– Какой же ты трус, Марк, – тихо прошептал я, все еще глядя на звезды, – боишься даже самому себе признаться в истинных мотивах. Жалкий трус.

Закрыв глаза, продолжил обдумывать предстоящее соглашение, но уже через минуту в моем воображении возник образ Ники, который вытеснил все остальные мысли. Я видел ее чудесную, искреннюю улыбку, которую она уже вряд ли когда-то адресует мне. Я сам сделал все для того, чтобы разбить ей сердце. Остался последний шаг, после которого она уж точно никогда меня не простит. Неважно, насколько ей будет больно, я должен сдержать клятву, данную Томасу. Я не имел права быть рядом с ней.

Злость, которая возникала каждый раз, когда думал о Николетте, и сейчас начала поднимать свою мерзкую морду. Почему я злился? Она ведь ничего не сделала, просто прилетела домой. Имеет на это право. Так почему же? Глубоко вдохнув океанский воздух, постарался успокоиться и спустя некоторое время наконец принял, что причиной моей злости была не Ники, а я сам. Злился на себя и свои поступки, но по привычке перекладывал вину на образ хрупкой невинной девушки. Когда же я превратился в такого ублюдка? С этими мыслями я вернулся обратно к машине и продолжил свой путь по ночной автостраде. Спустя пару минут понял, что неосознанно сменил направление и ехал уже не в сторону своей квартиры, а к особняку Кейнов. Секунду поколебавшись, решил не разворачиваться. Будь что будет, пусть в пятницу я и собирался совершить еще один непростительный поступок по отношению к ней, но сегодня я хотел увидеть Николетту Кейн. Не на фотографиях и не в своих воспоминаниях. Пусть это поступок эгоистичного животного, мне плевать.

Через полчаса я уже подошел к дому, доставая на ходу ключи. Но они не понадобились, прямо передо мной открылась дверь и возникла Мария, явно не ожидая увидеть меня на пороге в столь поздний час. Справедливости ради, я тоже не думал, что она еще в доме. В свое время Томас позаботился о персонале и приобрел жилище в паре домов от особняка, куда поселил тех, кто работал с нами на постоянной основе, что позволяло Марии приходить и уходить в любое удобное время.

– Мистер Уоллс! – схватившись за сердце, она все еще смотрела на меня с удивлением. – Почему стоите тут как призрак? Напугали меня, что аж сердце до сих пор колотится.

– Прости, Мария, не думал, что ты еще здесь. Собирался открывать своим ключом.

– Я и сама не думала, что так задержусь. Но мне хотелось собственноручно подготовить все для завтрака мисс Кейн. А вы голодны? Мне остаться?

– Нет-нет, иди отдыхать. Мне же не пять лет, найду что-нибудь в холодильнике сам, не переживай.

Она еще раз посмотрела на меня с сомнением во взгляде, но утвердительно кивнула.

– Тогда доброй ночи, мистер Уоллс.

– Доброй ночи, Мария, – я уже хотел было закрыть за собой дверь, но все же решил спросить: – А Николетта уже спит?

Мария остановилась и ответила лишь спустя мгновение:

– Несколько часов назад она ушла в свою студию, и, кажется, больше я не видела, чтобы она куда-то выходила. Так что, скорее всего, мисс Кейн еще там.

– Спасибо, Мария.

Я зашел в холл и посмотрел в сторону студии. Под дверью действительно просачивался свет, но никаких звуков я не услышал. Немного поразмыслив, решил, что сперва стоит принять душ и переодеться, а потом уже пойти поздороваться.

– Да брось, Марк, что за нервозность? – похоже, у меня вошло в привычку разговаривать с самим собой. – Она девчонка, чьи чувства ты растоптал. А теперь хочешь просто зайти и сказать «привет»? Отличный план.

Черт, а ведь я действительно нервничал.

Приняв душ на скорую руку и натянув на себя футболку и домашние штаны, я снова спустился и решительно направился в сторону студии, но, взявшись за дверную ручку, застыл на месте. Страх перед предстоящим разговором и желание увидеть Ники смешались в коктейль чувств, раздирающих душу. Досчитав до трех и сделав глубокий вдох, я все же открыл дверь и шагнул внутрь.

