– Нет-нет, ты уж сам как-нибудь. Я, знаешь, тоже не хочу лишний раз Василию Фёдоровичу на глаза показываться.

Я вздохнул. Куда я еду? В пасть крокодилу?

– Я выйду на почтовой станции, а дорогу в поместье Кузьма и так знает.

Было видно, что Боброву сейчас не до меня. У него явно намечались какие-то дела в Муроме, особенно важные после долгого отъезда. Он ёрзал, выглядывал в окно и места себе не находил. Понятно, почему он желал избавиться от моей компании побыстрее. Да и пусть! Для встречи с дядей мне помощники не нужны, сам разберусь.

Простились мы тепло.

– Удачи тебе, друг.

Бобров хлопнул меня по плечу.

– Спасибо.

– Ты, главное, не тушуйся. Дядя твой, хоть и с тяжёлым характером, а человек неплохой. Думаю, вы с ним поладите.

– Твои слова да богу в уши.

– Но если не сложится, приезжай. Чем смогу – помогу. Уж точно побираться не придётся.

– И тебе удачи, Пётр. Ещё свидимся.

* * *

Дорога в усадьбу шла через лес. Суровый такой, дикий. Ели до неба, сосны, мох с веток, как длинные бороды. Может, хоть здесь медведи водятся? За столько дней в России так ни одного и не увидел.

Лес кончился, и мы выехали на пригорок. Экипаж остановился, и я услышал, как возница спрыгнул на землю.

– Константин Платонович, посмотрите!

Я открыл дверь экипажа и вышел наружу. Котёнок, занявший место Боброва, открыл один глаз, посмотрел, куда это я, и снова задремал.

– Вот она, усадьба.

Кузьма показал рукой, хотя ошибиться было сложно. Двухэтажный каменный дом с башенками, колоннами на входе и высоким шпилем. Флюгер на шпиле изображал фигуру с косой в руке.

– А вон там, рядом, деревня.

– Как называется?

– Злобино, ваш благородие. Как и усадьба.

А чего я, собственно, хотел? Как может называться деревня, хозяин которой настроил против себя всю округу? Не Добренькое же!

– Ваш благородие, Константин Платонович, – Кузьма теребил в руках шапку и смотрел куда-то вбок.

– Говори, не размазывай.

– Вы на Василия Фёдоровича не обижайтесь, ежели он злиться будет. Сами понимаете, уже два года, как с постели встать не может.

Я хмыкнул. Да, несладкая жизнь у дяди.

– Он человек душевный, добрый по-своему. Ну, палкой огреет в сердцах, ну, выпороть велит. А недоимки в засуху всем прощал. И детей всегда одаривал в Рождество, никого не забывал. Сердце у него слабое, как поругается, так болеет потом. Вы уж помягче с ним, соглашайтесь, что он скажет.

Ты смотри, каков дядя – крепостные-то за него горой, в обиду не дадут.

– Не бойся, Кузьма, с дядей конфликтовать я не намерен. Едем, устал я путешествовать.

* * *

Экипаж вкатился в имение. Кузьма ловко остановился прямо перед парадным входом и открыл мне дверь. И я наконец-то почувствовал – доехал. Всё, в ближайшее время никаких поездок.

Первым на улицу вылетел рыжий Мурзилка и стрелой умчался по своим делам. Похоже, ему тоже надоела тряска в экипаже.

Я выпрыгнул наружу и потянулся. Хорошо-то как! Солнышко из-за облаков выглянуло, птички верещат, ветерок тёплый.

Пока я осматривался, из дома вышла целая делегация. Высокий мужчина в чёрной ливрее, пожилая орка с щербатым клыком и щупленький старичок с хитрым прищуром и острыми эльфийскими ушами.

– Добро пожаловать, Константин Платонович! – Высокий поклонился. – А мы уже заждались. Прошу вас, проходите, сейчас будем подавать обед.

– А Василий Фёдорович?

– Ему нездоровится, он не велел никого к себе пускать.

– Даже меня?

– Никого, – высокий развёл руками. – Прошу вас, откушайте с дороги. Водочку будете? Настоечку? Настасья, – он указал на орку, – ключница, делает замечательную настойку на рябине. Откушаете?

Я кивнул. Чувствую, настойка мне здесь понадобится регулярно. Ещё бы узнать, что означает это загадочное «kluchnicza»?

