Весенняя песня

Гроза фиолетовым языком

Лижет с шипеньем мокрые тучи.

И кулаком стопудовым гром

Струи, звенящие серебром,

Вбивает в газоны, сады и кручи.

И в шуме пенистой кутерьмы

С крыш, словно с гор, тугие потоки

Смывают в звонкие водостоки

Остатки холода и зимы.

Но ветер уж вбил упругие клинья

В сплетения туч. И усталый гром

С ворчаньем прячется под мостом,

А небо смеется умытой синью.

В лужах здания колыхаются,

Смешные, раскосые, как японцы.

Падают капли. И каждая кажется

Крохотным, с неба летящим солнцем.

Рухлядь выносится с чердаков,

Забор покрывается свежей краской,

Вскрываются окна, летит замазка,

Пыль выбивается из ковров.

Весна даже с душ шелуху снимает:

И горечь, и злость, что темны, как ночь,

Мир будто кожу сейчас меняет.

В нем все хорошее прорастает,

А все, что не нужно, долой и прочь!

И в этой солнечной карусели

Ветер мне крикнул, замедлив бег:

– Что же ты, что же ты в самом деле,

В щебете птичьем, в звоне капели

О чем пригорюнился, человек?!

О чем? И действительно, я ли это?

Так ли я в прошлые зимы жил?

С теми ли спорил порой до рассвета?

С теми ли сердце свое делил?

А радость-то – вот она – рядом носится,

Скворцом заливается на окне.

Она одобряет, смеется, просится:

– Брось ерунду и шагни ко мне!

И я (наплевать, если будет странным)

Почти по-мальчишески хохочу.

Я верю! И жить в холодах туманных,

Средь дел нелепых и слов обманных,

Хоть режьте, не буду и не хочу!

Ты слышишь, весна? С непогодой – точка!

А вот будто кто-то разбил ледок, —

Это в душе моей лопнула почка,

И к солнцу выпрямился росток.

Весна! Горделивые свечи сирени,

Солнечный сноп посреди двора,

Пора пробуждений и обновлений —

Великолепнейшая пора!

1970

Главная встреча

Фонарь в ночной реке полощет бороду.

Дрожит рекламы розовая нить.

Давай пойдем вдвоем с тобой по городу

И будем много, много говорить!

Пусть пары по скамеечкам ютятся,

Целуясь между слов и между фраз,

А мы с тобой не станем целоваться,

Нам это все не главное сейчас.

Нам, может быть, важнее в этот вечер

Раскрыть себя друг другу до конца.

Как жили мы до первой нашей встречи

И чем горели души и сердца.

Ни светлое не спрячем, ни дурное,

Все увлеченья, каждый жест и взгляд,

Все что ни есть – решительно откроем,

Пусть даже будет что-то и такое,

О чем порой другим не говорят…

Не любопытства ради, нет, не ради!

А потому, и только потому,

Что искра лжи, сокрытая в засаде,

Потом пожаром прорезает тьму.

Все нараспашку, настежь, как в полет!

Чтоб ни соринки, ни единой фальши!

Вот так, и только так, как звездолет,

Взлетит любовь взволнованная наша.

Ведь лишь из чистых и глубоких струй

Приходит к людям подлинная сказка,

Где все прекрасно: и слова, и ласка,

И каждый вздох, и каждый поцелуй.

1970

Счастливый человек

Кто и каков счастливый человек?..

Я лично так бы на вопрос ответил:

Счастливец тот, кто получил навек

Две песни – две любви на белом свете.

Не надо шуток и «уймитесь, страсти»!

Не двоеженство. Не об этом речь.

Да, две любви. И каждую сберечь —

Как раз и будет настоящим счастьем!

Нет, далеко не все и не всегда

Могли б сказать: «Люблю свою работу.

Готов трудиться до седьмого пота

И счастлив от любимого труда!»

И я уверен, даже твердо знаю,

Что в этой самой светлой из страстей

Есть что-то от любви к родному краю,

К своим друзьям и к Родине своей.

