– Вы, ваше благородие…

– Высокоблагородие, – поправил Данила.

– Высоко… благородие. Вы не могли бы подождать в моей комнатушке, чтобы постояльцы вас не видели? У нас и так какая-то шняга в последнее время творится, тут еще и вы.

– Я просто «отвод глаз» накину. А вы пока расскажите, что за «шняга» у вас.

Мышкин накинул на себя отвод глаз. Мадам сначала закрутила растерянно головой, потом, когда он заговорил, увидела его снова.

Стала рассказывать. Оказывается, несколько постоянных клиентов перестали в последнее время приходить, а один еще и скандал устроил. Сказал, что его кто-то прямо в номере сфотографировал в крайне неприличном виде.

– Прямо в номере? – ошарашенно застыл Данила.

Он представил, как в заведение мимо мадам Розы пробирается фотограф с деревянным ящиком фотоаппарата на треноге, влезает в номер, прямо во время совокупления делает снимок, ослепляя любовников вспышкой магния… «Нет, невозможно!» – помотал головой Мышкин.

Прокрасться под «отводом глаз» один раз можно, но это ведь неоднократно происходило, если постоянные клиенты бегут. И вспышку магния никакой «отвод глаз» не спрячет.

«Ну, фотоаппарат может быть и небольшим. Вон – у Фомы Эдуардовича он совсем маленький, в сложенном виде в небольшой саквояж легко поместится, – вспомнил он. – Интересно, где он взял такой?».

«Но вспышка магния – куда ее девать?».

Пока мадам говорила о своих бедах, пришли очередные постояльцы. Почтенный господин, по виду – служащий невысокого чина, с ним – скромно одетая молодая женщина, довольно милая и немного смущенная, они взяли номер до вечера. Мадам приняла оплату, выдала ключ от комнаты.

– А почему до вечера? – уточнил у мадам Данила, когда постояльцы отправились к номеру.

– Дешевле, чем на сутки снимать. Вечером и ночью у нас настоящий ажиотаж.

* * *

Как только пришел сыщик, мадам позвала коридорного, посидеть у входа вместо нее, а сама уединилась с гостями в своей комнате.

– Паспорт у вас в порядке? – сразу поинтересовался Пинский.

– Вот, – предъявила документ мадам. – Мой муж получил диплом врача и с молодости служит в городской больнице.

– А вы, значит, предпринимательством заняться решили.

– Номера – это мой гешефт, да. Возможность есть, так шо ж не заработать?

Опрос мадам Розы поначалу ничего не дал. Документы у постояльцев она не проверяла, фамилий и адресов жительства не знала.

К счастью, Пинский догадался прихватить с собой фотографии жертв, сделанные до нападения.

Мадам озадаченно уставилась на покрытое слоем рисовой пудры лицо китаянки, потом на кореянку.

– За этих – не могу сказать. Они мне все на одно лицо. Были такие вроде, а они или нет – не знаю.

Потом уверенно ткнула пальцем в соплеменницу:

– Эту шиксу знаю, она с Яшкой из аптеки путается.

Княгиню опознала уверенно. Такие птицы в ее комнатах встречаются нечасто, сразу запомнилась. Приходила она с молодым дворянином, регулярно, платил за номер мужчина.

Жену приказчика и фабричную работницу мадам опознала неуверенно. Вроде бывали такие, но из общего ряда амар состоятельных мужчин они не выделялись, потому не запомнились.

* * *

После допроса Мышкин прошелся по коридору и свободным номерам с датчиком.

– Ну что? – выжидающе уставился на него Пинский когда лекарь вернулся.

– Входил демон через черный выход. Он открыт всегда. Постояльцы, чтобы на парадной двери лишний раз не показываться, выходят через него. Там обычно коридорный сидит, ключи принимает, в освободившиеся номера горничную посылает. И коридорный этот часто отлучается, так что войти незаметно можно даже без магии, а с отводом глаз – и подавно.

Мышкин задумчиво продолжил:

– Что странно, номера по обе стороны коридора, а остаточные следы демона есть только по одну. В эти комнаты он регулярно наведывался, и магию использовал там, а на другую сторону давно не заходил. Вот… В одной комнате совсем свежие следы. Там он долго стоял, прямо рядом с кроватью. Наверное, под отводом глаз.