Глава 6
Злобино

Кормили в Злобино на убой. Порция холодной осетрины с хреном, икра, тарелка рыбной ухи, жареный заяц… Дальше я категорически отказался продолжать. Не может нормальный человек столько есть!

Вся компания: высокий, орка и старичок – покачали головами, будто осуждая меня за малую вместительность.

– Наливочки?

Высокий был тут как тут с хрустальным штофом в руке.

– Давайте.

Я расстегнул верхнюю пуговицу, чтобы хоть как-то дышать. Надо будет сделать этим иродам внушение, что нормальные люди столько не едят.

– Василий Фёдорович, – высокий налил мне рюмку тёмно-бордовой жидкости, – всегда любил плотно откушать.

Орка и старичок разом вздохнули, будто вспомнили самое лучшее в своей жизни.

– А налейте-ка себе тоже, – кивнул я высокому, – и всей вашей компании. Выпьем, познакомимся, и вы введёте меня в курс дела.

– Даже не знаю, – засомневался высокий, – уместно ли будет…

– Уместно, – твёрдо заявила орка и устроилась напротив меня. – Cиживали за одним столом с Василием Фёдоровичем, пили, закусывали. Уместно.

Высокий от такого аргумента сдался и достал ещё три рюмки.

– Я, ваше благородие, дворецкий и управляющий усадьбой, – представился высокий.

– А зовут вас как?

– Так и зовите – Дворецкий.

– Обычное имя у вас же есть?

– Было, – он развёл руками, – но потерялось за годы службы.

Я не стал давить и выспрашивать. Надо будет – узнаю.

– Настасья Филипповна, – улыбнулась орка, махнув рюмку одним глотком, – ключница.

Увидев мой непонимающий взгляд, пояснила:

– Старшая над прислугой. И, по традиции, у меня есть ключи от всего в доме.

– Очень приятно, Настасья Филипповна.

– Лаврентий Палыч, – слегка наклонил голову старичок и чуть пригубил настойку, – Ротшильд. Эконом и управляющий имением. Собираю оброк, назначаю барщину, веду финансовые дела.

Теперь ясно – вся верхушка, управляющая имуществом дяди, сидела передо мной. Полагаю, никто лучше них не знает состояния дел. Но сейчас в денежные вопросы вдаваться не стоит. Потом, когда увижусь с дядей, надо будет поговорить с каждым в отдельности.

– Мы все, – Дворецкий кашлянул, – очень рады вашему приезду. За время болезни Василия Фёдоровича дела пришли в некоторый упадок. Имение и усадьба требуют твёрдой хозяйской руки.

– Перестань, – толкнула его орка, – мальчик только приехал! Успеет ещё погрузиться в наши проблемы. Пусть отдохнёт, осмотрится, и тогда уже взваливай на него.

Настасья Филипповна посмотрела на меня с нежностью.

– Хотите, мы покажем вам усадьбу? Прогуляетесь, а там и банька будет готова. Поужинаете – и на боковую. А завтра с новыми силами начнёте разбираться с делами.

– Согласен. Ещё по одной, и показывайте.

Настойку я оценил – адски крепкая штука, но пьётся, как вода. И в желудке сразу такое облегчение, будто и не ел ничего.

* * *

Усадьба как усадьба, ничего необычного. Главное здание, где жили хозяева поместья, слуги и Дворецкий с ключницей. Отдельный флигель, где обитал управляющий и хранились бухгалтерские книги. Конюшня, пруд с лебедями, какие-то амбары и сараи, стыдливо спрятанные за живой изгородью. Вот, собственно, и всё хозяйство.

Кстати, на конюшне обнаружился интересный персонаж – кузнец Прохор. Здоровенный орк с наивными глазами, жутко стеснявшийся, когда к нему обращались.

– Что умеешь? – скорее для порядка, чем по-настоящему интересуясь, спросил я у него.

– Да всё могу, барин, – он почесал в затылке, – лошадок механических чиню. Выковать могу, что надо. Часы делаю.

А вот это уже интересно.

– Лошадей, говоришь?

– Ага. Перебрать там, сустав новый сделать, проволоку заменить.

– Новую собрать можешь?

– Так, – он снова поскрёб затылок, закатил глаза, качнул головой, – это, барин. Движитель для лошадушки нужен. Без него бегать не сможет. А его только господа мажьи умеют.

– А если будет у тебя «движитель»? Сможешь?

