – зевнула она, прикрывая глаза. Говорить расхотелось, захотелось спать.

А дальше они допустили ошибку, известную любому родителю, но откуда им было знать, что между понятиями «дети пошли спать» и «дети уснули» лежит пропасть? И в тот момент, когда Кощей обнял Василису и принялся гладить по волосам, а она решила, что можно и впрямь уснуть: уж до кровати муж ее донесет, дверь в кабинет распахнулась и в проеме показался Демьян.

– Ой, – сказал он и быстро закрыл дверь, договаривая уже из-за нее. – Василиса Петровна, мы ничего-ничего не видели, мы вообще в другую сторону смотрели. Только у нас лампочка перегорела, но, если вы заняты, мы сами как-нибудь, вы только скажите, где запасные лежат…

– Не надо сами, – предостерегающе прорычал Кощей и снял Василису с колен. – Иди в мою спальню, я вкручу им лампочку, забаррикадирую выход с чердака и приду.

Кощей вернулся через полчаса злой как черт и явно впервые благодарный богам за то, что у них нет своих детей. Наложил двухсторонний купол тишины и только тогда выдохнул.

– Пусть хоть дом взрывают, – сообщил он Василисе, которая сидела у него на постели и переплетала косу на ночь.

– Баюн писал тебе? – спросила она.

– Звонил, – поправил Кощей, с ожесточением стягивая с себя футболку.

– И что ты думаешь?

– Это очень темная магия. Сокол прав: магов, способных на такое, в нашем родном мире единицы.

– Ты способен? – словно между прочим спросила Василиса.

Кощей взглянул на нее исподлобья. Он не любил, когда она задавала подобные вопросы. Иногда Василисе казалось, что он боится ее напугать.

– Теоретически – да, – ответил он. – Но я бы сравнил эту практику с наркоманией. На какое-то время становится легче, но в целом это убивает. Обычно к такому прибегают маги, которым уже нечего терять, те, кто стоит на пороге смерти.

– И ты знаешь, кто это может быть?

Кощей замялся, и Василисе это не понравилось. Когда-то давно он пообещал ей не врать, а значит, сейчас раздумывал над тем, как ответить так, чтобы не ответить ничего.

– Я не уверен, – наконец произнес он. – И мне не хотелось бы никого обвинить понапрасну. Ты уже связалась с Ягой?

– Завтра утром.

– Расскажешь мне потом.

– Ты скажешь Соколу?

– Пока нет. Хочу сначала убедиться.

– Пока ты будешь убеждаться, кто-то может пострадать.

Кощей окончательно освободился от одежды и лег в кровать, устало помассировал пальцами переносицу.

– Это вряд ли. Переход требует сил, поэтому маг воспользовался так кстати подвернувшейся ведьмой. Скорее всего, сейчас он где-то затаился и пока не будет предпринимать никаких действий.

– Ты меня успокаиваешь, да?

– Да, – кивнул Кощей и снял купол. – Давай спать, утро вечера мудренее. И ложись-ка со мной, что-то у меня нет доверия к этим двоим.

Василиса поцокала языком, выражая недовольство – серую спальню Кощея, болезненно напоминавшую его замок в Нави, она не любила, – но согласилась. Опыт подсказывал, что она все равно больше ничего от него не сможет добиться. Но что-то не давало покоя. Ей вдруг показалось, будто для Кощея это было что-то личное. Насколько хорошо он знал мага, которого подозревал? Гадать было бесполезно. За спиной ее мужа было несколько сотен лет жизни, тысячи людей, колдунов и ведьм.

«Ладно, – решила Василиса, устраиваясь в его объятиях и закрывая глаза, – обычно он знает, что делает».

Что-то где-то упало с жутким грохотом, и Василиса проснулась.

– Они на кухне, – спокойно прокомментировал Кощей. Судя по его голосу, он не спал уже некоторое время. – Можно пойти и разобраться, но я не хочу.

– Ага, – зевнула Василиса, придвигаясь спиной поближе к нему. – Наверное, снова захотели есть.

Они замолчали, прислушиваясь. Вскоре на лестнице раздался звук легких шагов. Скрипнула последняя ступенька, шаги переместились в сторону чердака и стихли. Василиса подождала еще немного и решила, что можно засыпать.

И ощутила легкий поцелуй между лопаток.

Пришлось снова открыть глаза.

– Кош, дети же в доме…

– К лешему детей, они уже спать легли, – он уже дошел до шеи и явно не собирался останавливаться, – поставлю купол: они не услышат нас, мы их, и все будут довольны.

– Но…

Кощей развернул ее к себе и поцеловал, зарываясь рукой в волосы, и Василиса сдалась.

– Ладно, – прошептала она, улыбаясь ему в губы, – ставь…

И в этот момент в соседнюю дверь, что вела в ее спальню, постучали. Василиса с Кощеем замерли.

– Василиса Петровна, – раздался звенящий шепот, слышный, наверное, не только на всем втором этаже, но и на улице, – Василиса Петровна, мы холодильник сломали. Я уронил стул, а Агата испугалась, а когда она пугается, техника часто ломается. Так холодильник совсем теперь не работает. Агата считает, что надо было до утра подождать и вас не будить, но до утра все продукты же испортятся… Василиса Петровна, вы здесь? Вы не спите? Ну Василиса Петровна…

– Твою ж… – прокомментировал Кощей и откинулся на свою половину постели, глубоко дыша.

– Всего неделя, – напомнила Василиса.

– Я позволил им обокрасть наш холодильник, а они отплатили мне этим!

Послышались шаги, и стук повторился, но уже в дверь спальни Кощея.