Но как моря не могут жить без рек,

Как без дождей земля оскудевает,

Так без любви сердечной человек

Духовно в чем-то все же прозябает.

Не зря о ней и пишут, и поют,

Не зря о ней так радостно мечтается.

И как ни славен человечий труд,

А нежность все же нежностью останется.

Тут ни замен и ни сравнений нет.

Не будем путать двух прекрасных миссий.

Да и народ рождается на свет

Не от ученых формул и трансмиссий.

Да, две любви в одном рукопожатье,

Как два крыла, берущие разбег.

Иначе говоря – любовь в квадрате.

И кто обрел их – по моим понятьям,

Счастливейший на свете человек!

1971

Высота

Под горкой в тенистой сырой лощине,

От сонной речушки наискосок,

Словно бы с шишкинской взят картины,

Бормочет листвой небольшой лесок.

Звенит бочажок под завесой мглистой,

И, в струи его с высоты глядясь,

Клены стоят, по-мужски плечисты,

Победно красою своей гордясь.

А жизнь им и вправду, видать, неплоха:

Подружек веселых полна лощина…

Лапу направо протянешь – ольха,

Налево протянешь ладонь – осина.

Любую только возьми за плечо,

И ни обид, ни вопросов спорных.

Нежно зашепчет, кивнет горячо

И тихо прильнет головой покорной.

А наверху, над речным обрывом,

Нацелясь в солнечный небосвод,

Береза – словно летит вперед,

Молодо, радостно и красиво…

Пусть больше тут сухости и жары,

Пусть щеки январская стужа лижет,

Но здесь полыхают рассветов костры,

Тут дали видней и слышней миры,

Здесь мысли крылатей и счастье ближе.

С достойным, кто станет навечно рядом,

Разделит и жизнь она и мечту.

А вниз не сманить ее хитрым взглядом,

К ней только наверх подыматься надо,

Туда, на светлую высоту!

1971

Когда порой влюбляется поэт…

Когда порой влюбляется поэт,

Он в рамки общих мерок не вмещается,

Не потому, что он избранник, нет,

А потому, что в золото и свет

Душа его тогда переплавляется.

Кто были те, кто волновал поэта?

Как пролетали ночи их и дни?

Не в этом суть, да и неважно это.

Все дело в том, что вызвали они!

Пускай горды, хитры или жеманны, —

Он не был зря, сладчайший этот плен.

Вот две души, две женщины, две Анны,

Две красоты – Оленина и Керн.

Одна строга и холодно-небрежна.

Отказ в руке. И судьбы разошлись.

Но он страдал, и строки родились:

«Я вас любил безмолвно, безнадежно».

Была другая легкой, как лоза,

И жажда, и хмельное утоленье.

Он счастлив был. И вспыхнула гроза

Любви: «Я помню чудное мгновенье».

Две Анны. Два отбушевавших лета.

Что нам сейчас их святость иль грехи?!

И все-таки спасибо им за это

Святое вдохновение поэта,

За пламя, воплощенное в стихи!

На всей планете и во все века

Поэты тосковали и любили.

И сколько раз прекрасная рука

И ветер счастья даже вполглотка

Их к песенным вершинам возносили!

А если песни были не о них,

А о мечтах или родном приволье,

То все равно в них каждый звук и стих

Дышали этим счастьем или болью.

Ведь если вдруг бесстрастна голова,

Где взять поэту буревые силы?

И как найти звенящие слова,

Коль спит душа и сердце отлюбило?!

И к черту разговоры про грехи.

Тут речь о вспышках праздничного света.

Да здравствуют влюбленные поэты!

Да здравствуют прекрасные стихи!

1972

Цвета чувств

Имеют ли чувства какой-нибудь цвет,

Когда они в душах кипят и зреют?..

Не знаю, смешно это или нет,

Но часто мне кажется, что имеют.