Как же давно я не заходил в эту комнату. Все стояло на своих местах, как я и помнил. Сразу заметил, что в помещении слишком холодно, и ветер гулял, перебрасывая мелкие листочки по полу. Сама виновница моего прихода мирно спала, сидя за синтезатором, положив голову на руки, лежавшие на клавишах. Когда я подошел ближе, понял, откуда столько летающих бумажек на полу. Рядом с Ники лежала тетрадь, из которой вырвана чуть ли не половина листов. На свежей странице расположились ноты и несколько слов текста.

Ощутив очередной порыв ветра из открытого окна, я скептически взглянул на одежду девушки: домашние шорты и топ на лямках.

– Дурочка, – сказал ей полушепотом, – ты же простудишься. Все еще не научилась заботиться о себе?

Закрыв окно и захватив с дивана плед, накинул его ей на плечи. Затем придвинул поближе еще один стул и сел рядом. Пожалуй, вот он – идеальный вариант нашей встречи: мне удалось избежать разговора, но при этом я наконец-то вижу ее в реальности. Все такую же красивую и запретную для меня. Умиротворенный вид Ники говорил о том, что ее сон безмятежен, что не могло меня не радовать. Я до сих пор с содроганием вспоминал ее ночные кошмары, когда она кричала посреди ночи, и мы с Томасом еще несколько часов приводили малышку в чувство. Единственное, что меня тогда спасало, это осознание того, что виновники ее кошмаров уже мертвы. Об этом я лично позаботился.

Вдоволь насмотревшись на нее, решил, что все-таки неправильно оставлять Ники здесь. В комнате все еще холодно. Пытаясь действовать как можно аккуратнее, чтобы не разбудить, я подхватил ее на руки и понес наверх. Старался идти как можно медленнее, убеждая себя, что просто оберегаю тем самым ее сон, а не наслаждаюсь моментом близости ее тела, аромата, дыхания. Сладостный самообман. Я мог сколько угодно повторять себе, что это проявление заботы, но реакция тела не давала забывать, что на моих руках девушка, которую, несмотря ни на что, я все так же страстно желал и боготворил. Ни время, ни расстояние не смогли изменить этого. Я ничего не забыл: ни ее податливого тела подо мной, ни ее сладких стонов, ни горящих глаз, смотревших на меня со всеобъемлющей любовью восемь лет назад. Не смог выжечь воспоминания из памяти, как бы ни старался. Они жили своей жизнью и периодически мучали меня во снах, напоминая о том, что потеряно для меня навсегда.

Добравшись до комнаты Ники, я уложил ее в кровать, накрыл одеялом и присел рядом, чтобы еще раз посмотреть на свое прекрасное наваждение. Наклонившись, поцеловал ее в висок, спустившись чуть ниже, в щеку и напоследок едва коснулся ее губ своими.

– Пусть это будет нашим последним поцелуем. Спи спокойно, Ники.

Глава 7. Неизвестный. Лос-Анджелес

Ночь.

Нет ничего честнее ночи.

Она обнажает наши потаенные мотивы. Наше прогнившее естество. Наши самые губительные пороки.

Ночь – время безумцев, заложников искусства, узников собственной тени и… мстителей. Тех, кто готовится обнажить оружие, чтобы нанести удар во имя правосудия.

Как завещал старик Артур Конан Дойл устами одного из своих героев: от мести не получишь никакого удовольствия, если твой обидчик не успеет понять, кто нанес ему удар и за какие прегрешения.

Я прилежный ученик. А потому мой обидчик не просто поймет, кто явился по его гнилую душу. Он успеет прочувствовать на собственной никчемной шкуре все круги ада, на которые обрек меня много лет назад. Окунется в пучину отчаяния, где я встречу его с распростертыми объятиями и, сжав пальцы на горле, заставлю лицезреть падение всех, кто ему дорог. С каждой жертвой, с каждым новым витком скорби кольцо моих пальцев на его шее будет становиться теснее. Пока не сожмется до предела, навеки перекрыв кислород.