– Что, прямо стоял и наблюдал, как там блудят? – удивился сыщик.

– Получается, так.

– Энергию что ли жрал?

– Не. Демону, чтобы жрать энергию, надо получить разрешение от человека на какое-то совместное действие. Скажем, суккубы спрашивают, хочет ли их мужчина, если тот соглашается или делом это показывает – путь к энергии похоти для них открыт, они совокупляются и одновременно насыщаются. А без согласия – нет. Потому демоны не могут, скажем, просто сидеть в больнице и питаться от страданий умирающих, а вот если человек разрешил его мучить – тогда мучают и питаются.

– Кто же такое разрешит, мучить себя?

– Всяко бывает, – махнул рукой Данила. – Бывает, альтернатива еще хуже мук. А чаще бывали случаи, когда кто-то другого человека вместо себя отдавал на муки, такое возможно, если он имеет право распоряжаться чужой жизнью.

– А жену отдать на муки можно?

Мышкин задумался. Неуверенно кивнул:

– Жену – можно. И детей. Только зачем?

– Из злобы? Если муж узнал об измене?

Мышкин кивнул:

– Возможно. Но ведь большинство мужей не станут ради удовлетворения злобы с демоном связываться. Большинство рабочих или лавочников по-простому морду жене набьют. Или выгонят ее.

Пинский глянул удивленно:

– Слушайте, а ведь это замечательная идея! Надо проверить у околоточных, не было ли случаев избиений жен за этот период!

Мышкин согласился. Сыщику лучше знать.

– А я, пожалуй, с мужьями жертв побеседую на тему их договоренностей с демоном. Припугну Святым Судом, кто-нибудь обязательно заговорит, – предложил он со своей стороны.

– И засаду надо на демона делать. Обязательно! – сыщик палец поднял, чтобы подчеркнуть важность засады.

– Не засаду, датчик поставить, пусть охотникам Конклава сигнал по радио передает. Я об этом договорюсь.

7. Понять демона

Дома Данилу ждали расстегаи, оставшиеся с обеда, и компот.

Перед тем, как сесть за стол, он позвонил со своего домашнего телефона в Конклав, Глебу Никифоровичу. Рассказал о меблированных комнатах мадам Розы, попросил поставить там датчик.

– Сегодня техники уже разошлись по домам. Так что только завтра поставят, и то не с самого утра, ближе к обеду, – ответил колдун.

«Завтра, так завтра», – не стал спорить Данила. Его нос улавливал запах подогретых расстегаев, думать о делах не хотелось.

Умяв четыре пирога с большой чашкой компота, лекарь ослабил пояс на брюках и задумался о том, что с такой кормежкой он начнет толстеть.

– Что-нибудь еще? – заглянула в столовую Фекла.

«Заботливая какая», – порадовался Данила. И тут ему пришла в голову мысль.

– Зайди-ка.

Девушка с предвкушением приятного подошла к столу.

– Сядь. Хочу спросить у тебя.

Фекла смутилась, примостилась на краешке стула.

– У меня сейчас дело есть, в котором демон очень странно себя ведет. Не понимаю я его. Я подумал – ты демоницу в себе носила целую неделю, много больше, чем обычно бывает. Наверное, ты какие-то ее мысли помнишь и могла бы мне помочь разобраться в побуждениях демонов.

Фекла пожала плечами, покраснела. Воспоминания о неделе, проведенной под контролем демоницы, вызывали у нее сложные чувства.

– Скажи, демону обязательно иметь разрешение от человека на то, чтобы энергию его эмоций сосать?

Фекла задумалась, начала отвечать:

– С разрешением сопротивление меньше. Вселиться без него нельзя, а вот сосать энергию – сложнее, но можно. Но это как-бы неприлично.

– Неприлично? – удивился лекарь.

– Ну да. У разумных демонов тоже свои приличия имеются.

– Так мы же для них просто еда, какие тут приличия?

Фекла улыбнулась:

– Нет, барин. Сами подумайте, способность брать чужую форму и питаться энергией – она же у демонов не ради людей появилась. Они тысячелетиями друг у друга подпитывались, перед тем, как на Землю попасть. Мы для них не пища, а как бы демоны, только калечные. Неспособные питаться чистой энергией и менять форму.