Когда засмеются в душе подчас

Трели по-вешнему соловьиные,

От дружеской встречи, улыбок, фраз,

То чувства, наверно, пылают в нас

Небесного цвета: синие-синие.

А если вдруг ревность сощурит взгляд

Иль гнев опалит грозовым рассветом,

То чувства, наверное, в нас горят

Цветом пожара – багровым цветом.

Когда ж захлестнет тебя вдруг тоска,

Да так, что вздохнуть невозможно даже,

Тоска эта будет, как дым, горька,

А цветом черная, словно сажа.

Если же сердце хмельным-хмельно,

Счастье, какое ж оно, какое?

Мне кажется, счастье, как луч. Оно

Жаркое, солнечно-золотое.

Назвать даже попросту не берусь

Все их – от ласки до горьких встрясок.

Наверное, сколько на свете чувств,

Столько цветов на земле и красок.

Судьба моя! Нам ли с тобой не знать,

Что я под вьюгами не шатаюсь.

Ты можешь любые мне чувства дать,

Я все их готов, не моргнув, принять

И даже черных не испугаюсь.

Но если ты даже и повелишь,

Одно, хоть убей, я отвергну!.. Это

Чувства крохотные, как мышь,

Ничтожно-серого цвета.

1972

В кафе

Рюмку коньячную поднимая

И многозначаще щуря взор,

Он вел «настоящий мужской разговор»,

Хмельных приятелей развлекая.

Речь его густо, как мед, текла

Вместе с хвастливым смешком и перцем.

О том, как, от страсти сгорев дотла,

Женщина сердце ему отдала,

Ну и не только, конечно, сердце…

– Постой, ну а как вообще она?.. —

Вопросы прыгали, словно жабы.

– Капризна? Опытна? Холодна?

В общих чертах опиши хотя бы!

Ах, если бы та, что от пылких встреч

Так глупо скатилась к нелепой связи,

Смогла бы услышать вот эту речь,

Где каждое слово грязнее грязи!

И если б представить она могла,

Что, словно раздетую до булавки,

Ее поставили у стола

Под взгляды, липкие, как пиявки.

Виновна? Наверно. И тем не менее

Неужто для подлости нет границ?!

Льется рассказ, и с веселых лиц

Не сходит довольное выражение.

Вдруг парень, читавший в углу газету,

Встал, не спеша подошел к столу,

Взял рассказчика за полу

И вынул из губ его сигарету.

Сказал: – А такому вот подлецу

Просто бы голову класть на плаху! —

И свистнул сплеча, со всего размаху

По злобно-испуганному лицу.

Навряд ли нужно искать причины,

Чтоб встать не колеблясь за чью-то честь.

И славно, что истинные мужчины

У нас, между прочим, пока что есть!

1972

Слово о любви

Любить – это прежде всего отдавать.

Любить – значит чувства свои, как реку,

С весенней щедростью расплескать

На радость близкому человеку.

Любить – это только глаза открыть

И сразу подумать еще с зарею:

Ну чем бы порадовать, одарить

Того, кого любишь ты всей душою?!

Любить – значит страстно вести бои

За верность и словом, и каждым взглядом,

Чтоб были сердца до конца свои

И в горе, и в радости вечно рядом.

А ждет ли любовь? Ну конечно, ждет!

И нежности ждет, и тепла, но только

Подсчетов бухгалтерских не ведет:

Отдано столько-то, взято столько.

Любовь не копилка в зашкафной мгле.

Песне несвойственно замыкаться.

Любить – это с радостью откликаться

На все хорошее на земле.

Любить – это видеть любой предмет,

Чувствуя рядом родную душу:

Вот книга – читал он ее или нет?

Вот груша – а как ему эта груша?

Пустяк? Отчего? Почему пустяк?!

Порой ведь и каплею жизнь спасают.

Любовь – это счастья вишневый стяг,

А в счастье пустячного не бывает!

Любовь – не сплошной фейерверк страстей,

Любовь – это верные в жизни руки.

Она не страшится ни черных дней,