Отец взял Марка под опеку после гибели его родителей, когда тому было всего семь лет. Спустя четыре года родилась я. Но моя мама, даровав мне жизнь, не смогла сохранить свою. Отец долго не мог смириться с потерей и до конца своей жизни так и не сумел полюбить другую женщину. Марк же, несмотря на юный возраст, понимал всю горечь утраты отца и старался во всем ему помогать. В том числе и в вопросах моего воспитания. Он нянчился со мной с первых дней, всегда находился рядом, всегда заботился. Чуть позже в нашей жизни появились Дэниел и Стивен, они с Марком стали лучшими друзьями. Неразлучная троица. А значит, и со мной проводили немало времени. Однажды, когда мне было семь, мы придумали игру, в которой по сценарию меня похищал дракон и уносил в свой замок, а они, будучи моими рыцарями, должны были отыскать убежище монстра. Сразить его и освободить принцессу. Все пошло четко по сценарию, вот только оказалось не игрой. В тот день меня действительно похитили враги моего отца. Я никогда не вникала, по каким причинам это произошло, но точно знаю, что инцидент связан с его бизнесом, потому что выкупа так и не потребовали. Я мало помнила из тех двух дней, что провела взаперти в абсолютно темной комнате, однако четко запечатлела на кинопленке памяти момент освобождения, когда в место моего заточения вломился Марк. С разбитой губой; рваным порезом, пересекшим бровь; с брызгами крови на одежде и руках и с дикой яростью в глазах. Он кинулся ко мне и заключил в объятия. Потом отстранился, взял за плечи и попросил посмотреть в глаза.

– С тобой все в порядке? Малыш, они тебя не тронули? Пожалуйста, скажи, что ты цела.

Его глаза переполняло отчаяние. Не дождавшись ответа, Марк снова обнял меня. На протяжении тех двух дней, что я пробыла в плену, моя психика возвела барьер и не позволила панике пробраться внутрь, но в тот миг, в объятиях близкого человека мне вдруг стало по-настоящему страшно. Я не заметила, как из глаз полились слезы, не понимала, что дрожу, я ничего этого не замечала, поскольку вдруг осознала, что все могло закончиться иначе. Даже в том возрасте понимала, что исход мог быть ужасным. Ведь я могла больше никогда не увидеть отца. Похитители могли оказаться простыми маньяками, и тогда папа нашел бы только мое тело или то, что от него осталось. Или при попытке освобождения Марка могли застрелить, я видела у похитителей оружие. И его смерть я бы тоже не смогла принять. Однако судьба оказалась милостива, проявив благосклонность к семилетнему ребенку. Ведь тогда я была чиста, греховные мысли появились гораздо позже. Содрогаясь от рыданий, я цеплялась за Марка, вкладывая в руки все силы, которые у меня остались. Он лишь крепче прижимал меня к себе и гладил по волосам, постоянно повторяя одни и те же слова:

– Тише, тише, все хорошо, все закончилось. Я больше никогда никому не позволю причинить тебе боль. Я всегда буду рядом. Тише, тише.

Уже тогда он соврал, дважды. Но для семилетней малышки его слова стали гарантом безопасности. Унося меня из той комнаты, Марк попросил закрыть глаза. В воздухе стоял тягучий металлический запах, и пока мы шли к выходу, я честно держала веки закрытыми. Перед самым порогом он остановился, чтобы перекинуться парой слов с одним из сотрудников охраны отца, которые в тот день самоотверженно помогали меня спасать. Я не удержалась и приоткрыла глаза. Увиденное повергло меня в шок и позже не единожды являлось в ночных кошмарах. Честно говоря, не знаю, как моя детская психика тогда это выдержала. То помещение походило на место бойни. Всюду была кровь, даже на потолке. И куча трупов. Кажется, тогда я судорожно вздохнула, или ахнула, или непроизвольно сделала что-то еще, дав понять Марку, что увидела весь этот кошмар. Он незамедлительно отнес меня в машину, и мы отправились домой.

Всю дорогу Марк держал меня за руку. А я все вспоминала увиденное в том доме: словно последствия нападения дикого зверя. Реки крови, неестественно изогнутые тела. Тогда мне даже казалось, что я заметила отрубленные пальцы, но, возможно, то была всего лишь разыгравшаяся фантазия маленькой девочки. Мне было тяжело принять тот факт, что подобное мог сотворить человек. А еще тяжелее давалось осознание, что этот человек теперь сидел рядом со мной, заботливо сжимая мою руку и не сводя с меня обеспокоенного взгляда.

