Кенджи только вздохнул и откинулся на подушку, слушая его болтовню. Сам-то Макото, в отличие от друга, внес свое имя в списки претендентов одним из первых – и, признаться, это стоило ему немалых усилий. Решив схитрить, он поднялся задолго до восхода солнца, надеясь избежать толкучки, – но подобных умников оказалось куда больше, чем Макото рассчитывал. Некоторые заняли места чуть ли не со вчерашнего вечера!

Самураи победнее мужественно ночевали прямо под открытым небом, кутаясь в плащи и шерстяные одеяла, – несмотря на то что не прошло и половины осени, ночью уже становилось прохладно. Воины и маги побогаче отряжали на это дело слуг, а то и вовсе нанимали крестьян или бродяг, которые хоть круглый год с радостью бы переминались с ноги на ногу за пару лишних медяков. Еще до полудня очередь растянулась чуть ли не на полгорода, а едва солнце достигло зенита, как призывать народ к порядку явились почти все хатамото – личная охрана императора, состоящая из лучших бойцов и заклинателей, настоящая элита.

Шутка ли, такое количество скучающих бойцов в одном месте, не знающих, чем себя занять. Кто-то достал кувшин саке, кто-то прикатил из ближайшей таверны бочонок эля, прямо на земле застучали игральные кости и зашелестели карты; парочка юнцов решила померяться силами на потеху всем прочим, тут же особо пронырливые начали принимать ставки на исход драки. И чем меньше становилось выпивки, тем чаще среди толпы начинали вспоминать старые обиды…

В общем, тот день обошелся городу как минимум в семь разгромленных таверн, пять закрытых купален, одиннадцать разрушенных фонтанов и упряжку испуганных коней, очутившуюся на крыше ближайшего храма. Снимали их аж до полуночи, а то, каким образом они вообще туда попали, на следующее утро не смогли объяснить даже протрезвевшие виновники сего безобразия. Удивительно, но будущие участники отделались разве что сломанными ребрами или разбитыми носами, хотя первые жертвы могли появиться задолго до начала Турнира.

Все это Кенджи поведал лично сам Макото, вернувшийся только глубокой ночью – вымотанный, лишившийся куска рукава и одного сапога, с ног до головы пропахший потом, вином и луком; но лицо его, несмотря на пару свежих синяков и похожую на лопнувшую сливу губу, просто светилось счастьем.

– Ты представляешь, приперся даже этот засранец Хияно! – фыркнул Макото, прикладывая к лицу смоченную в холодной воде тряпку. Заметив недоуменный взгляд Кенджи, он пояснил: – Это хлыщ Дома Тигра, отпрыск правящей семьи. Ты наверняка видал его на совете – худой как каланча, плюгавый такой и вечно на всех зыркает, словно бы в дерьмо вляпался. Еле-еле в прошлом году четвертую ступень одолел – подозреваю, не без помощи казны своего семейства, – а уж гонору… Стою я рядом с ним, а он башку поворачивает к своим дружкам и говорит, будто бы меня тут и нет: «Не знал, что в этом году дети тоже соревноваться будут». Дети, ха! Да он меня старше на пару лет, не больше! Ох, попадись он мне – не то что меч больше держать не сможет, ходить будет с палочкой…

Последнее время мысли Макото – впрочем, как и всех остальных жителей столицы, – занимал только Турнир. Воины и заклинатели тренировались до седьмого пота, оружейники, бронники, портные, держатели борделей, владельцы гостиниц и им подобная братия подсчитывали барыши, купаясь в деньгах, и даже уличные мальчишки ругались до хрипоты и лезли друг на друга с кулаками, защищая честь любимого Дома. Который, впрочем, утром мог быть совершенно другим, нежели вечером, а к полудню поменяться еще пару раз.

Самого же Кенджи всеобщая суматоха волновала не больше, чем ежегодное соревнование по поеданию риса, – да, в Каноку проводилось и подобное увеселение, к слову, имеющее немало поклонников. Нет, сейчас его тревожили куда более серьезные вещи. Пускай Жнец потерял бо́льшую часть своих союзников и едва не погиб сам, но он по-прежнему был могучим противником. Быть может, самым опасным человеком, с которым можно было скрестить мечи… Да и человеком ли?.. Кенджи своими глазами видел, как в него дважды вонзали кинжал почти по рукоять. Ни один воин, даже самый стойкий, не смог бы оправиться от подобной раны, даже если бы выжил, а Жнец не только не шелохнулся, но и смог продолжить бой, будто бы и вовсе не испытывал боли.