– Константин Иосифович, – прошептал за дверью Демьян. – Мы холодильник сломали, а Василиса Петровна не отвечает.

– Молись, чтобы за эту неделю они не сделали из меня импотента, – процедил сквозь зубы Кощей, поднимаясь с постели.

Василиса юркнула под одеяло, а потом не выдержала и рассмеялась, уткнувшись лицом в подушку.

Неделя обещала быть долгой.

Глава 5

На работу Василиса практически сбежала – подальше от Кощея, который с самым коварным выражением лица зачаровывал двери в их спальни и свой кабинет.

В Конторе она направилась прямиком в архив. Там вписала в журнал заявку на связной артефакт «блюдечко с наливным яблочком», оставив место для подписи Баюна – любая связь через артефакты по служебным нуждам подлежала согласованию с ним, на деле же Варвара в конце месяца просто относила ему журнал, где он за раз расписывался напротив всех вызовов, – и получила от Варвары необходимое. Ушла в дальний конец зала и села за стол. По правилам, Варвара должна была удостовериться, что она вызывает именно того, о ком заявила, но, разумеется, когда речь шла о своих, все строилось на доверии.

Василиса аккуратно положила блюдечко на стол и нежно погладила по тонким расписным краям. Ей нравились подобные вещи. Они были простыми и понятными, и от них веяло светлой магией. Раньше зачарованные блюдечки и тарелочки были не такой уж редкостью, как и зеркала и прочие связные артефакты, но Лебедь посчитала, что их неконтролируемое использование ставит под угрозу неприкосновенность частной жизни, провела строгий учет уже имеющихся экземпляров, изъяла из оборота и запретила создавать новые. Вообще с тех пор, как Лебедь пришла к власти, большинство артефактов были запрещены и изъяты. Она разработала строгую классификацию, разделив их на пять уровней, и в быту теперь можно было применять только самые простенькие, пятого и – редко – четвертого уровня. Артефакты третьего и четвертого уровня, необходимые для работы отделений магического управления, находились в местных архивах. Первого и второго уровня – все, что давало настоящую силу, хранилось на Буяне под особой защитой, что всегда казалось Василисе странным: зачем собирать в одном месте такую мощь, вдруг кому-то все-таки удастся попасть внутрь? Он же выйдет оттуда практически неуязвимым.

Впрочем, кое-что все равно оставалось на руках. Как правило, нелегально.

Кощей утверждал, что его артехранилище больше, чем у Лебеди, и артефакты в нем серьезнее. Разумеется, проверить это было невозможно. Но Василиса предпочитала верить мужу, не без оснований полагая, что повод гордиться своей коллекцией, которую он очень ценил, у него действительно есть. Но сходить с ним в его замок в Нави, чтобы самолично удостовериться в этом, она так и не решилась.

Василиса взяла в ладонь идеально круглое яблоко и позволила ему соскользнуть с пальцев на блюдце. Яблочко покатилось по краю. Теперь нужно было позвать. В этом не было ничего сложного, но Василиса мешкала. Она не говорила с Ягой с тех пор, как Кощей украл ее у той на глазах. Когда Баюн велел связаться с ней, Василиса решила, что это хороший повод наконец-то объясниться с наставницей. Но правда заключалась в том, что, как и все предыдущие годы, она была не готова к этому. Что она скажет ей? И что та скажет в ответ? Василиса была уверена, что Яга ею недовольна. И она не хотела выслушивать поучения. Яга могла спросить, почему, вернув себе свободу, она ни разу не пришла к ней. И тогда пришлось бы признаться, что она боится Леса и боится идти в него одна. Боится, что он не отпустит.

Восемнадцать лет назад Василиса вышла из Леса по эту сторону. Она плохо помнила свое пребывание в нем, все слилось в бесконечное блуждание по тропам, и, сколько это длилось – пару дней, месяцев, лет? – она не могла сказать. И это пугало. А еще пугало то, что она наконец осознала: Лес – это особый мир со своими законами, нечто пограничное между жизнью и смертью, и уйти в него отчасти значило пойти легкой дорогой, отказаться от жизни с ее горестями и трудностями, все упростить. Но и счастья там было не найти…

Там было тихо и спокойно. Но спустя целую жизнь в этом мире, теперь, когда ей стало не от чего бежать, Лес Василису пугал. В свое время она укрылась в нем, желая спрятаться ото всех и от самой себя, от того, кем она стала. Сейчас же хотелось жить, даже если бывает больно, и снятся кошмары, и чувство вины порой не отпускает несколько дней подряд. Со всем этим можно было совладать. И это было небольшой ценой за то, что она обрела.

Поняла бы ее Яга? Возможно, пришло время это узнать.

Василиса глубоко вдохнула, закрыла глаза, сделала протяжный выдох, успокаиваясь, собираясь, настраиваясь. Она дышала и дышала, ощущая, как замедляется пульс, уходят лишние мысли. И, решив, что достаточно сконцентрировалась, она постаралась как можно ярче представить наставницу: бойкую, острую на язык, не скрывающую ни хорошего, ни дурного настроения, умеющую и приласкать, и ужалить словом. Сильную, могучую. Ведьму. Больше чем ведьму. Проводника между мирами. Ту, кого она так ждала в замке Кощея, и потом на болоте, и затем в царских палатах в первые годы. И кто так и не пришел за ней. Позже Кощей по секрету рассказал ей: Яга была обречена вечно жить в Лесу и не могла его покидать.

Образ явился, соткался перед глазами. Василиса ухватилась за него и на ощупь крутанула яблоко на блюдце. Блюдце налилось светом, словно молоком, но яблоко сделало несколько кругов и замерло, так ничего и не показав.