– Но прежде… Прежде мы немного поиграем, – легкий смешок сорвался с моих губ, разбившись о тишину ночи, пока я стоял на одной из крыш высоток.

Порыв ветра разметал полы моей расстегнутой рубашки, запятнанной кровью. Кровью прислужников врага. Я опустил взгляд на ладони. Все еще обтянуты латексом. В лунном свете на нем поблескивали темно-багровые разводы.

Где-то там, внизу, Драконы уже обнаружили мой маленький подарочек.

Уголки губ поползли вверх, когда я представил их лица. Ох, я бы многое отдал, чтобы лицезреть эти гримасы ужаса, растерянности, злости…

И среди них, безусловно, есть он.

Он…

– Ма-арк Уо-оллс, – произнес я, намеренно растягивая буквы, а затем поднял пальцы к губам и слизнул уже успевшую остыть кровь.

Терпко. Пьяняще. Восхитительно.

– Когда-нибудь это будет твоя кровь, Марк, – от одной только мысли тело охватила неудержимая дрожь воодушевления. – И тогда мне уже не понадобятся перчатки. Я с радостью омоюсь твоей кровью. Приму ее в знак искупления твоих грехов.

Меня разобрал смех. Безудержный, раскатистый, дьявольский смех.

Стянув перчатки, я швырнул их на пол, а затем схватил бутылку с водой, которую оставил здесь несколько часов назад. Сделал глоток. Прохладная влага скользнула по языку, смешиваясь с металлическим привкусом.

Я облизнул губы. Поднял бутылку с водой над собой, закрыл глаза, запрокинул голову и вылил на себя остатки.

Восхитительное блаженство.

Тряхнул головой, и влажные пряди прилипли ко лбу.

По оголенному торсу стекали тонкие струйки воды. Свирепые порывы ветра тотчас вонзались в них и холодили влажную кожу, посылая новую волну острых ощущений: экстаза и даже толики возбуждения.

Отбросив бутылку на бетонную поверхность крыши, я открыл глаза. Взгляд тотчас устремился на почти полную луну, которая вот-вот скроется за облаками.

– Я иду за тобой, о, великий, грозный Красный Дракон, – оскалился я. – Наша встреча неизбежна.

А пока я, подобно луне, скроюсь в тени.

Словно хищник, наметивший жертву, терпеливо продолжу наблюдать из своего укрытия в кромешной темноте.

Глава 8. Николетта Кейн. Лос-Анджелес

Темнота. Вокруг ни звуков, ни отблеска света, никаких ориентиров. Ничего. Абсолютная, кромешная тьма. В безуспешных попытках понять, где нахожусь, я чувствовала, как начинала терять самообладание. К горлу подступал ком, подкрадывалась паническая атака. Становилось труднее дышать. Не зная, что делать, не понимая, что происходит, я просто сорвалась с места и побежала. В никуда. Только бы подальше от своей паники, от страха. Но уже через секунду мой путь осветила возникшая из пустоты луна. Впечатление такое, будто кто-то переключил рычаг, и она зажглась, как обычная лампочка. Я оказалась посреди леса. Вместе с лунным светом включились и звуки. Вокруг меня непрерывно стрекотали сверчки, где-то вдали ухали филины, и я отчетливо слышала журчание ручья. Мимо пролетали светлячки, казалось, будто нахожусь в каком-то волшебном месте. В стране фей, не иначе.

Паника начала отступать. Но не успела я как следует насладиться открывшимся видом, как меня снова накрыло ледяной волной страха, причиной которого стал жуткий волчий вой. Он доносился откуда-то сзади, пронзительный, леденящий душу, пробирающий до самого нутра. Угрожающий, сулящий истязания и агонию. Не дожидаясь, пока передо мной возникнет источник этого звука, я снова перешла на бег. Попадавшиеся на пути ветки так и норовили оцарапать мне руки, шею, лицо, но я ни на что не обращала внимания. Единственной мыслью было: бежать, бежать, бежать. Как можно дальше от опасных, безжалостных хищников. Бежать, пока не найду убежище или же не выбьюсь из сил.