– Все-таки увидела, да?

Я кивнула.

– Не надо было открывать глаза, я же предупреждал. Подобное зрелище не для маленьких принцесс.

Марк пытался приободрить меня. Я все так же молча смотрела на него. Потом решилась задать вопрос, ответ на который был очевиден. Но мне нужно было услышать.

– Тот, кто сделал это с ними… Это был ты?

– Не без помощи людей твоего отца, конечно. Но основной урон нанес я, – между нами вновь повисла тишина. – Теперь ты меня боишься?

На мгновение я растерялась. Но в его вопросе, в его голосе ощущалось столько горечи, что я тут же отрицательно замотала головой.

– Хорошо, – облегченно выдохнул Марк, – рад, что не стал монстром в твоих глазах. Но хочу, чтобы ты знала: я уничтожу любого, кто посмеет причинить тебе боль.

Напоследок, прежде чем мы скрылись за поворотом, я обернулась, чтобы взглянуть на злополучный дом. Но в поле моего зрения попали лишь всполохи пламени. Огненные языки, точно змеи, взмывали вверх, желая лизнуть верхушки деревьев, а может, и само небо. Чарующее и одновременно пугающее зрелище. И я не могла отвести от него взгляда, пока последние багровые отблески не скрылись за темными елями.

Оставшееся расстояние до нашего особняка мы с Марком преодолели в тишине. Дома уже ждали отец и семейный врач. После инцидента я неделю не выходила из комнаты, пуская к себе только папу и прислугу. Потом меня перевели на домашнее обучение и никуда не отпускали одну. А еще спустя несколько недель ко мне пришли Марк, Дэниел и Стивен. Усадив меня перед собой, они принесли клятву на крови, что будут защищать меня до конца своей жизни. С тех пор я считала их своими назваными братьями. Банальная глупость. Но для ребенка тот миг казался счастливым финалом опасного приключения.

В дальнейшем три года индивидуальной психотерапии практически избавили меня от болезненных воспоминаний и ночных кошмаров. Однако остались панические атаки и боязнь замкнутых темных пространств. Спать в темноте с тех пор я тоже не могла. Доктор советовал заняться каким-нибудь творчеством, полагая, что это поспособствует прогрессивному выздоровлению. Я обратила внимание на музыку и достигла за три года неплохих результатов в танцах и в вокале. Со мной занимались лучшие преподаватели, поставили мне голос, хореографию. Чувство ритма же было врожденным, я могла без проблем прочувствовать музыку.

В десять лет я вернулась в общественную школу, смогла завести друзей, стала полноценным участником танцевальной команды, участвовала в местных вокальных конкурсах. Все говорили, что я одаренный ребенок, пророчили мне великое будущее. К двенадцати уже успела завоевать золотые кубки в национальных танцевальных конкурсах, победить в нескольких вокальных шоу. Плюс освоила уроки игры на гитаре и синтезаторе. Отец незамедлительно купил мне все необходимые инструменты и оборудовал целую комнату под мини-студию. Но я никогда не была жадной до славы, меня не интересовали награды, медали, кубки. Все, чего я добивалась в тот период, – поздравлений от Марка. После очередной победы он дарил мне цветы, подарки, радовался вместе со мной каждому успеху. Уже тогда я подсознательно искала его одобрения. Подарки как таковые тоже не играли никакой роли, но то, с какой гордостью он смотрел на меня, заставляло желать достичь большего. И это, пожалуй, был самый первый звоночек, ознаменовавший начало моей зависимости.

Все названые братья проводили со мной много времени, но с Марком мы еще и жили под одной крышей, что сильнее нас сближало. Даже в самые загруженные дни он все равно находил время, чтобы провести его со мной: помогал мне со школьными предметами, мы смотрели фильмы, играли в настольные игры или просто обсуждали что-нибудь. Что угодно. То было беззаботное время, когда мы оба – как мне казалось, – были счастливы, и я нежилась в лучах его внимания. Мне и в голову не приходило, что когда-то все может измениться, что что-то сможет встать между нами. И я уж точно не могла себе представить, что этим станет мое взросление и зародившиеся чувства.