– Ежели сталь дадите годную, то чё ж не сделать.

Я ещё раз осмотрел Прохора с ног до головы. Врёт, или действительно самородок-механик? Надо проверить, может быть, талант действительно имеется, а у меня есть идеи для его применения.

– Константин Платонович, – Дворецкий потянул меня обратно, – банька готова.

Пришлось оставить кузнеца и отправиться купаться. То есть я так думал, что сейчас будет купание в горячей воде. Мне казалось: баня – это вроде римских терм. В них я был однажды в Париже – жарко натопленное помещение, в центре бассейн с тёплой водой, можно даже поплавать. Ага, как же!

Русская баня оказалась филиалом ада и рая одновременно. Жарко, пар, орк-банщик всё время плещет на раскалённые камни водой. Я даже сбежать не мог, так разморило. А когда меня уложили на лавку и принялись охаживать веником, то я и вовсе почувствовал себя грешником, которого будут вечно стегать черти.

Ух! Меня окатили холодной водой, и повторилось всё снова. Когда я уже думал, что и умру здесь, меня вывели в предбанник. Закутали в холстину и сунули в руку ледяную кружку с квасом. Я потом узнал – это адское пойло настаивают на хрене, для большей остроты. Не знаю, зачем они это делают, но меня проняло от пяток до макушки.

Вышел из бани я со странным ощущением. С одной стороны, ужас, что там было. С другой – как заново родился. Настолько хорошо, что я бы повторил.

Спать меня уложили в комнате на втором этаже. Я провалился в пуховую перину, будто в облако. Вздохнул, закрыл глаза и мгновенно вырубился. А под боком у меня урчал рыжий комочек Мурзилка, втихаря пробравшийся в спальню.

* * *

– Константин Платонович, – Дворецкий коротко поклонился, – пройдёмте со мной. Василий Фёдорович желает вас видеть.

Наконец-то! Последние два дня мне приходилось изнывать от бездействия. Я читал, общался с кузнецом и отбивался от попыток Настасьи Филипповны меня накормить. Но ведь не для этого я сюда из Парижа ехал?

Комнаты дяди находились на первом этаже. В первой громоздились книжные шкафы со множеством книг. Во второй по стенам было развешено всевозможное оружие: мечи, алебарды, рапиры, даги, пороховые мушкеты и дуэльные пистолеты, а в углу даже стояла маленькая пушечка. Солидная, однако, коллекция. Только почистить бы не помешало – на клинках были заметны пятна ржавчины.

В третьей комнате находилась спальня. На большой кровати, под балдахином, лежала высохшая мумия. Череп, обтянутый жёлтой кожей, пальцы на руках скрючены, закрытые глаза ввалились. В первый момент я даже подумал, что старик помер, не дождавшись меня. А нет, живой, просто выглядит – хуже некуда.

– Явился, – прохрипела «мумия», открывая глаза, – наследничек.

– Добрый день, Василий Фёдорович.

– Что, пришёл посмотреть, как я помираю?

– Вы же сами позвали меня.

– Да, вижу. Прилетел стервятник на мертвечину.

От такого наезда я даже закашлялся.

– Дядя, вы сами за мной посылали. Я не напрашивался быть наследником.

– Что, я не вижу? Только и ждёшь, чтобы заграбастать имение. Скажешь, нет?

– По странной причине вы обо мне превратного мнения.

– Бабушке своей сказки расскажи. Стоишь, зыркаешь по сторонам, присматриваешься, что тебе достанется. А руки, небось, так и тянутся за подушкой, чтобы придушить старика? Не терпится получить наследство?

Тут я не выдержал. Да кто он такой, чтобы меня оскорблять? Мало ли, какой он мне родственник!

– Знаете что, дядя. А не пошли бы вы к чёрту лысому. Если бы не возраст, я вызвал бы вас на дуэль и пристрелил, как собаку.

«Мумия» осклабилась, показав коричневые зубы.

– Ерепенишься?! А вот как лишу тебя наследства, племянничек, чтобы знал, как родственников уважать.

На меня накатил обжигающе ледяной гнев. Лицо застыло безразличной маской, а пальцы сами сжались в кулак.

– Дорогой дядя. Засуньте ваше наследство, – я жестом показал, куда именно.

Глаза «мумии» расширились от удивления.

– Желаю здравствовать! Надеюсь, мы больше не увидимся.