– Да ты что?! – такая трактовка резко противоречила записям в архивах Святого Суда.

Впрочем, могли ли писцы Святого Суда показания подсудимых слегка исказить? Чтобы подогнать их под постулаты веры, пусть даже непреднамеренно? Могли. Люди – они такие, искажают правду, даже не догадываясь о том.

– Вот, скажем, суккуба совокупляется с мужчиной и берет его энергию при этом. Это ведь для демонов не попытка сделать зло, а обычные отношения. Мужчина-демон делает своей демонихе ребенка, и заодно снабжает ее энергией, чтобы ей хватило ребенка этого выносить и родить. Просто демон может отдачу энергии контролировать, а человек – нет. И ума у людей не хватает, чтобы вовремя остановиться. Потому люди умирают, высосанные. Но и демоны, если у них энергии при совокуплении было мало, могут умереть.

Мышкин попытался переварить новое знание и понять, что из него следует.

– Получается, демону нужно разрешение, как повод, чтобы взять энергию у калеки, которым он считает человека?

– Вот! Точно! – чуть не подпрыгнула Фекла, уже отбросившая смущение. – Им нужен повод, чтобы стыдно не было!

Лекарь от возбуждения даже встал и прошелся по комнате. Что-то царапалось в его памяти, просилось наружу. Тут он вспомнил:

– А ведь у людей тоже так! Если кто хочет ограбить или украсть, он себе повод придумывает: «Я граблю, потому что бедный, а они богатые»; «Я только ради детей»; «Они меня эксплуатируют, это все моё»; «Они просто скот, а я право имею» и всякое такое прочее.

– Точно! – поддакнула Фекла.

– А если убивать надо, особенно на войне, так начинают думать о противнике, как о не совсем людях, или о людях, которые жалости недостойны. «Они как тараканы»; «Они дикари»; «Они детей живьем едят»; «Из-за них мы здесь поносом мучаемся»…

– Моя демониха так не думала, – возразила девушка. – Про тараканов и дикарей точно не думала, наоборот, восхищалась городом.

Мышкин успокоился, сел на стул, вернулся мыслями к демону, обдирающему лица.

– А вот мог бы демон решить, что женщины, которые изменяют мужу, – плохие и их можно мучать?

Фекла губы поджала озадаченно:

– Вряд ли. Демонам христианские заповеди не указ. У них совсем по-другому всё устроено. Хочешь ребенка сделать – договаривайся с демонихой, совокупляйся, отдавай энергию, потом можешь помогать, а можешь и нет. Никакой верности у них не предусмотрено.

– Точно. Две жертвы – вообще буддистки, у них с верностью не так дела обстоят, как у христиан. Жаль, мусульман среди жертв не оказалось…

– Вы уж простите, барин, но семья и супружеская верность – это человеческие печали, не демонские.

Что-то во всем этом было, но что?

Мышкин вздохнул: «Мало знаний. Надо мужей допрашивать».

* * *

На завтрак были биточки из творога. Со сметаной. Вкусные, прямо во рту рассыпаются сладким теплым творогом в прохладной сметане.

Из-за необычайного удовольствия завтрак затянулся. Данила сидел у стола и лениво попивал зеленый чай, чтобы творожники уложились удобнее в животе.

Тут позвонил телефон.

Фекла ответила.

«Скрип-скрип-скрип», – по половицам прошлись тихие шаги босоногой девушки.

– Данила Григорьевич, из сыска звонят.

Мышкин поднялся и перешел в гостиную, где стоял телефон.

– Данила Григорьевич, приезжайте, в допросе поучаствуете. У нас тут сидит один лавочник, на днях жену избил до полусмерти. Жена молодая, пригожая. Похоже, наш клиент.

– Минут через десять буду, – вынырнул Данила из блаженства чревоугодия.

* * *

Лавочник оказался высоким и грузным. Такой действительно мог забить до смерти.

– Итак, милейший, вы свою жену избили. Почему? – после первых формальных вопросов перешел к главному Пинский.

Лавочник молчал, смотрел угрюмо.