К четырнадцати годам, помимо музыки и танцев, я начала зачитываться девчачьими романами, и далеко не всегда они были так невинны, как можно было подумать. Мне нравились пикантные подробности, столь ярко описанные в некоторых историях. В тот же период стала пробуждаться моя женственность. В физиологическом плане созревание началось раньше. До сих пор помню, как отцу было неловко объяснять мне про месячные и что я не должна этого бояться. Внешне же я успела стать более женственной буквально за пару месяцев, что провела в летнем лагере. У меня всегда была тонкая талия и длинные ноги, но за то лето появилась хоть и небольшая, но точно привлекающая внимание грудь. И бедра стали выделяться чуть больше. Помню, как в конце сезона постоянно крутилась перед зеркалом, пытаясь осознать изменения. Последние пару недель смены в лагере я провела, отмахиваясь от чрезмерного внимания старшеклассников. Я и до этого выглядела чуть старше своих лет, но сейчас и вовсе могла сойти за семнадцатилетнюю. Возвращаясь домой после смены, я с предвкушением ожидала реакции Марка. Хотела понравиться ему как девушка, а не как сестра. Вот и второй звоночек. Тогда уже начинала грезить о нем совсем в ином ключе. Я видела в нем свой идеал.

Но меня ждало разочарование, его глаза не полнились ожидаемым восторгом. Пока остальные обнимали меня и поздравляли с возвращением домой, Марк стоял в стороне и наблюдал за мной с выражением лица, которое в тот момент, в силу своего юного возраста, я не была способна расшифровать. Это сейчас могла бы заявить, что на его лице отражалась смесь эмоций из страха, стыда, радости и нерешительности. Но четырнадцатилетнему подростку показалось, что его лицо исказили пренебрежение и неприязнь. Я испугалась, что сделала что-то не так. Но Марк сумел взять себя в руки и скрыть эмоции под маской радости. Уже в то время он был замечательным актером, а я наивной влюбленной дурочкой. Да, именно тогда, в четырнадцать, я осознала, что влюблена в него. И с тех пор, проводя время вместе, стремилась к тактильному контакту, подстраивала якобы случайные прикосновения, находила повод побыть подольше рядом с ним. Я видела, что Марк тоже проявлял ко мне больше внимания, а временами смотрел так, будто ничего прекраснее в своей жизни не видел. Тогда я не думала, что это может быть игрой.

Спустя полтора года напряжение между нами достигло апогея. Отец уехал в командировку на пару недель, оставив меня под опекой Марка. Однажды вечером мы с ним смотрели старую французскую комедию в его комнате, параллельно играя в карты. В какой-то момент я схитрила и обыграла его. Возмутившись нечестной тактикой, Марк начал меня щекотать, зная, что с детства боюсь щекотки. Вырвавшись, я принялась бегать по комнате, а он бросился вдогонку. Мы дурачились как два малых ребенка, пока я случайно не запнулась и не налетела на него, опрокинув нас обоих на кровать. Оказавшись сверху, прижимаясь к крепкой груди объекта своих мечтаний, вдыхая аромат его тела, касаясь его носа своим, я могла лишь желать, чтобы время на мгновение остановилось и позволило мне насладиться близостью наших тел. Марк дышал так же тяжело, как и я. Он не торопился вставать, но и ничего другого не предпринимал. Просто смотрел на меня, выжидая. Не знаю, как тогда мне хватило смелости, но я прикрыла глаза и поцеловала его. То был легкий, невинный поцелуй, но он стал моим первым, и я запомнила его на всю жизнь. Отстранившись, я посмотрела на Марка, в глазах которого начинало плескаться отчаяние.

– Что ты делаешь, Ники?

– Разве не очевидно?

Я слезла с него, усевшись на край кровати. Он устроился рядом и запустил руки в волосы, тяжело вздохнув.

– Послушай, такого не должно повториться. Ты уже не ребенок.

– Вот именно, мне почти шестнадцать, а выгляжу и того старше.

– Не перебивай. Неважно, на сколько ты выглядишь. И возраст сейчас вообще ни при чем. Я практически твой брат. В семье такое поведение неприемлемо. Уверен, скоро ты встретишь достойного парня, вы влюбитесь, и ты сможешь дарить ему поцелуи. Поэтому давай сделаем вид, что ничего не произошло, и пойдем досматривать фильм, – высказавшись, он отправился в кресло перед телевизором, ожидая, что я присоединюсь. Ведь я всегда его во всем слушалась. Но не в этот раз.