Не было сомнений, что его феноменальная живучесть была каким-то образом связана со сферами, что он разыскивал… как он там их называл – частицы Творцов? Чем бы они ни являлись на самом деле – клочьями души Пепельного Короля или же просто могучими артефактами, Кенджи чувствовал, что у мощи, которую он поглотил, есть свой разум. Холодный, яростный, не знающий пощады. В тот краткий миг, когда неведомая сила захватила над ним контроль, он ощутил такую густую волну ненависти, что еще чуть-чуть – и он бы обрушил ее на собственных друзей.

Хоть с той поры голос молчал, но эхо его злобы до сих пор звучало у него в голове. И даже сейчас Кенджи нутром чуял, что сила эта не ушла и не спит, а лишь притаилась; точно поняв, что не сможет сломить Волю своего носителя, просто выжидает удобного момента. Сможет ли он одержать верх над паразитом, вцепившимся не в его тело – в душу?

Кто знает.

Но если он поможет ему свершить свою месть…

– …К слову, у тебя есть мысли, куда запропастился этот брюзгливый старикашка? – спросил Макото.

Кенджи в ответ только пожал плечами. От Рю не было ни слуху ни духу уже несколько дней. Видимо, он отправился на поиски того самого человека, который, по его словам, знает что-то про эти таинственные сферы. Впрочем, ни Кенджи, ни Макото не сильно расстроило его внезапное исчезновение, и они решили сполна воспользоваться шансом перевести дух. Ведь с момента их возвращения они с самого раннего утра до позднего вечера проводили за тренировками под неусыпным и строгим взглядом Рю.

Бой на мечах. Бой с двумя клинками. Удары копьем, посохом и топором. Стрельба из лука. На своих двоих, лежа на земле, сидя на верхушке высоченного дерева, чья ветвь того и гляди надломится, и даже вниз головой. Метание дротиков и камней из пращи. Рукопашная – до сбитых в кровь кулаков. Все вышеперечисленное, но с завязанными глазами. Лазанье по практически отвесной стене, прыжки на одной ноге по врытым в землю столбам и бесконечное заучивание правильной группировки тела при падении.

«Плюхаетесь на задницы, как мешки с дерьмом», – с неумолимой прямотой заявлял Рю, когда они, кряхтя, поднимались с земли, ощупывая новые синяки.

Бесконечные маятники, подъемы в гору с мешком песка на плечах и бег, бег, бег. Кенджи уже не помнил, когда передвигался по городу неспешным шагом, так как за малейшую задержку Рю выдумывал им все более изощренные наказания. Наконец-то они узнали, что такое Камень Болтуна, которым тот любил грозиться, – правда, лучше бы им было оставаться в блаженном неведении. Когда Макото в очередной раз что-то брякнул прямо посреди речи старика, тот не стал осыпать его уже привычной бранью и лупить палкой, а вместо этого окинул взглядом тренировочный двор, выбрал самый тяжелый валун и сказал, что до самого заката Макото обязан таскать его в сумке за спиной, – при этом, разумеется, прочие упражнения тоже никто не отменял.

Макото, конечно же, поначалу дико возмутился и заявил, что не собирается заниматься подобной ерундой. После этого Рю удивил их второй раз за утро – все тем же спокойным тоном он объяснил, что из семи последних чемпионов Турнира Домов трое ходили у него в учениках, двоих он по несколько раз лупил на дуэлях – при этом будучи в стельку пьяным – а оставшиеся были слишком бездарны даже для этого. Так что, если он, Макото, желает получить хотя бы шанс не вылететь в первом же бою, пусть закрывает свой поганый рот, берет этот проклятый камень и дует на противоположный конец города за горячими рисовыми шариками в меду, ибо у Рю с самого утра во рту не было и крошки. Что Макото после короткого раздумья и поспешил сделать, покуда Кенджи под присмотром Рю продолжил практиковаться в вызове фантомов. Надо сказать, весьма успешно – если поначалу Кенджи мог сотворить лишь неясный силуэт, напоминающий тень, то теперь уверенно «лепил» небольших зверюг и даже заставлял их выполнять команды.

Помимо физических нагрузок, Рю не забывал и о занятиях умственных, ведь «сначала бьет мысль, а уже за ней следует рука». Окинуть оживленную площадь одним взглядом, закрыть глаза и без запинки назвать количество людей и животных. Зайти в незнакомую харчевню и за пять ударов сердца определить лучшие места для засады и возможные пути отступления. Рю, вслух считая до десяти, показывал им подробную карту какого-нибудь городского квартала, а потом заставлял чертить ее по памяти, безжалостно разрывая пергамент в клочья за малейшую помарку или неточность.

А еще Рю обучал их вещам, которые были скорее присущи наемным убийцам и шпионам, нежели воинам. Старик не только рассказывал о том, как действуют различные яды, но и научил Кенджи и Макото распознавать их запах и даже изготавливать противоядия из трав, растущих буквально под ногами. Рю показал, как скрытно проносить оружие мимо самой глазастой стражи и пускать его в ход за считаные мгновения. Как убить человека простой бамбуковой палочкой или замаскировать смерть под несчастный случай. Как с помощью миски воды и хлебного мякиша прикинуться калечным бродягой, да так, что все прохожие будут шарахаться в сторону, едва завидев фальшивые язвы. Как изготовить трубочку для дыхания под водой, писать замысловатым шифром и подражать крикам птиц. Как…

– Знаешь, старик, я даже стесняюсь спросить, где и у кого ты всего этого понабрался, – с подозрением протянул Макото, наблюдая за тем, как Рю ловко вскрывает замок простой рыбьей костью.

– Ты бы лучше тупые вопросы задавать стеснялся! – только рявкнул тот, и Макото мигом закрыл рот, клацнув зубами. После памятного знакомства с Камнем Болтуна он еле-еле дополз до своей постели, рухнул на нее и уснул прямо в сапогах. – Однажды одна из этих «штук» тебе шкуру спасет – если ты, конечно, перестанешь трепать языком и начнешь слушать, что тебе умные люди говорят. Вот тогда тебе совершенно наплевать будет, где и когда я чему обучался… Каге хитроумный, ты так скорее дверь сломаешь! Не дергай, а поддевай язычок, как крючком, плавно, аккуратно, без резких движений…

Дело уже близилось к полуночи, когда Кенджи с Макото покинули купальню и ушли спать. А рано утром, едва только солнце выступило из-за горизонта, они уже направлялись в сторону главной площади вместе со всеми остальными членами Дома Змея. Покуда простые воины шли пешком, Кенджи с Макото в компании Каташи и его телохранителей ехали впереди процессии на вороных скакунах, в чьи гривы были заплетены зеленые ленты, а седла украшало серебро и позолота. Ичиро – старший брат Макото – уже должен был ждать на месте, так как именно первенец Такэга помогал в организации Турнира от Дома Змея и даже входил в коллегию, призванную следить за его проведением.

Что и говорить – площадь, равно как и все улицы вокруг, была забита настолько, что яблоку негде было упасть. Люди забирались на крыши домов, верхушки деревьев, чьи ветви при каждом дуновении ветра угрожающе стонали, рискуя обломиться и рухнуть, и даже на плечи друг другу.

Свободен оставался лишь небольшой пятачок вокруг высокого помоста – по-видимому, именно отсюда будут объявлять имена счастливчиков, которым выпадет честь сражаться за звание лучшего; да и то толпу сдерживало только плотное кольцо стражников, в любой момент готовых пустить в ход свои нагинаты^[4].

Семьи попроще топтались среди прочих зевак. Богатые же роды и их приближенные занимали выстроенные специально для сегодняшнего дня деревянные галереи, расположенные по кругу. Каждая из них была украшена знаменами цвета Дома, для которого предназначалась, укрыта от солнца плотным полотном и заставлена длинными скамьями с мягкими подушками. Не успел Кенджи занять свое место рядом с Макото, как возле них буквально из ниоткуда появилось несколько молчаливых слуг, – и вот они уже потягивали амадзакэ, сладковатый напиток из риса.